— Они сказали мне, что у тебя плохо с сердцем. Бригадир Мунро сказал, что у тебя проблемы со здоровьем.
— Что за чушь! По-твоему, я выгляжу больной? — Она почти рассердилась.
— Нет, — сказала Женевьева, — ты выглядишь прекрасно. Я принесу тебе выпить. — Она подошла к шкафчику и открыла его. Вот и еще одна ложь Мунро, чтобы заставить ее действовать в соответствии с его желаниями, а Крэйг Осборн помогал ему. Ее рука слегка дрожала, когда она наливала «Курвуазье» в хрустальную рюмку.
Гортензия выпила коньяк одним быстрым глотком и задумчиво посмотрела в нее.
— Бедный Карл…
— Почему ты так говоришь?
— Ты думаешь, что я теперь допущу, чтобы он прикасался ко мне, зная, что эти звери сделали с Анн-Мари? — Она поставила рюмку на столик у кровати. — Мы жили в состоянии войны, Анн-Мари и я. Она была эгоистична и совершенно безжалостна, когда дело касалось ее желаний, но она была моей племянницей, моей плотью и кровью. Де Вуанкур.
— И хорошо поработала в последние несколько месяцев.
— Да, ты права, и мы должны сделать все, чтобы ее усилия не пропали даром.
— Для этого я сюда и приехала. Гортензия щелкнула пальцами:
— Дай мне еще сигарету и скажи Шанталь, чтобы приготовила мне ванну. Я часок поваляюсь в ней и обо всем поразмышляю. Посмотрим, что можно сделать, чтобы отплатить этим джентльменам внизу. Ты погуляй, cherie. Приходи через час.
В Холодной гавани шел дождь. Крэйг зашел на кухню в поисках Джулии. Она сразу обратила внимание на его теплую полушинель.
— Вы уезжаете?
— На некоторое время. Погода в Кройдоне прояснилась. Я лечу туда с Мунро на «лизандре». — Он обнял ее рукой. — У вас все в порядке? Вы как будто не в себе.
Она с трудом улыбнулась:
— Я знаю, что забавляю вас моими картами таро, Крэйг, но у меня, правда, есть дар. Я чувствую. Я просто знаю, когда что-то не так, как должно быть.
— Объясните, — сказал он.
— Женевьева — ее сестра. Все гораздо сложнее, чем кажется. Я не думаю, что Мунро сказал нам всю правду, если это вообще правда.
И он внезапно поверил Джулии, потому что сердце его сжалось.
— Женевьева… — задумчиво произнес он, и его руки крепче сжали плечи Джулии.
— Да, Крэйг. Я боюсь.
— Не бойтесь. Я разберусь в этом. — Он улыбнулся. — У вас есть Мартин, он не оставит вас. Обговорите все с ним. Скажите ему, что я покопаюсь в этом деле, когда окажусь в Лондоне. — Он поцеловал ее в щеку. — Верьте мне. Вы знаете, каким дикарем я становлюсь, когда меня разозлят.
Крэйг сидел в самолете напротив Мунро. Бригадир достал бумаги из своего дипломата и углубился в них. Крэйг знал, что спрашивать в лоб бесполезно.
Он заметил:
— Теперь она уже на месте.
— Кто? — Мунро взглянул на него. — О чем вы?
— Женевьева. Сейчас она в замке Вуанкур.
— А, вот вы о чем, — кивнул Мунро. — Надо следить за тем, как там идут дела. Она не профессионал, нельзя это забывать.
— До сих пор вас это не очень-то волновало.
— Видите ли, дорогой мой, я не хотел испортить ей настроение, разве я не прав? Я не жду от нее слишком многого. Две трети всех агентов-женщин, которых мы задействовали, плохо кончили.
Он с невозмутимым видом вернулся к своим документам, и Крэйг задумался. Джулия была права. Что-то тут не так. Он попытался проанализировать шаг за шагом все факты и события. В центре всего, конечно, Анн-Мари. Если бы с ней ничего не случилось, если бы Мунро не было так важно лично увидеть ее… Крэйг вспомнил ту Анн-Мари, которую видел в последний раз, и вздрогнул. Несчастная девочка, в этой клетке в Хэмпстеде, и Баум, заботам которого ее поручили, не желающий даже подойти к ней поближе. Он напрягся на сиденье. Странно. Очень странно. Доктор, который боится подойти к своей собственной пациентке. Тут какая-то тайна.
Остаток полета прошел спокойно. Когда они шли через летное поле к лимузину, ожидавшему их в Кройдоне, он сказал, обращаясь к Мунро:
— Я нужен вам сегодня вечером, сэр?
— Нет, дорогой мой. Развлекайтесь, вы свободны.
— Попытаюсь, сэр. Может, попробую попасть в «Савой», — ответил Крэйг, открывая Мунро дверцу машины.
— Совещания всегда проходили в библиотеке, — рассказывала Гортензия. — Сейчас Прим использует ее как свой основной кабинет. Он даже спит там на походной кровати. У него есть еще маленький кабинет рядом с кабинетом Райсшлингера, но тот для каждодневной работы.
— Как это самоотверженно с его стороны, — усмехнулась Женевьева. — Я имею в виду походную кровать.
— Все важные документы всегда хранятся в сейфе в библиотеке.
— За портретом Елизаветы, одиннадцатой графини де Вуанкур?
— Ты помнишь?!
— Почему ты так уверена в том, что говоришь?
— Раньше или позже, cherie, каждый мужчина рассказывает мне все, эту привычку я всегда поощряла. Карл не исключение, уверяю тебя. Видишь ли, он не нацист, спаси его Господь. Он часто бывает не согласен с ними, поэтому, когда сердится, начинает болтать. Это помогает ему выпустить пар.
— Ты знаешь, что Роммель будет здесь послезавтра?
— Да. Чтобы обсудить систему прибрежной обороны — Атлантический вал.
— Ты ради этого здесь?
— Чтобы получить любую информацию.
— Значит, необходимо залезть в сейф, потому что все, на что стоит посмотреть, будет именно там.
— У кого ключ? У генерала?
— Нет. У Прима. Карлу никак не удается открыть его самому. Он всегда жалуется. Когда они появились здесь, то отобрали у меня ключ.
— Разве у тебя не было второго? — спросила Женевьева.
Гортензия кивнула головой.
— Они потребовали и его. Очень осторожные люди, эти немцы. Но… — Она выдвинула ящик тумбочки, стоявшей у кровати, взяла шкатулку и открыла крышку. Покопавшись среди валявшихся там в беспорядке украшений, вытащила ключ. — Этот я им не отдала. Можно сказать, запасной запасного.
— Великолепно, — сказала Женевьева.
— Это только начало. Если такие бумаги исчезнут, немедленно поднимется тревога.
— У меня есть фотоаппарат. — Женевьева достала портсигар, нажала на потайную кнопку, и крышка открылась. — Видишь?
— Искусная работа, — кивнула Гортензия. — Так, совещание будет во второй половине дня. Вечером они устраивают прием и бал, после которого Роммель вернется ночью в Париж. Это значит, что, если ты хочешь исследовать содержимое сейфа, ты должна это сделать во время бала.
— Но как?
— Я подумаю над этим, cherie. Положись на меня. — Гортензия похлопала ее по щеке. — Теперь оставь меня ненадолго. Мне нужно отдохнуть.
— Конечно. — Женевьева поцеловала ее и направилась к двери.
Когда она уже взялась за ручку, Гортензия вдруг сказала:
— И еще одно.
Женевьева повернулась:
— Да?
— С возвращением домой, моя дорогая! С возвращением!
Когда Женевьева вернулась в свою комнату, она почувствовала, как устала. В голове пульсировала боль, ее мутило. Она задернула шторы и легла на постель не раздеваясь. Значит, Мунро был с ней не слишком откровенен. В какой-то степени она могла принять его позицию, но Крэйг Осборн… Но зато она опять обрела Гортензию. За это, по крайней мере, она им благодарна.
Она проснулась, почувствовав, что Мариза осторожно трясет ее за плечо.
— Я подумала, может быть, ма-амзель захочет принять ванну перед обедом…
— Да, спасибо, — ответила Женевьева. — Мариза была явно смущена мягкостью ее тона, и Женевьева мгновенно поняла, что вышла из роли. — Давай поворачивайся, девочка! — резко бросила она.
— Да. — Мариза исчезла в ванной, и Женевьева услышала звук пущенной воды.
— Можешь распаковать вещи и прибери здесь, пока я принимаю ванну.
Она вошла, сбросила одежду на пол неопрятной кучей, как с пяти лет делала ее сестра, и погрузилась в воду. Она совсем не была уверена в Маризе, и ее волновало, готовила ли та для кого-нибудь отчеты об Анн-Мари Треванс. Девушка была красива тяжелой, спокойной красотой и явно не глупа. Она была очень вежлива и предупредительна, однако Женевьева не могла забыть тот ненавидящий взгляд ее глаз, которым она ее встретила.
Она наслаждалась горячей водой, но вдруг услышала робкий стук в дверь.
— Сейчас половина седьмого, ма-амзель. Обед сегодня в семь.
"Я опоздала. Я опоздала. Они подождут". — В какой-то момент ей захотелось отдохнуть от всех, остаться в своей комнате, изобразив усталость, но следовало принимать во внимание генерала. Чем скорее они встретятся, тем лучше.
Женевьева медленно выбралась из ванны, взяла шелковый халат, висевший за дверью, и возвратилась в спальню. Она села за туалетный столик, и Мариза сразу же начала расчесывать ей волосы. Женевьеву это всегда сильно возбуждало, но она заставила себя сидеть спокойно, как Анн-Мари.
— А что ма-амзель наденет сегодня вечером?
— Бог его знает. Я должна подумать. — Это было самое правильное решение, ведь комоды были до отказа набиты платьями на любой вкус. У сестры был собственный стиль, да и денег хватало, чтобы выдерживать его. В конце концов она скользнула в нечто шифоновое в приглушенных серых и голубых тонах, воздушное и элегантное. Туфли слегка жали, но ей придется привыкать к этому. Она взглянула на часы. Было пять минут восьмого. — Думаю, пора идти, — сказала она себе.
