Репетиция перед бурей
Поздно вечером Хармиш давал в гостинице фуршет. Собралось избранное общество: делегация из Москвы и два местных представителя советской элиты. Андрей Горбунов не отходил от Малля, а Пронин, как на поводке, водил от столика к столику Утесова, знакомил его с гостями.
– Это господин Франц Хармиш, чрезвычайный и полномочный посол Швейцарии в Советском Союзе.
Утесов улыбнулся:
– Вы – чрезвычайный и полномочный посол, а у здешнего шеф-повара – осетрина чрезвычайного и полномочного посола.
Присутствующие оживились. Кажется, вечер начинался удачно.
– При нем я предпочитаю помалкивать. Знаменитый одесский юмор убивает наповал, – сказал Пронин Юргену Вольфу, представив артиста всем гостям и потягивая теперь из длинного бокала шампанское. Юрген улыбнулся:
– Спасибо вам за вашего профессора, Иван Николаевич. Это новое слово в гимнастике. Я просто поражен.
– Продолжайте поражаться, в нашей стране вас ждет еще немало чудес, – ласково произнес Пронин и многообещающе улыбнулся.
Маленький секретарь кивнул и направился в сторону Малля.
Горбунов, очутившись за спиной Пронина, быстро прошептал ему в ухо: «Запонка». – И растворился в толпе. Пронин быстро обернулся и тоже пошел вслед за Вольфом, к Маллю. «Молодец Андрюша, не ошибся я в нем. Чисто работает». Горбунов чем-то напоминал ему Железнова.
– Что, господин Малль, я вижу, вы заскучали, – опередил он Вольфа.
– Я нахожусь в предвкушении завтрашнего концерта.
– А вы познакомились с Утесовым?
– Да вы же сами меня и познакомили… – Малль показал Пронину пластинку, которую он получил в подарок от артиста.
Пронин картинно схватился за голову:
– Простите, у нас, гидов, память девичья. Столько хлопот…
– Простим Ивана Николаевича? – Малль обратился к Вольфу.
Тот кивнул в знак согласия.
– Мой секретарь вас прощает. Мне остается только согласиться с самым высокообразованным нашим сотрудником.
«Ого, Малль-то подтрунивает над своим секретарем-кукловодом, – подумал Пронин, – сказывается аристократическая жилка. Только вот куда денется ваша ирония, господин из ООН, когда начнется заваруха, в которой главными аристократами будут герцог динамит и маркиз пистолет?»
Горбунов был прав: на левой руке Малля запонка отсутствовала. Игра началась? На правом манжете, к неудовольствию Пронина, виднелась все та же, в форме герба, серебряная печатка… Почерневшая, антикварная вещица…
Здесь, на вечеринке, ему снова понадобился эзопов язык – как тогда, в театре. Список гостей Хармиша лежал в письменном столе Пронина – значит, сегодняшнюю ночь нужно будет посвятить анализу, сопоставлению мест, действий и персон. В самом начале ужина Пронин увидел Лену среди девушек, разносивших на подносах фужеры с шампанским… Он узнал ее со спины, несмотря на одетую униформу. В ее движениях Пронину мерещилось что-то тревожное. Очень не хотелось впутывать Лену в серьезное дело, но как остановить эту решительную, своенравную девчонку? «Что ж, если Андрей так хорошо себя ведет, можно надеяться, что и с Леной он справится. Надеюсь, и она не подведет – все-таки уважение к серьезной операции у нее должно быть. Как смешно говорит Ковров, «должно иметь место быть». А Малля я завтра возьму на себя. Теперь его ни на шаг отпускать нельзя. Хотя тут, конечно, не в одном Малле дело».
Берия в ресторане не присутствовал. Он предпочитал отдыхать в более укромных местах. Но Пронин на всякий случай приказал Кирию держать ухо востро на случай неожиданного приезда товарища маршала.
Гости Хармиша уже выпили по два-три бокала, слегка закусили, расселись, чтобы послушать импровизированный концерт. Пронин вышел на авансцену:
– Да, дорогие друзья, я знаю, чего вы ждете, – он улыбнулся, как заправский конферансье, – как говорится, на улице идет дождь, а у нас идет концерт. Пардон, концерт будет завтра, а сегодня… Так что же, Леонид Осипович, вы сегодня порадуете нас своим джазом?
Утесов картинно замахал рукой:
– Вы просите джаза? Его нет у меня. Мы теперь эстрадный оркестр. У джаза, как выяснилось, есть нехорошие родственники за рубежом. Мы теперь играем только матросские вальсы.
– Я думаю, никто из присутствующих здесь не бросит камень в матросский вальс, – со скрытым намеком сказал Пронин и сошел с авансцены в зал.
Утесов властным и артистически выверенным жестом подозвал к себе музыкантов, и они быстро расположились за инструментами. Грянуло что-то небывалое – смесь военных маршей и городского романса. Несколько минут Утесов лениво, несколько карикатурно дирижировал своими «веселыми ребятами», а потом запел песню о тоскующих по Родине моряках.
– Хорошая песня! – Стоящий рядом Вольф взялся за локоть Пронина.
– Да-да, – откликнулся Иван Николаевич. Он думал о Лене, о завтрашнем концерте. И певческий азарт Утесова внушал ему новые тревоги: «Такой в концертном угаре может забыть про все инструкции, поменять репертуар – и тогда, Пронин, ты можешь сбиться с ритма операции».
Этот ритм, известный одному ему, был основой знаменитой пронинской системы. И майор беспощадно пресекал все попытки кого бы то ни было вмешаться в задуманное им. Если Пронин просил Утесова петь определенные песни – значит, с другими песнями ему будет сложнее провести операцию. «Это не я капризный, это работа у меня капризная», – говорил обычно Пронин оппонентам (чаще всего – воображаемым).
…Утесов вел импровизированный концерт с мастерством настоящего профессионала. Поскольку гости не знали русского языка, он главную роль отвел музыке. Показал-таки одессит, что джаз в СССР знают не понаслышке! Наряду с советскими песнями собравшиеся услышали известные мелодии из «Серенады солнечной долины», аргентинское танго, фокстрот… Гленн Миллер обязательно пожал бы Утесову руку за этот сорокаминутный дивертисмент на маленькой сцене ресторана. Перекличка инструментов, неожиданные смены темпа, знаменитые утесовские «синкопы» плюс бешеная энергия и оптимизм всей джаз-банды. Пару раз Утесов переходил на откровенный эксцентрический хрип – например когда изображал злоключения барона фон дер Пшика в СССР. После очередной хохмы легко переходил на сентиментальные вальсы… Собравшиеся были в восторге.
Пронин внимательно наблюдал за рукавами Малля, то и дело взлетавшими вверх, когда тот аплодировал. Пока все оставались на своих местах. Если логика не подводит, Малль указывал своим агентам на готовность к проведению операции. Только вот, кроме Вольфа, никого из возможных исполнителей в помещении не было. Может быть, это тоже была репетиция перед бурей, как и у Утесова? Не пол же под рестораном они, в самом деле, заминировали!
Нет, до такого предполагаемые террористы явно не додумались. После бурных оваций утесовскому эстрадному оркестру довольные слушатели разошлись по своим номерам, чтобы выспаться перед завтрашним «большим» концертом.
Дипломат Франц Малль покидал собрание, прижимая к груди, словно драгоценность, патефонную пластинку с автографом Леонида Утесова. Артиста, который на следующий день мог стать жертвой террористического акта, к подготовке которого швейцарский дипломат – что уж скромничать! – имел непосредственное отношение.
Как провел эту ночь – ночь перед боем – майор Пронин, мы читателю не поведаем. Недаром называли его «человеком с двумя сердцами». И интересовал его в эту теплую южную ночь более всего один вопрос: как мог оказаться Малль втянутым в деятельность нацистских террористов? Несколько раз брал телефонную трубку и просил соединить его с Москвой. Лишь в перерывах между разговорами ему удалось урвать немного времени для сна.
С утра Пронин проинструктировал участников операции, спокойно объяснил снайперам, куда им целиться и в каких случаях начинать стрельбу. Андрея Пронин обнял и тихо сказал:
– Будешь с Леной. Весь вечер. Везде – в фойе, в зрительном зале, в буфете. Отвечаешь за нее головой. За Маллем на концерте не следи. У него будут более опытные «няньки».
Потом он отыскал Лену и попытался отговорить ее от культпохода в театр. Девушка чуть не заплакала:
– Да я же мечтала об этом концерте еще в Москве!
Пришлось уступить.
– Но учти, делаем вид, что мы с тобой незнакомы. Я буду работать, а не развлекаться. А ты – чтобы не отходила от товарища Горбунова. Он отвечает за тебя, так что не создавай ему служебных неприятностей.
Лена не сопротивлялась – ей даже было интересно пообщаться с молодым переводчиком, да еще приобщиться к опасному предприятию.
– А что, неужели может быть погром прямо на утесовском концерте? – спросила она Пронина.
Майор поморщился:
– О чем ты? Начиталась о 1905 годе?
– Нет, я имею в виду – эхо войны, бывшие полицаи, террористы…
Пронин рассердился:
– Выброси эту чушь из головы. Мы здесь работаем. Про эхо войны напишут писатели. Вот Андрей, он тебе расскажет и про пещеру Лехтвейса, и про Пинкертона, и про полярных летчиков, и про то, как на фронте «языков» брали. А потом мы с тобой станцуем матросский вальс под мелодию утесовского оркестра.
