Так вот, придумал я, Литтон неожиданно загремел в больницу с подозрением на гепатит. Нужно было срочно подыскать ему достойную замену, а пока предложить свою не столь же компетентную, но по крайней мере не менее увлеченную музыкой компанию. Элис, свою восхитительную некогда помощницу, а теперь уже и младшего партнера, послать на выручку я не мог — она любит блюз и регги. А мы держимся за каждого своего клиента, даже если он не так неприлично богат, как Спиридон. Поэтому Джессика не удивится, если я самолично и срочно полечу закрывать брешь.
Джессика не удивилась. У нас ведь вообще идеальный брак. Мы живем без оглядки на другого, так, как дышится, зная, что другой тебя во всем поддержит.
— Солнышко, а почему бы тебе тоже не отдохнуть там несколько дней? — сказала она. — Ну, я не могу утверждать про Бриттена и Хиндемита, но Генделя ты же любишь? И Моцарта. И в Ковент-Гарден походишь.
— Так, может, и тебе со мной полететь?
Это опять вылезает наружу подлость моей если не натуры, то ситуации. Я прекрасно знаю, что Джессика, с тех пор как Бобби стал взрослым, ни за что не оставит его одного. Раньше, маленького, она еще могла отвезти на несколько дней к своей матери в Хайаннис-Порт. Но сейчас Бобби в колледже, с занятий его не сорвешь, а предоставить любимого сыночка самому себе она не захочет. Бобби как раз очень славный мальчик, проблем с ним нет. Но материнскому сердцу надо тревожиться, Джессикиному сердцу надо. А мне приходится предложить поехать со мной, потому что при наших отношениях иначе было бы странно.
Джессика на секунду задумывается. Зная ее, как знаю ее я, вспомнила о трех сексапилках, сопровождающих Спиридона во всех поездках. Но это длится ровно секунду.
— Да нет, куда я поеду? У Бобби экзамены на носу.
Я вздыхаю, на этот раз искренне:
— Мы хотели пойти поужинать вместе.
— А тебе прямо сейчас надо лететь?
— Чем раньше, тем лучше.
Джессика подходит и целует меня в губы. У нее — не знаю, объяснимо ли это научно, — в любое время года дыхание пахнет малиной.
— Тогда поезжай. Не думай ни о чем.
Я не зря занимаюсь туристическим бизнесом. Все интернетовские формы у меня заранее заполнены, и купить билет на ближайший рейс в Лондон заняло три минуты — десяток кликов мыши. До приезда такси у меня едва было время закинуть в чемодан вещи — мой самолет взлетал через три часа из Кеннеди.
— Ты вернешься на Пасху? — спросила Джессика, наблюдающая за моими лихорадочными сборами.
Джессика — искренне верующая католичка, для нее это важно.
— Конечно. Может, даже раньше.
— Приезжай на Пасху, — сказала она.
То есть не спеши, только к вечеру субботы будь снова дома. А у меня сжалось сердце: вот мы сейчас попрощаемся в спешке, и, возможно, я ее больше не увижу никогда.
4
Я действительно летел в Хитроу. Я знаю, знаю — Мохов бежал как раз в Англию, и, получается, я сам совал голову в пасть льва. Однако по здравом размышлении это показалось мне не более рискованным, чем бегство через любую другую страну.
Во-первых, если Мохов сдал меня давно, ФБР, чтобы я не исчез, был смысл арестовать меня еще в нью-йоркском аэропорту. В последний раз я выезжал из Штатов пару месяцев назад — проверить маршрут гонок на снегоходах через всю Гренландию. Мы хотим организовать грандиозное международное соревнование, и моя помощница Элис работает над этим уже несколько месяцев. Так вот — ничего: я тогда прекрасно выехал из страны и столь же прекрасно въехал обратно. Да и пару часов назад преспокойнейше прошел паспортный контроль в Кеннеди, подтвердив тем самым правильность своей теории. Похоже, Мохов работает на МИ-5 или МИ-6 совсем недавно. А может, и вообще не работал раньше — копил материал.
Тогда — это второе — я, конечно же, не в первом эшелоне. Коллег из английской контрразведки в первую очередь будут интересовать наши источники внутри самой МИ-5, внутри их разведки, МИ-6, в британских правительственных учреждениях, крупных военных корпорациях… Своя рубашка ближе к телу, а на этом теле моих следов нет. Ну, где-то самая малость, остаточные явления.
Вторым эшелоном пойдут Штаты. Как говорил мне в последний раз, когда я был в Москве, Эсквайр, кузены-англосаксы по-прежнему обмениваются информацией достаточно активно. Американцы пойдут по тому же списку, начиная со спецслужб. Ну уж в Штатах я вообще не мог засветиться.
Не помню, говорил я об этом или нет, я со своим куратором условился об этом с самого начала: против страны пребывания я не работаю. Не потому, что в Америке все замечательно, и не потому, что Контору она интересовать перестала. Просто иначе я не смогу бороться с сознательной шизофренией, с которой я и так-то едва справляюсь. Ведь работать против Штатов — это работать против Джессики, Бобби, Пэгги, против моей помощницы Элис, которая стала чуть ли не частью семьи. Вот я добыл какой-то американский военный секрет. Передавая его Конторе, я делаю более уязвимыми всех своих близких здесь. Погибни, не дай бог, кто-то из них в противостоянии с Россией, я буду соучастником этого убийства. Нет, я готов ринуться в любую точку земного шара, подключиться к самой рискованной операции, но не в Штатах, не против Штатов. Это было мое условие, и Эсквайр принял его без обсуждения и споров.
Так вот, уговаривал себя я, за опознание таких, как я, Мохова усадят, когда все сливки уже будут сняты. Несколько недель, может быть, месяц в запасе у меня был.
Была еще одна причина, по которой я летел через Англию — и это не глупо и не смешно. Я уже говорил, я предпочел бы, чтобы меня раскрыла чья-либо контрразведка, но не Джессика. А со Спиридоном она едва знакома, и то, что его многоуважаемый гид никогда не был болен желтухой, вряд ли рискует когда-нибудь всплыть. И Спиридон действительно был одним из тех клиентов, ради которого стоило лететь через океан, бросив все дела.
Короче, и когда днем я шел по солнечной стороне Мэдисон-авеню к себе домой, и теперь, в самолете, Англия казалась мне вполне приемлемой первой остановкой, позволяющей лететь дальше с другим паспортом. На случай провала меня всегда ждала небольшая конспиративная вилла на Кипре, квартира в Мадриде, квартира в Париже, квартира в Вене. Мне есть где укрыться в надежном месте и в Лондоне, только я не собирался прятаться. Опасности нужно смотреть в глаза, иначе получишь удар в спину. А потому мне нужно было срочно встретиться с Эсквайром.
Мой куратор, которого я про себя зову Бородавочник из-за больших родинок, рассеянных по его лицу, из Москвы уезжает редко. Отдыхает он исключительно в нечерноземных областях родной страны — из-за начинающего шалить сердца и нежелания удаляться от места работы. Даже в Сочи не ездит по тем же причинам. За границей я видел его лишь однажды — он вдруг сам прилетел в Париж на мой сигнал S.O.S. Он тогда подверг меня несоразмерным рискам, о которых я не подозревал, и, видимо, терзался совестью. Так или иначе, поговорить с ним можно было только в Москве.
Я поостерегся отправить Эсквайру ответное сообщение. Ну, что предупреждение я получил, уже покинул Штаты и собираюсь с ним встретиться. Я не уверен, но мне кажется, что сейчас уже можно дистанционно проследить, на какой сайт вы заходите со своего компьютера, какую страницу открываете, какое сообщение пишете. Надо будет уточнить в Лесу, какие еще стороны приватной жизни уже сведены на нет техническим прогрессом. И с нашим человеком в Лондоне я не связывался — на случай, если меня прослушивали. Но чтобы попасть в Москву, мне нужно было, чтобы кто-то подвез мне в Хитроу паспорт на другое имя и прочие документы, без которых вы, строго говоря, не существуете. Есть несколько городов, в которых на меня хранится запасной набор, Лондон — один из них.
В Хитроу я прилечу по местному времени в начале шестого. По экстренному телефону, который у меня был, наверняка кто-то дежурит круглые сутки. Но пока этот человек заберет мой новый паспорт, который лежит где-нибудь в надежном тайнике, пока доедет до аэропорта, будет в лучшем случае часов восемь утра. Я смогу вылететь не раньше девяти — это уже полдень в Москве. Если лететь, заметая следы, скажем, через Прагу, я попаду туда только поздно вечером. День пропадет. А прямых утренних рейсов из Лондона в Москву всегда как минимум три-четыре. Четыре часа лету, три часа разница во времени — если повезет, сразу после обеда я буду на месте. А Бородавочник, конечно же, как обычно, отложит все другие дела, чтобы со мной встретиться.
Я вытянул из-под кресла подставку для ног и устроил поудобнее на шее надувную подушку. Еще одну текилу? Я выпил одну перед взлетом, одну за ужином плюс пару бокалов белого «Вьянса Витториа». Я летел «Дельтой», которая из патриотических соображений предлагает калифорнийские вина; правда, это оказалось неплохим. В последнее время я стал думать об этом — ну, сколько я пью. Когда я дома, мне хватает пинты пива или стакана вина в конце дня. Но стоит мне войти в свою вторую жизнь, метаболизм — или стресс — начинает жадно требовать легковоспламеняющихся жидкостей. И как теперь поступить? А, мне лететь еще больше четырех часов! Я поискал глазами стюардессу, которая тут же с улыбкой направилась ко мне. В первом классе их учат ловить взгляды пассажиров и выполнять их малейшую прихоть. «Да, еще одну текилу, пожалуйста. А, несите сразу двойную».
