Прячась за камнями и в кустах, Зайченко и Потапов ушли куда-то влево. Стало совсем тихо. И не верилось, что в каком-нибудь десятке шагов, в кустах или за обломком скалы, лежит, сжимая шершавую рукоятку пистолета, хитрый и опасный враг.
Николай присел на корточки и очень осторожно выглянул из-за скалы. Неподвижно, не шелохнув ни одной веткой, стояли кустарники. Выше их на серой поверхности скалы четко обрисовывалось отверстие пещеры. Николай выставил голову чуть подальше. Где-то в кустах щелкнул выстрел, и пуля, черкнув по поверхности скалы, в каких-нибудь десяти сантиметрах над головой Белявина, с визгом умчалась в сторону. Николаю показалось, что большой куст орешника, растущий шагах в пятнадцати от него, чуть шелохнулся.
Резко отдернув голову, Белявин отвел предохранитель своего пистолета. Его охватила злость. Он обогнул скалу с другой стороны и, прицелившись в подозрительный куст, два раза нажал спусковой крючок…
Теперь он уже ясно заметил, что куст чуть качнулся и сейчас же оттуда защелкали ответные выстрелы. Шпион, как видно, не экономил патроны — пять пуль просвистело мимо Николая.
Николай отполз на несколько шагов от скалы и снова выстрелил в шевелившийся куст. Ответная пуля полетела откуда-то сбоку — враг явно переменил позицию.
Белявин укрылся за каменным обломком и долго сквозь выросшее в расселине небольшое, кудрявое деревцо искал новую позицию врага. Но шпион ничем не выдавал себя.
Левее раскатисто и гулко грохнула двустволка Потапова. Видно было, как полетели на землю ветки, подрезанные картечью. Лесник подполз к Николаю и вновь выстрелил из своего ружья. Ответных выстрелов не было слышно в раскатистом грохоте двустволки, но пуля ударилась в камень и с визгом ушла вверх.
Потапов, присев на камень, перезаряжал свое ружье.
— Ну, где же капитан? — тихо спросил Николай.
— Молодец ваш капитан! — кивнул головой старый лесник. — Ведь сумел перемахнуть провал! Я так и думал, что сорвется он на круче, не дышал, по правде сказать… А он сумел проползти. Сейчас уже где-то там, наверное! — Старик указал рукой по направлению к пещере. — Теперь надо нам беспокоить этого гада, чтобы не заметил он капитана.
Он высунул двустволку из-за камня и грохнул сразу из двух стволов. Николай заметил, что ответные выстрелы раздались из-за груды камней, шагах в восьми от них. Враг, очевидно, решил попробовать вырваться из западни.
Белявин поднял руку с пистолетом, но выстрелить не успел. Кусты, росшие позади подозрительной груды, раздвинулись и из них выпрыгнул Зайченко. Он исчез за камнями и сейчас же оттуда раздалась пистолетная очередь, ругательства, шум борьбы…
Николай бросился на помощь капитану. Пробежав несколько шагов, он увидел борющихся. Зайченко удалось заломить назад руки диверсанту, но враг не сдавался, он силился сбросить с себя противника. Видно было, что капитан, несмотря на свою силу, с трудом сдерживает руки вырывающегося врага.
— Ве-рев-ку! — прохрипел капитан, заметив подбегающего Белявина.
Вдвоем им удалось прижать Пелипенко к земле. Прибежал Потапов и помог связать шпиона.
Пелипенко перевернули на спину. Он лежал бессильный, запыхавшийся, растрепанный, но глаза его все еще горели отчаянной злобой хищника.
Увидев Потапова, шпион злобно выругался и прохрипел:
— Эх, жаль, что я тебя, старого черта, не пришил где-нибудь в лесу!
— Лежи, змеюка, не ворошись! — брезгливо ответил старый лесник, с презрением глядя на врага.
— Осмотрите пещеру, лейтенант! — сказал Зайченко, все еще тяжело дыша после борьбы.
Раздвигая цепкие, гибкие ветки кустарника, Белявин добрался до пещеры. Лучи утреннего солнца заглядывали через широкое отверстие и освещали пещеру, но глубина ее оставалась темной.
Сразу же у входа, за каменистым выступом, Николай обнаружил вещи шпиона — двустволку, патронташ и небольшой чемоданчик с радиопередатчиком, изготовленным немецкой фирмой. Здесь же валялись коробка с запасными обоймами к пистолету «парабеллум» и какая-то потрепанная книжка. Белявин раскрыл книгу. Это был уже известный ему томик Пушкина, издания 1912 года…
«Не по этой ли книге негодяй шифровал свои радиодонесения?» — подумал Николай, пряча Пушкина в свою полевую сумку.
Затем он включил фонарик и осмотрел пещеру. Больше в ней он ничего не нашел.
Захватив с собой рацию, Николай вышел из пещеры и несколько секунд стоял молча, вглядываясь в даль. Под высоким голубым небом нежились под жарким солнцем лохматые от лесов горы. Внизу грозно ревел горный поток, словно подчеркивая своим однотонным шумом дремотную, мирную тишину…
Лейтенант Белявин одернул на себе форменную гимнастерку и тихо постучал в дверь.
— Войдите! — ответил из-за двери майор Величко.
Кабинет майора был освещен лучами заходящего солнца. Розоватые блики играли на стеклах книжных шкафов. Майор, откинувшись на стуле, курил свою неизменную трубку. Серые глаза его приветливо взглянули на вошедшего.
— Ну, какие новости, Николай Борисович? — улыбнувшись, спросил майор. — Садись!
— Все в порядке, Федор Иванович, — ответил Белявин. — Как я и думал, Пелипенко шифровал свои донесения с помощью томика Пушкина. Вот расшифровка. — Он подал майору несколько листков бумаги. — А сегодня ночью я принял ответ на последний запрос Пелипенко. Заграничные хозяева предлагают ему выкручиваться собственными силами. Вот их ответ, расшифрованный мною по тридцать пятой странице той же книги.
Майор прочел несколько строк, написанных четким почерком Белявина, и удовлетворенно кивнул головой.
— Теперь все ясно! — сказал он. — Следы врага привели нас в его логово, враг обезврежен… Все арестованные дали ценные показания — в этом нам сильно помог Виктор Бураков, известный вам под именем Павла Струева… Личность диверсантов нам теперь ясна.
Майор взглянул на Белявина и положил руку на толстую папку, лежащую перед ним.
— Тебя, конечно, интересуют показания диверсантов? Ты прочтешь их. А сейчас я вкратце, так сказать, тезисами перескажу их тебе…
Величко выбил трубку и вновь набил ее.
— Виктор Бураков действительно десятилетним мальчиком был увезен фашистами в Германию. Потом воспитывался в американском приюте и попал в шпионскую школу мистера Ральфа — «специалиста по русским вопросам». Там встретился с сыном белогвардейца, в свое время удравшего в Америку, — Анатолием Дроздовским, известным тебе под именем Петра Зотова. Все трое были сброшены с самолета на сигнал старого резидента иностранной разведки Пелипенко. Наши враги за рубежом планировали довольно крупную диверсионную операцию. Они хотели похитить подполковника Ушакова или расчеты его изобретения. А попутно хотели завербовать в свою агентуру профессора Качемасова. Это обеспечило бы шпионам отличную, безопасную явку. На обратном пути предполагали взорвать железнодорожный туннель и заразить водоемы бактериями. Эти диверсии они хотели представить как «восстание народов Кавказа против советской власти». Таким образом они думали замести следы похищения — дескать, где тут говорить об Ушакове, когда на Кавказе беспорядки и эпидемия холеры. Далее название для этой диверсионной операции подобрали — операция «два зет»…
Майор помолчал, раскурил трубку.
— А диверсия против группы археологов была задумана Пелипенко еще в прошлом году, когда юн работал в экспедиции профессора Качемасова и выкрал у него письмо его погибшего сына. Резидент знал, что экспедиция продолжит работу следующим летом. И Пелипенко и его зарубежные хозяева рассчитывали, шантажируя профессора, использовать его в своих целях и с его помощью, как выразился мистер Ральф, «входить в русскую среду» «Письмо от сына» было сфабриковано лично Ральфом…
— Разрешите один вопрос, Федор Иванович, — сказал Белявин.
— Пожалуйста! — дружески улыбнулся майор.
— Вернее, у меня есть несколько вопросов… Как за границей узнали, что существуют студенты Петр Зотов и Павел Струев?
— Очень просто. С месяц тому назад Московский государственный университет посетила группа иностранных туристов. Среди них был один журналист — этакий приветливый, добродушный толстячок. Он беседовал со многими студентами, интересовался, как они учатся, где думают провести свой летний отдых. В числе этих студентов были Струев и Зотов…
— А почему вы, Федор Иванович, с самого начала стали подозревать, что это дело не такое простое, как предполагал капитан Зайченко?
— Ну, это, Николай, объясняется профессиональной интуицией и опытом, — засмеялся майор. — Мне сразу показалось, что история с убитым диверсантом уж слишком проста и смахивает на искусную подделку, предназначенную для того, чтобы замести следы одного или нескольких скрывшихся парашютистов. Потом меня заставил насторожиться этот костер, разведенный возле убитого. На черта людям, перепуганным ночной стычкой с диверсантом, было разводить этот костер? Ведь они не могли знать, сколько парашютистов было высажено с самолета. И, мысля логически, должны держаться настороженно, не раскрывая свое местонахождение этим костром… Затем произошел случай со «студентом Зотовым», неизвестно как оказавшимся на полигоне. А вскоре ты сообщил о следах человека, наблюдавшего из-за кустов за испытанием «радиоглаза». Ты категорически утверждал, что этот любопытный наблюдатель в ночь появления неизвестного самолета находился среди участников археологической экспедиции. Это еще более насторожило меня. Я допускал возможность того, что один из участников экспедиции случайно попал на полигон. Но когда кто-то из той же экспедиции вторично явился для наблюдения за испытанием изобретения, это уже не могло быть случайностью. Интерес, проявляемый кем-то к полигону, выглядел уж слишком настойчивым, подозрительным. А тут ты доставил письмо и карточку, пробитые картечью. Письмо было адресовано какому-то Алеше. Среди участников экспедиции был только один Алексей — Демидов. Тогда у меня появилась твердая версия, что убийство парашютиста — только ловкая инсценировка, поставленная режиссерами из иностранной разведки. Но в моих предположениях был еще целый ряд темных мест — роль старого лесника Пелипенко и, наконец, доцент Демидов — реальная личность. Я выехал в Москву, встретился с матерью Демидова, достал его фотографии и убедился, что письмо было адресовано именно Алексею Павловичу Демидову. Попутно я установил местонахождение студентов Зотова и Струева… Вот и все…
