Но на то и есть на свете он, майор Пронин, чтобы ничего у врагов не вышло, чтобы эти люди спокойно слушали музыку, пили нарзан и не задумывались о своей безопасности.
– Вы говорили, что уважающие себя артисты всегда опаздывают, однако Утесов точен! – сказал Малль.
Пронин посмотрел на его левую руку. Край манжеты вылез из-под рукава пиджака. Кажется, мелькнуло что-то блестящее. Пронин побледнел, сжал губы, но выдавил из себя непринужденным тоном:
– Да, сегодня Утесов пунктуален.
Пронин заволновался. Нужно было убедиться, есть или нет запонка на левой руке. Правую руку он отлично видел – там запонка была. Он нагнулся, чтобы покрепче завязать шнурок на ботинке, и, изогнувшись, все-таки рассмотрел манжет. Облегченно вздохнув, принял обычную позу.
Улыбающийся Утесов вышел на сцену под громкие аплодисменты. Оркестр заиграл попурри известных мелодий, которое заканчивалось шутливым обращением Утесова к публике:
Вот приехали мы к вам,
Здрасьте!
Все ребята, и я сам,
Здрасьте!
Коля, Саша и Орест,
Миша, Вася, весь оркестр,
Много тут есть диковин,
Каждый – почти Бетховен,
Это надо понимать!
Пронин оглядел зал, отыскал взглядом Андрея Горбунова. Тот едва заметно кивнул, уловив взгляд шефа на расстоянии. Пронин посмотрел успокаивающе, даже как-то буднично, как будто оба они сидели на завалинке, возле деревенского дома. Был когда-то и у майора Пронина такой вот родительский дом – с коровником и курятником, покосившимся забором… Берия благодушно поаплодировал Утесову, даже улыбался. Вот ведь молодец Утесов – нисколько у него не трясутся колени «в высочайшем присутствии». Актерская выдержка на высоте! А у нас еще не все в этом смысле отлажено… Так думал Пронин, который тоже непринужденно улыбался, но чувствовал, как похолодела у него спина.
Выступая, Утесов задействовал и свою фетровую шляпу – ту самую, которую он мял в ладонях в гостиничном номере Пронина. «Пока он не отклоняется от нашей программы. Ну, давай, давай, дядя Ледя, не подводи!» – подумал тот. Малль выглядел устало. Да, было видно, что ему нравится музыка, но, видимо, духота и ожидание начала теракта сделали свое дело. Он двумя руками оперся на спинку соседнего кресла.
Пронин опустил глаза. Итак, запонка на левой руке Малля появилась. Иван Николаевич встретился глазами с Утесовым и обтер лоб большим белым носовым платком. Леонид Осипович победно вскинул руки в конце песни и заявил:
– И нам, и вам пора немножко отдохнуть и отведать здешнего знаменитого нарзана! Лично я не откажусь от двух-трех стаканов…
И быстро ушел со сцены, уведя за собой остальных артистов.
Первое действие оказалось коротким. Малль посмотрел на Пронина с удивлением:
– Оркестр звучит великолепно, но… Какое короткое отделение! Он спел всего две песни…
– Такова программа, – Пронин развел руками, – следующее отделение будет куда длиннее.
– Да, бережете вы своих артистов. – Малль, все еще удивленный и даже несколько растерянный, встал со своего места.
Большинство зрителей также решили последовать совету Утесова и выпить знаменитый нарзан, который девушки-буфетчицы развозили по фойе в многочисленных тележках. Пронин обратил внимание на Вольфа, который большими глотками пил из стакана прозрачную жидкость. Он перехватил серьезный злой взгляд, брошенный на него секретарем. Как не похож он был в эту минуту на беззаботного спортсмена! «Что, не по вашему плану идет спектакль, господин террорист?» – подумал майор и быстро повернулся к Маллю.
– Извините, господин турист, но нам не придется скучать в антракте. Товарищи из Министерства иностранных дел накрыли для вас столик в одном живописном местечке неподалеку отсюда…
– Да? И Хармиши будут там?
– И Хармиши, и Хармиши. – Пронин аккуратно взял Малля под локоть и повел его к выходу. Толпа отделила их от посла с супругой, рассматривающих фотоэтюды, выставленные в саду. Они скрылись из поля зрения Малля. Но и Пронин, конечно, не мог видеть Горбунова с Леной.
Наконец, оба вышли из Зеленого театра. По дороге к Пронину подошел человек в штатском, остановил его и попросил закурить. Тот на пару шагов отошел от Малля и, вынув из кармана коробок спичек, протянул его наклонившемуся к нему человеку. Вернувшись к Маллю, Пронин улыбнулся.
– Вот и наша цель, – показал он рукой в сторону небольшого круглого здания, видневшегося метрах в двухстах.
– Какое все же странное было отделение концерта, – не переставал удивляться Малль. – Будем надеяться, что второе будет не хуже того, что мы слышали вчера в ресторане…
– На этот счет не беспокойтесь. Утесов – мастер высшего класса! Его не собьют с ритма ни жара, ни бандитская пуля.
Пронин ввел Малля в закрытую беседку – любимое место уединения бывшего владельца здешней усадьбы…
– Вот так, – сказал Пронин, запирая на ключ дверь беседки. Никакого столика здесь не было – только два плетеных кресла и сервант.
– Я не понимаю вас, Иван Николаевич, куда вы меня привели? – Малль озирался по сторонам в поисках столика с яствами и Хармишей.
– Вы прекрасно меня понимаете, господин Малль. – Пронин никогда не разговаривал с ним строгим командирским голосом. – Надеюсь, вы не станете делать глупости и добровольно отдадите мне ваши драгоценные запонки…
– Это что – грабеж? Да вы сошли с ума! Вас не контузили где-нибудь под Сталинградом?
Злое, с выступившими скулами лицо Пронина не сулило Маллю ничего хорошего:
– Снимите с манжет и отдайте мне ваши запонки. Серебряные, в форме герба, – Пронин сунул руку в карман, – считаю до трех. На счет три – стреляю вам в правую ногу. На счет пять – в левую. И учтите: театр оцеплен, среди зрителей – наши люди. Много наших людей. Таких же «гидов», как и я.
– Ваши люди? – Малль оскалился. – Тогда закажите для них панихиду! Я могу снять запонки, но этим уже ничего не исправить.
– Раз!
– Вы будете отвечать за ваши действия!
– Два!
– Я их выбросил, потерял. Был такой уговор!
Малль покраснел, вспотел. «Несчастный напуганный человечек. В этом деле были важны только его запонки. Да еще то, что он все время находился в центре всеобщего внимания».
– Хорошо, вот. – Малль дрожащими руками снимал с манжет рубашки украшения. – Берите, но я заявляю официальный протест!
– Протестуйте, но не забывайте, что вы у нас с частным визитом… А теперь пойдемте в зал. Мы, кажется, опаздываем на второе отделение. И улыбайтесь, господин Малль, это веселый концерт!
Пронин подтолкнул присмиревшего дипломата к двери.
Но, выйдя из беседки, он понял, что простой манипуляцией с запонками в этом деле не обойтись. В Зеленом театре началась суматоха. «Черт побери, неужели мы где-то дали осечку?»
К Пронину уже бежал долговязый милиционер Никифоренко.
– Иван Николаевич, – громко кричал он на бегу, – Горбунов! Горбунов!
Пронин прервал крики милиционера:
– Так. Ведите этого, – Пронин указал на Малля, – в партер, на самое видное место. Пусть покажет благородному собранию свои осиротевшие манжеты. А я займусь Горбуновым.
И Пронин поспешил к зданию театра.
Но, только вбежав в зал, Пронин понял, что Горбуновым заниматься поздно. В фойе люди из его команды едва справлялись с напором толпы. Зрители валили из зала, испуганные, с криками и стонами. Десятка два крепких людей, среди них выделялись три статных кавказца, умело направляли людей к выходу.
– Соблюдайте тишину, граждане, очень вас просим, соблюдайте спокойствие! – то и дело слышались голоса чекистов. Берия в ложе не было…
«Молодцы, главное, чтобы паника не стала бесконтрольной, тогда люди просто передавят друг друга в дверях». Умелые действия группы приободрили Пронина. Он протиснулся в зал и посмотрел поверх голов в сторону сцены. Посередине стоял Утесов со всей своей командой. А в углу сцены притаился коренастый Вольф. Одной рукой он держал Лену за плечи, другой прижал нож к ее горлу.
Толпа напирала, оттесняя Пронина к выходу. Вдоль стены зала он заметил пять или шесть своих людей. С их помощью ему удалось пробиться почти к самой сцене. Вольф что-то резко крикнул по-немецки. Раздались женские крики. Смятение нарастало.
Пронин выстрелил в воздух. Это подействовало: установилась тишина. Напор толпы ослаб. Люди замерли на своих местах.
– Остановитесь, Вольф! Я приказываю вам! Посмотрите на вашего шефа. Посмотрите на его манжеты. На манжеты!
Никифоренко, подталкивая Малля, с трудом пробирался вслед за Прониным к сцене.
Пронин поднял вверх руки Малля, на которых виднелись манжеты. Но без запонок. Вольф, не убирая ножа от горла девушки, смотрел на дипломата.
– Юрген, не надо никого убивать! – проговорил тот дрожащим голосом.
– Это не вам решать, папаша, – прорычал Вольф.
Пользуясь моментом, чекисты разделили публику на группы и быстро построили зрителей в колонны вдоль проходов. Слышались громкие причитания какой-то пожилой женщины.
