Эстрелла вскричала!
«…от дачи показаний отказались. Есть основания подозревать, что в данном происшествии речь идет о неудавшейся попытке похищения, в которое вовлечены по меньшей мере две иностранные секретные службы. Будет проведено расследование. «Бэби Рут» временно поставлена на прикол. Она принадлежит американской миллионерше Рут Вудхаус, с некоторого времени имеющей резиденцию в отеле Авиз. Вы слушали новости. А теперь прогноз погоды на сегодня и завтра»…
Консульша вышла из своего оцепенения. Она выключила радио. Быстро оделась. Жан… Предчувствие не обмануло ее, что-то случилось, что-то скверное, что-то ужасное… Как зовут эту миллионершу? Вудхаус. Рут Вудхаус. Отель «Авиз».
20
С высоко поднятыми седыми кустистыми бровями в библиотеку роскошной «Каза до Сул» вошел камердинер. Звонким голосом он доложил шефу британской разведслужбы:
— Прибыла сеньора Родригес, сэр.
Человек, назвавшийся Шекспиром, легко поднялся. Пружинистой походкой приблизился к красавице консульше, облаченной в плотно облегающее белое льняное платье с яркими цветами и птицами, разрисованными от руки. Обращали на себя внимание несколько избыточный макияж и выражение лица, как у загнанного красивого благородного зверя. Шекспир поцеловал ей руку, камердинер удалился.
Шеф британской разведслужбы предложил Эстрелле присесть. На последнем дыхании, с резко вздымающейся грудью она рухнула в дорогое кресло. От волнения она лишилась дара речи, что случалось нечасто.
Господин, не постеснявшийся присвоить себе имя величайшего поэта Англии, сочувственно произнес:
— Полчаса назад я говорил по телефону с миссис Вудхаус. Я знаю, что вы посетили ее, синьора…
Эстрелла, все еще не пришедшая в себя, кивнула.
— …Миссис Вудхаус — гм — наш очень хороший друг. Она мне сказала, что вы озабочены судьбой — гм — своего очень хорошего друга?
Эстрелла и не подозревала, что она натворила, произнеся следующие слова:
— Озабочена судьбой Жана, бог мой, моего бедного несчастного Жана…
— Жана?
— Жана Леблана — француза. Он пропал со вчерашнего дня… Я едва не помешалась от страха. Вы можете помочь мне… Вам что-нибудь о нем известно? Скажите мне правду, умоляю!
Шекспир многозначительно склонил голову.
— Вы от меня что-то скрываете! — заторопилась консульша. — Я это чувствую. Я это знаю! Будьте великодушны, сеньор, скажите! Мой бедный Жан попал в руки проклятых гуннов? Он умер?
Шекспир поднял руку, узкую, благородную и белую как молоко:
— Не надо так, многоуважаемая сеньора, не надо так. Думаю, что у меня для вас хорошие новости…
— Нет, в самом деле? Пресвятая Мадонна, это так?
— Судя по всему, гм, гм. Два часа назад к нам пришел господин, который вполне может оказаться тем, кого вы ищете.
— Боже, о боже, о боже!
— Как раз сейчас его будит камердинер. И он в любой момент (Послышался стук)… Да вот и он. Войдите!
Дверь отворилась. Появился надменный слуга. Мимо него в библиотеку вошел Томас Ливен, в тапочках, без носков, облаченный в халат из запасников «Бэби Рут».
— Жан!
Крик Эстреллы пронзил воздух. Спотыкаясь о ковер, она ринулась к оцепеневшему возлюбленному, кинулась ему на грудь, обняла и прижала к сердцу, целовала, бормотала, задыхаясь:
— О, Жан, Жан — мой единственный, мой сладкий… Ты жив, ты здесь, я самая счастливая женщина на земле!
С понимающей улыбкой Шекспир отвесил поклон.
— Оставляю вас с сеньорой наедине, — тактично объявил он. — До скорого, мсье Леблан.
Томас Ливен закрыл глаза. Пока на него, как град, сыпались поцелуи Эстреллы, он с отчаянием думал: «Все! Конец! Теперь я влип. Прощай, свобода! Прощай, "Генерал Кармона". Прощай, прекрасная Южная Америка…»
21
Радист Чарли, обитавший в мансарде «Каза до Сул», перед окнами которой утренний ветер покачивал веерообразные пальмовые ветви, холил свои ногти, когда к нему ворвался Шекспир.
— Быстрей. МИ-пятнадцатому. Очень срочно. Подлинное имя коммерсанта Йонаса — Жан Леблан, точка. Просим указаний.
Чарли зашифровал послание, включил передатчик и начал отбивать морзянку.
Между тем Шекспир устроился перед большим громкоговорителем и нажал на одну из семи клавиш с надписью: «Микрофон библиотеки».
Послышалось шипение и потрескивание. После этого Шекспир прослушал следующий диалог между Томасом и красавицей Эстреллой:
— …но почему я ввергла тебя в опасность, дорогой? Почему?
— Тебе ни в коем случае не следовало сюда приходить!
— Но я чуть было с ума не сошла от заботы и страха — думала, что умру…
— Ты ни в коем случае не должна была называть мое имя!
На узких губах Шекспира появилась улыбка.
— Почему? Почему нельзя?
— Потому что мое имя никто не должен знать!
— Но ты же француз! Друг англичан — союзник…
— Тем не менее. А теперь помолчи…
Послышались шаги.
— …где-нибудь здесь обязательно должна быть одна штучка… Ах, вот же она, под столом.
Из громкоговорителя вылетел резкий свист, ужасный треск, потом все смолкло. Шекспир произнес с восхищением:
— Стреляный воробей. Обнаружил и вырвал микрофон!
Несколько минут спустя он увидел, как радист, порхая пальцами, принимал послание.
— Что, «МИ 15» уже ответил?
Чарли кивнул. Он расшифровывал ответ из Лондона. При этом цвет его здорового юношеского лица изменился. Побледнев, он произнес: «Боже всемогущий!»
— Что такое? — Шекспир выхватил листок из его руки. Он прочитал: «от ми-15 Шекспиру Лиссабон — мнимого жана леблана в действительности зовут томасом ливеном он агент германского абвера — недавно одурачил нас с фальшивыми списками французских секретных агентов — задержите этого человека при любых обстоятельствах — с курьерским самолетом к вам немедленно вылетает специальный агент — выполнять все его указания — конец.»
С отборным ругательством Шекспир швырнул листок на пол и выбежал из мансарды. Перепрыгивая через две ступени, он мчался вниз по лестнице в библиотеку.
Страшная картина представилась ему в холле. Тяжелая входная дверь, как, впрочем, и библиотечная, оказались открытыми. Между ними на прекрасном восточном ковре лицом вниз неподвижно лежал человек. Это был холеный дворецкий.
Шекспир кинулся в библиотеку — пусто. Запах духов все еще витал в воздухе. Шекспир выбежал в парк. В этот момент на улице, взвыв, рвануло с места красное такси. Шекспир побежал обратно в холл. Элегантный дворецкий как раз только что пришел в себя. Он сидел на ковре, стонал и массировал шею.
— Как это случилось?
— Мужчина — мастер джиу-джитсу, сэр. Я увидел его, когда он вместе с дамой выходил из библиотеки. Я преградил ему путь, чтобы задержать. Остальное произошло молниеносно, сэр. Я полетел наземь и потерял сознание…
22
Телефон звонил и звонил.
Все еще в халате и тапочках, Томас Ливен с разбегу проскользил в спальню Эстреллы. Шофер красного такси и многочисленные прохожие в последние четверть часа немало дивились его странному одеянию, как, впрочем, и служанки Эстреллы, но Томасу Ливену, всю жизнь одевавшемуся подчеркнуто элегантно, было на это наплевать. Сейчас ему было на все наплевать! Он знал: теперь на кону стоит его голова! Он сорвал трубку: «Алло?» И с облегчением улыбнулся, узнав голос. Звонил друг, единственный друг, который у него еще оставался.
— Леблан, это Линднер…
— Слава богу, Линднер, я только что собирался связаться с вами. Вы где?
— В гостинице. Послушайте, Леблан, я уже несколько часов пытаюсь до вас дозвониться.
— Ладно, ладно, понял. У меня тут случилась неприятность, множество накладок… Линднер, вы должны мне помочь… Мне нужно спрятаться до отплытия нашего судна…
— Леблан!
— …нельзя, чтобы меня видели, я…
— Леблан! Дайте мне наконец сказать!
— Прошу вас.
— Наше судно никуда не поплывет.
Томас опустился на кровать консульши, она вошла за ним, в страхе прижимая свой маленький кулачок к открывшемуся от волнения рту. Томас прохрипел:
— Что вы сказали?
— Наше судно не поплывет.
Пот выступил на лбу Томаса Ливена.
— Что случилось?
В голосе венского банкира прорезались истерические нотки:
— Уже несколько дней меня не покидало скверное чувство. Наша судовая компания вела себя очень странно, я молчал, чтобы не расстраивать вас. Сегодня утром я узнал…
— Что узнали?
— Наш корабль захвачен немцами!
Томас закрыл глаза.
— Что, что такое? — дрожа, восклицала бедная консульша.
Томас простонал в трубку:
— А… а другое судно?
— Исключено! Все распродано на месяцы вперед! Не стоит обманывать себя, Леблан, мы прочно застряли в Лиссабоне. Алло, Леблан, вы меня поняли?