— Господи, каждый раз эта психопатка взвинчивает себя до нужного состояния! До белого каления... Сколько же можно? Хоть бы раз нажала проклятую кнопку, никого не истязая!
— Довольно, — велел Фрешетт, легонько постучав по столешнице согнутыми пальцами. — Возвратимся к основной теме. Как уже говорилось, мужчина пощады не заслуживает, и должен быть казнен как закоренелый убийца и враг народа. Касаемо женщины: хотя она сама и не проливала кровь наших собратьев, но пособничала империалистическим проискам... В чем дело, Руфь?
Мы так и не узнали, что хотела вставить в генеральскую речь апатичная толстуха. Когда она робко, словно скверная ученица, подняла руку, прося разрешения заговорить, внимание собравшихся на ней и сосредоточилось.
Покорный слуга метнулся вперед, хватая спинку стула, на коем восседала Красная Ленточка, разворачивая женщину, прикрываясь ею от Овидия и двенадцатикалиберного дробовика. Ухватив даму за горло, я пустил i дело вторую руку, сгреб Руфь и рывком поставил меж собою и Прево.
Отнюдь не по-рыцарски, согласен. Только и террористки мало походили на королеву Гиневру либо леди Ровену... Кстати, объемистые телеса Руфи заодно обеспечили известную защиту и тоненькой Салли Вонг.
В опешившем собрании подымался форменный дурдом. Фрешетт хватался за лежащий на столе автомат, но являл при этом еще меньше прыти, чем выказал в санатории. Мэнни уже вскочил и с лязгом передернул затвор. Молодой негр, существо разумное, опытное и проворное, растянулся на полу, спасаясь от грядущих фейерверков.
Мимо меня промелькнула маленькая фигурка ринувшейся к выходу Салли. Покорный слуга свалил боковым пинком одного из незнакомцев, пытавшегося перехватить девушку.
Хлопнула дверь.
Цели номер один мы достигли.
Достичь цели номер два — уцелеть самому — было гораздо сложнее.
* * *
Первым выстрелил Иоанн Овидий. Краем глаза я заметил, что Мэнни отшвырнуло к стене и опрокинуло на пол.
Мэнни?..
Что-то копошилось на задворках сознания, что-то, касавшееся Генриха Глока, но времени размышлять не было. Зазвенели разбиваемые стекла, вылетела оконная рама, оглушительно залаял автомат. Генерал Фрешетт палил по кинувшейся в реку Салли Вонг. Изо всех сил я швырнул толстую Руфь на Прево, на дуло глядевшего прямо в глаза пистолета-пулемета. Прево непроизвольно отдернул ствол и оружие оказалось зажато меж двумя телами. Снова грянул двенадцатикалиберный дробовик.
— Овидий, предатель проклятый!
Это орал взбесившийся от ярости, простертый на полу негр. Отрывисто ударил револьвер. Я попытался устоять, но левая нога отчего-то не желала повиноваться, отказывалась удерживать сто семьдесят фунтов живого веса. Отчаянно закричала и повалилась Руфь, непроизвольно ухватившаяся за Прево мертвой хваткой и увлекшая автоматчика за собой.
В меня попали еще раз, но покорный слуга уже не соображал, куда именно, и не думал, насколько опасна или безвредна полученная рана. Я исправно шлепнулся на пол и схватил выпавший из рук Мэнни, заранее взведенный, лишь чудом не выстреливший автомат.
Первые четыре выстрела достались Прево, три последующих — негру. Семь патронов долой из тридцатизарядного магазина (если, разумеется, эти растяпы трудились набивать рожки полностью).
Автомат Фрешетта рокотал как бешеный. Извернувшись, я надавил гашетку и повел стволом справа налево, точно добрый мусорщик шлангом, очищая комнату, дырявя все и вся, не успевшее распластаться или не умудрившееся выскочить вон.
Как выяснилось, ни того, ни другого не сделал никто: слишком велико было смятение, да и описываемое побоище заняло на деле всего несколько секунд.
Я не глядел на Овидия. Коль скоро Гейни-Хлоп намеревался бы меня угробить, он уже проделал бы это раз пять или шесть. Но Гейни отправил к праотцам товарища Мэнни, а потом еще кого-то, и не уделил покорному слуге ни малейшего огнестрельного внимания. Посему его присутствие перестало меня заботить...
Когда магазин опустел и раздался отрывистый лязг отскочившего затвора, зал заседаний являл собою зрелище малоаппетитное. Собственно, я и не такое видал. Однажды привелось посетить подвал, в который сперва набилось немало человеческих существ, а потом влетело три осколочные гранаты. Здешняя бойня выглядела менее впечатляюще, за вычетом крысообразного Мэнни, которому почти полностью снесло череп зарядом волчьей картечи. Второй жертвой Овидия, как ни странно, оказалась Красная Ленточка. Впрочем, присмотревшись получше, я понял: из револьвера колошматила именно сия нежная особа, и поэтому Овидий поступил вполне благоразумно...
Овидий!
Черт возьми, я так люто возненавидел маленького толстяка, что начисто позабыл: ведь именно Генрих Глок избавил меня от верной гибели на электрическом столе! А сейчас уберег вторично...
Шевелиться не хотелось. И не моглось. Но все-таки я шевельнулся и медленно поднялся, чувствуя, что вот-вот развалюсь на части. Последний, уцелевший в кровавом аду, грешник, шагающий по колено в крови других грешников... До колена кровь правда, не достигала, но лужами по полу растекалась. И немалыми, доложу вам, лужами.
Очень, очень осторожно я сделал первый шаг. Позеленевший Овидий сидел, беспомощно привалясь к стене, выронив дробовик. По крахмальной рубахе расползалось кровавое пятно. Красная Ленточка, видимо, опередила Гейни-Хлопа на долю секунды. Глаза казались остекленевшими, но когда я поднял ружье, Генрих с трудом повернул голову.
— Натворили дел, а, мистер Хелм? — еле слышно задал он совершенно риторический вопрос.
— Немалых, — отозвался покорный слуга. — Но кто вы, черт возьми?
Казалось, он не слышит.
— Болван... Я должен был предвидеть это. Чернокожий... Бывший морской пехотинец... Не мог ведь явиться без оружия...
Вот оно что. Значит, Глока подстрелил Комбинезон, а вовсе не размахивавшая револьвером бабенка. И меня подстрелил бы, не всади я три пули прямо в могучую африканскую шею.
— Скажите... в МММ... что я честно... позаботился о вас.
— Где сказать?
— В МММ....
— А-а-а, — невольно осклабился я, — «маковские международные мерзавцы». Они же «мерзавцы международного масштаба». Знаете эту шутку?
— Нет... Мы... в синдикате... говорим иначе. «Мерзопакостные метельщики и мордовороты». Ведь вы... своего рода... метельщики... Негласно убираете... сор.
Он прерывисто, глубоко вздохнул и продолжил более внятно:
— Мы стараемся по возможности не связываться... с правительством. Только в исключительных случаях, со сравнительно безобидными... агентствами. Но известно: тронешь кого-либо из... МММ — пиши пропало. Надо было спасать синдикат от вашей... вендетты. Ибо вы очень большая шишка, и МММ известна как сборище самых чудовищных головорезов, но... простите, мистер Хелм, теперь сомневаюсь. Мне пришлось очень... изрядно потрудиться, чтобы... уберечь вас.
— Извините за беспокойство. Застали Хелма не в лучшей спортивной форме. Зачем Китти Дэвидсон застрелили?
— Подчинился приказу Джоан... Маркет. И вон того... болвана, Фрешетта. И Брассаро болван... завязал дружбу с террористами. Потерял Вальтерса, взбесился, взял напрокат меня... Отто Ренфельд сказал: «Гейни, ребята по уши в дерьме, сами погибнут и нас погубят... Разгреби эту навозную кучу... Береги Хелма. Главное, чтобы... истребители не взбесились. Береги Хелма любой ценой...» Вот я и... сберег. И мы все-таки... немного разгребли эту кучу... вдвоем. Правда, мистер Хелм? Не пожалели сил... Передайте Отто... Передайте...
— Да, Гейни, конечно. Что передать? Но Генрих Глок уже не слышал меня. Надлежало признать: картотека «УЖ» производила должное впечатление. Достаточное, чтобы спасти мою жизнь даже в нынешней передряге.
* * *
— Руфь! — долетел с берега далекий крик. — Руфь, что происходит? Почему стреляют? У меня мотор не заводится! Руфь, отвечай! Кто-то произнес:
— Уходи, сволочь. Уходи, уже вполне достаточно. Убирайся, тварь, не доводи до греха!
Говорил, как выяснилось, я сам. Но стремление покорного слуги не грешить более было делом частным, и к службе не относившимся.
Я обвел разгромленную, залитую кровью кабину быстрым взглядом. Дробовик. Сорок ярдов, не более. Пистолеты-пулеметы. Чуть подальше: пятьдесят, шестьдесят в лучшем случае. Недостаточно. Перешагнув через ноги умершего Глока, я с трудом добрался до камбуза, вынул из пластикового футляра крупнокалиберную снайперскую винтовку. Терпеть не могу пользоваться оружием, которое пристреливал другой человек — даже такой умудренный профессионал, как Овидий.
Но все же я знал в точности, по горькому опыту: на двести ярдов из этой штуки нужно целиться прямо в центр мишени. Видел мишень собственными глазами... Отсюда, стало быть, метим в шесть часов...
Я снял предохранительные крышечки с объектива и окуляра, наскоро проверил оптический прицел, вынул один патрон из коробки, лежавшей в особой внутренней выемке чехла, загнал в камеру. Снял предохранитель. Осторожно приблизился к выходу.
