Вспомнив Анн-Мари, Женевьева заметила:
— О да, это я хорошо могу себе представить.
— Черт побери мой длинный язык! — Хейр взглянул на нее с неподдельным участием. — Я совсем забыл про вашу сестру.
— Вы знаете?..
— Да, Мунро рассказал мне. Он считал, будет лучше, если я узнаю всю подоплеку.
Она потянулась за сигаретой.
— Чувствую, что должна сыграть роль солдата до конца.
— Ну, вы-то офицер авиации…
— Кто? — изумилась Женевьева, чуть не выронив зажигалку.
— Все разведчицы, идущие на задание, оформляются как офицеры того или иного рода войск. Француженок обычно оформляют во Вспомогательный женский корпус. Многих английских девушек оформили в добровольческие санитарные отряды.
— В ЖСДО?
— Да, но у Мунро вообще мертвая хватка. Насколько я знаю, вас вчера приписали к ВВС как офицера. Кстати, голубая форма Королевских воздушных сил будет вам к лицу, если, конечно, у вас когда-нибудь появится шанс надеть ее.
— Он ни слова не сказал мне об этом.
— Мунро? — Хейр пожал плечами. — Старый хитрый пес, но в его сумасшествии есть система. Прежде всего, у офицера всегда есть шанс получить помощь, если он попадает в руки врагу.
— Но ведь есть еще что-то?
— Это дает ему контроль над вами. Если вы нарушите приказ во время войны, вас могут расстрелять.
— Мне иногда кажется, что война шла всегда.
— Мне хорошо знакомо это чувство.
Дверь открылась, и вошел Крэйг.
— Ну, как дела?
— Прекрасно. Мы идем по расписанию, — ответил Хейр и повернулся к Женевьеве: — На вашем месте я бы спустился вниз. Попытайтесь немного поспать. Воспользуйтесь моей каютой.
— Хорошо. Я так и сделаю.
Она оставила их вдвоем, пробралась по качающейся палубе и спустилась вниз в крошечную каюту Хейра. Койка была такой узкой, что Женевьева едва ли смогла бы вытянуться на ней, и она лежала, подогнув колени кверху и глядя в потолок. Так много событий произошло, они кружились перед ней, но она постепенно проваливалась в сон и через несколько минут отключилась.
У берега в районе Финистера все еще кое-где лежал туман, луна иногда проглядывала из-за туч. "Лили Марлей" замедлила ход, приближаясь к берегу, глушители снижали шум двигателей. Экипаж занял свои места у пулеметов на носовой и кормовой частях палубы, а у Хейра на бедре висела кобура с пистолетом, снятым с предохранителя. Лангсдорф надел каску, а Хейр и Крэйг осматривали берег в бинокли ночного видения. Женевьева ждала позади, Рене притаился за ее плечом. Внезапно на берегу вспыхнул тонкий луч света и мгновенно погас.
— Вот они, — сказал Хейр. — Превосходно. — Он положил руку на плечо Лангсдорфа. — Теперь тихо, спокойно. Самый малый вперед.
Пирс у маяка Гросне выплыл на них из темноты, волны глухо бились внизу, вскипая у громадных ржавеющих металлических свай. Они бились о нижний причал, и команда выбросила за борт кранцы. Она заметила внизу на палубе Шмидта со шмайсером на изготовку.
На верхней части пирса зажегся свет, и чей-то голос по-французски спросил:
— Это вы?
— Большой Пьер, — сказал Крэйг. — Пошли. Женевьева и Рене двинулись вперед, Крэйг и Хейр шли следом. На причале она обернулась, чтобы последний раз взглянуть на палубу. Шмидт улыбнулся ей.
— Не дай этим негодяям раздавить тебя, красавица. Крэйг подошел поближе.
— Подарок для вас. — Он подал ей вальтер и запасную обойму к нему. — Суньте его в карман. Ни одна девушка не должна ходить без оружия.
— Да уж, не в этих местах, — сказал Хейр и обнял ее. — А дальше решайте сами.
Крэйг повернулся к Рене:
— Верни ее целехонькой, не то я оторву тебе яйца.
— Майор, если что-то случится с ма-амзель Женевьевой, то же самое произойдет и со мной.
Крэйг смягчился и примирительно произнес:
— О'кей, мой ангел, лезьте наверх. Величайший момент вашей карьеры. Как говорят в шоу-бизнесе, сломайте ногу.
Она быстро повернулась и, скрывая слезы, начала взбираться по ступенькам. Рене шел за ней. В конце пирса стоял грузовик, рядом с ним копошились какие-то тени, потом вперед выступил человек и заступил им дорогу. Никогда в жизни она не видела человека такого угрожающего вида. На нем была суконная шапка, старый грязный молескиновый пиджак, краги и рубашка без воротника. Трехдневная щетина на подбородке и шрам на правой щеке дополняли общее впечатление.
— Большой Пьер? — спросил Рене.
Женевьева опустила руку в карман и нащупала вальтер.
— Этот человек не может быть нашим, — зашептала она Рене скороговоркой, настолько напуганная, что сказала это по-английски.
Человек со шрамом на лице вдруг улыбнулся.
— Ужасно сожалею, что привел вас в замешательство, старушка, — сказал он со сногсшибательно пижонским оксфордским акцентом, — но если вы ищете Большого Пьера, то это именно я.
За ним из темноты вышли человек двенадцать молодцов с ружьями и пулеметами системы «Стена». Они стояли стеной, молча уставившись на нее.
Она прошептала Большому Пьеру:
— Не знаю, что о них думают немцы, но меня они определенно пугают.
— Да они просто великолепны, разве не так? — Он хлопнул в ладоши. — Эй вы, крысиная семейка, — произнес он скороговоркой по-французски. — Давайте двигаться и следите за своим языком. С нами дама, помните об этом.
Грузовики такого типа называют газогенами, потому что они работают на газе, образующемся при сжигании древесного угля в печи, установленной сзади в кузове. Большой Пьер вел машину довольно быстро, насвистывая что-то сквозь зубы.
Женевьева вдруг спросила:
— А если мы нарвемся на немецкий патруль?
— Немецкий что? — Вблизи от него исходил жуткий запах.
— Патруль, — повторила она.
— Только не здесь. В этих местах они бывают только тогда, когда им это позарез нужно. Это значит, только днем и когда их много. О любом таком отряде в радиусе пятнадцати миль сегодня ночью я бы знал, уж поверьте мне.
Ей захотелось расхохотаться в ответ, уж больно серьезно он это сказал.
— Стало быть, вы тут все контролируете?
— Ваш голос всегда звучал по телефону так восхитительно. Приятно показать вам свою физиономию, — продолжал он. — Вы когда-нибудь бывали в Оксфорде?
— Нет.
— А в Норфолке?
— Сожалею, тоже нет.
Они перевалили за гребень холма, и в этот момент в просвет между облаками выглянула луна. В ее свете Женевьева увидела внизу в долине железную дорогу и несколько домов — это был Сен-Морис.
— Жаль, — сказал он. — Я там вволю пострелял. Около Сэндрикхэма, где у короля деревенская усадьба. Красивое место.
— Вы скучаете по нему?
— Не очень. Делаю все, чтобы держать себя в форме. Ну что бы я делал без всего вот этого? Понюхайте, как я пахну. Здорово, правда? Назад, к природе!
— А чем вы занимались раньше?
— Вы имеете в виду до войны? Преподавал английскую литературу во вполне второразрядной средней школе.
— Вам это нравилось?
— О да, скаутские игры для мальчиков и все такое. Самые тяжелые раны в жизни причиняют смятые лепестки роз, а не их шипы, мисс Треванс, согласны?
— Не уверена, что вполне понимаю вас.
— Именно так говорили мои ученики. — Они как раз въезжали в поселок, и Большой Пьер замедлил скорость. — А вот и складской двор. — Они свернули между двумя массивными стойками в мощеный двор и подъехали к дому в углу. Грузовик остановился, и Пьер заглушил мотор. Дверь открылась, кто-то выглянул наружу. Рене вылез из кузова и помог спуститься Женевьеве.
— Большое спасибо, — сказала она.
— Наша цель — угождать. — Большой Пьер улыбнулся ей, глядя сверху вниз. — Мятые лепестки роз. Подумайте об этом.
Он вывел машину со двора, а Женевьева вошла в дом вслед за Рене.
Она устроилась перед зеркалом в маленькой спальне. Чемоданы Анн-Мари лежали на кровати, сумочка была открыта, бумаги тоже на кровати, рядом с сумкой. Тут были ее французский паспорт, немецкий аусвайс, продовольственные талоны и водительское удостоверение. Она аккуратно провела тушью по бровям и ресницам. В этот момент открылась дверь и вошла мадам Дюбуа. Это была маленькая темноволосая женщина с изможденным лицом и в поношенном платье. На чулках дырки, а туфли, казалось, вот-вот развалятся на куски.
Губы мадам Дюбуа поджались, и Женевьева почувствовала, что женщине не понравилась шикарная одежда, разложенная на кровати. Темно-синий костюм с плиссированной юбкой, шелковые чулки, атласная блузка жемчужного цвета.
Вспомнив, кого она должна изображать, Женевьева резко сказала:
— В следующий раз стучитесь, прежде чем войти. Что вам нужно?
Мадам Дюбуа пожала плечами:
— Поезд, ма-амзель. Только что подошел. Муж послал меня сказать вам.
— Хорошо. Скажите Рене, чтобы подал машину. Я скоро спущусь.
