Почти целую неделю калитка плотно закрыта. В субботу, вечером, она гостеприимно распахивается, и попасть за зеленый забор может каждый, кто захочет. Более того, высокий, седобородый вратарь встретит посетителя приветливым: "Просим заходить". Войдя в калитку, посетитель увидит посреди широкого двора, немного наискосок к другим домам улицы, молитвенный дом – небольшую, в форме правильного четырехугольника здание без окон. Над дверью ее прикреплено то же изображение солнца с семью макаронными лучами. Со двора посетитель попадает прямо в длинный зал, на потолке которого опять повторено изображение семипроменевого солнца. Стены зала обшиты досками. Естественное освещение заменяют семь светильников, каждый из которых окрашен в один из цветов радуги.
Одну из дверей молитвенного дома обращены на восток, другие – на запад. Через восточные заходят рядовые члены "корабля" и случайные гости. В дымном пламени светильников сектанты становятся лицом к западному входу – мужчины справа, женщины слева – и поют духовный гимн.
Затем из западных дверей выходит "рулевой". Он обращается к "слуг" с длинной проповедью на различные духовные темы. После проповеди вновь начинают петь. Иногда бывает, что на кого из присутствующих, чаще всего на женщин, "находит святой дух" – бедная начинает кликушествуваты.
Поздно вечером, пожертвовав кто сколько может на "корабль", "слуги седьмого дня" расходятся до следующей субботы.
… Однажды субботним вечером к калитке подошел незнакомый мужчина, оглянулся. Вратарь встретил его, как и всех, кто заходил в молитвенный дом, любезным: "Просим". Незнакомец кивнул ему и прошел в молитвенный дом.
В зале было душно, пахло горелой елеем и потом.
Светильники угорали – вверх тянулись тонкие струйки дыма.
Пели гимн. Нестройный мужские и женские голоса тоскливо выводили: "Тех, кто сердцем не лука-а-вить …"
– Как грядет господь в день седьмой! – Раздался голос, и из западных дверей вышел "рулевой". Незнакомец удивленно уставился на него.
– А Силаев где? – Тихо спросил он, наклонившись к соседу, волосатого мужчину, который, сложив руки на животе и раскрыв неопрятного рта, тупо смотрел на "рулевого".
Волосатый недовольно посмотрел на незнакомца, пробормотал:
– Где ему место, там и есть – за решеткой.
– А Капров?
– Они друг без друга жить не могут.
– Братья и сестры! Возлюбленные чада корабля нашего! … – Начал проповедь преемник Силаева.
Грубо расталкивая "слуг седьмого дня", случайный посетитель вышел из молитвенного дома. Больше ему здесь нечего было делать.
Читатель, конечно, уже узнал в незнакомце Пав-люка. Опытность и осторожность помогли ему избежать преследования. Проехав рабочим поездом два перегона, он вышел на одной из станций, пересидел здесь сутки, пропустил экспресс Киев-Энск. Он знал, что в этом поезде его ищут. Подстерегают его и на вокзале в Энск.
Прямым поездом Павлюк вообще не воспользовался. ехал с пересадками рабочим. Сошел на последней пр::-огородный платформе перед Энск, в город достался автобусом.
Прибыв в Энск, Павлюк сразу пошел к дому Силаева. Долго наблюдал за ним. Усадьба "рулевого" казалась нежилой – никто не заходил туда и не выходил оттуда. Это пробудило подозрения, Павлюк почуял недоброе. Решил сначала пойти в молитвенный дом и там все узнать.
Арест Капров и Силаева встревожил его. В Силаева Павлюк надеялся найти убежище. Теперь надо было быстро перестраивать планы. Пришлось обратиться к человеку, с которой он должен был встретиться только перед отъездом из Энск.
Этим человеком был счетовод автобазы Тимошков, скромный, незаметный, невзрачный на вид, но энергичный и настойчивый человек. Еще во время гитлеровской оккупации Энск он сбил "корабль" и уговорил стать его "вождем" Силаева, которого фашисты выпустили из тюрьмы вместе с другими уголовниками. Тимошков на первых порах обеспечивал секту деньгами, без его помощи она не просуществовала бы и месяца.
Именно по совету Тимошков, Капров в свое время начал скупать у иностранных моряков зарубежные товары и спекулировать ими. Но это составляло лишь часть хорошо обдуманного плана. Однажды Капров обнаружил в карманах купленной у американского матроса пары брюк религиозные брошюры антисоветского содержания. Прочитал их, дал почитать Силаева, а тот – "надежным" людям. Затем появился и Павлюк-Блэквуд, который крепко держал руководителей секты в своих руках. Сектантский "корабль" постепенно превратился в гнездо иностранных резидентов.
Тимошков и был тем неизвестным сообщником Павлюка, о существовании которого подозревали Грицай с Воробьевым. Когда Павлюк сидел в яме, Тимошков ночью втайне от Силаева прокрался во флигель и забрал его большой чемодан. В чемодане были спрятаны два акваланги-аппараты для подводного плавания. Павлюк и Тимошков намеревались использовать их во время бегства из Советского Союза,
Преступники условились встретиться только перед бегством, чтобы не подвергать друг друга опасности. Но теперь, после ареста Силаева, Павлюк вынужден был обратиться к Тимошков.
Сразу после того как Павлюк побывал в молитвенном доме, на городской доске для объявлений появилось объявление, в котором сообщалось, что пропала собака породы терьер по кличке Цезарь. Того, кто найдет собаку, просят привести его за приличное вознаграждение, и указывался адрес.
Провисело это объявление недолго-то руку налепила на него новое: "Ищу комнату для одиночки. Плата по соглашению. Обращаться: Главпочтамт, до востребования. Чумакову ".
Так была установлена связь между Павлюком и Тимошков. Письмо Павлюка к Тимошков состоял всего из двух слов: "Суббота, двадцать". О месте встречи они договорились еще перед отъездом Павлюка в Клены. Спрятавшись в толпе, Павлюк ждал возле кинотеатра. Приближался начало сеанса, и людей у входа становилось все меньше. Тимошков все не было.
Наконец, в ярких огнях кинорекламы Павлюк увидел невзрачного человечка средних лет в ветхом пальто и сдвинутых на затылок кепке.
Не поздоровавшись, не сказав ни слова, Тимошков прошел мимо Павлюка. Дойдя до угла, оглянулся и, убедившись, что Павлюк идет следом, засеменил дальше.
Шли долго. Павлюк вскоре понял, что Тимошков ведет его в район, смежный с портом. Отступая из Энск, гитлеровцы здесь взорвали целые кварталы. После войны руины кое-как расчистили, в уцелевших подвалах жили люди, которым пока не было возможности дать лучшее жилье в городе, до основания разрушенном фашистами. Были здесь и такие, кого жизнь в руинах вполне устраивало, – не надо было подавать документы на прописку.
К ним принадлежал и Тимошков. Он не сомневался, что его ищут, но бежать из города пока не мог – ему строго было приказано дождаться Павлюка, чтобы переправить его с ценным документом за границу. И Тимошков метался, как загнанный зверь: он не решался пренебречь приказ хозяев и вместе с тем понимал, что любое промедление может стоить ему жизни. Он почти не выходил на улицу, пока не стемнеет, просиживал в своей норе дни и ночи, боясь сомкнуть глаза; сводил пистолет, услышав меньше шорох …
Когда спутники оказались на Нижне-Портовая улица, Тимошков замедлил хода, тихо скомандовал:
– За мной! Скорей! – И юркнул под крышу, едва держался на железной балке. Павлюк исчез вслед за ним.
В хаосе развалин бродили долго. Наконец, Тимошков спустился в яму, окруженную обломками. Оттянул бляху, прикрывавшая вход в подвал. Оба осторожно ступали по скользким ступеням. Тимошков чиркнул спичкой, зажег лампу. В ее тусклом свете Павлюк увидел убогую обстановку: сорваны с петель двери, заменяли стол, грязный матрац в углу, запыленный жестяной чайник и такую же кружку у дыры, пробитой в дымоходе, – очаги, где хозяин готовил еду.
– У вас тут не очень комфортабельно, – бросил Павлюк.
– Зато безопасно, – ответил Тимошков. – Отсюда несколько выходов. Один из них – бывшая канализационная труба – очень надежный. Спустившись в эту трубу, можно выйти только в соседнем квартале. Взять меня здесь невозможно.
– Вас и так не разыщут в этих развалинах, разве что с самолета, – пожал плечом Павлюк.
Тимошков понизил голос. Небритый, помятое лицо его, вытянулось:
– Мне кажется, что за мной следят. Я совсем потерял покой.
Павлюк вздрогнул, машинально сунул руку в карман, нащупал пистолет. Спохватился, иронически сказал:
– Если бы за вами следили, вы были бы не здесь, а с Силаев и Карпов. Кстати, за что их арестовали?
– Не знаю, их забрали совсем неожиданно. Вероятно, за спекуляцию. Я говорил, что пора прекратить, но они совсем бешеный от алчности.
– Плохо дело. Ну и черт с ними. Они все равно мало что знают.
– О вас не знают, вы – "погибший Томас Блэквуд". А меня ищут, непременно ищут.
– Да уж, наверное, не забудут, – согласился Павлюк. – Ну, так что же делать дальше? Я не хотел обращаться к вам, но пришлось. Больше идти некуда.
