Хоть ты меня не обмани, Громов! Если бы ты знал, как часто меня обманывали!
Лилина записка сгорела, а слова остались. Две короткие обжигающие строчки. Вытравить их из памяти будет непросто.
Подумав об этом, Громов посмотрел на сумку с оружием, которую оставил шагах в тридцати от себя. Он не соврал Журбе: там действительно находился небольшой арсенал. На самом дне покоился сложенный вдвое анилаковый бронежилет, который при желании можно поддевать под костюм, не вызывая ничьих косых взглядов. Поверх него лежали три осколочные гранаты «Ф-1» и парочка «РГД-5». Далее шло стрелковое оружие.
Сначала Громова подмывало захватить с собой в командировку последний сотый «калашников», который в умелых руках способен развалить пополам «Жигули» не хуже газового резака. Но, представив, как он будет таскаться с этой тяжестью по курортному городу, Громов решил ограничиться коротким пистолетом-пулеметом «узи», который в ближнем бою гораздо удобнее автомата. А еще присовокупил к этому боекомплекту старого ветерана «Петра Макаровича». «ПМ» не способен пробить бронежилет даже в упор, но черепа дырявит исправно и удобен в обращении, как старая незатейливая мясорубка.
Громов неплохо управлялся и с пистолетом, и с «узи», хотя слишком длинная рукоятка последнего, на его взгляд, неправильно смещала центр тяжести оружия. Однако по-настоящему пристрелянным, подогнанным под руку и, если так можно выразиться, прирученным оставался для него девятизарядный револьвер системы Смита и Вессона. Черный, короткоствольный, с изящно выгнутой рукоятью и чутким спусковым крючком, он ни разу не подводил своего хозяина в ответственные моменты. Найти такого же безотказного и надежного друга среди людей Громов давно уже не надеялся.
Внешне «смит-вессон» образца 1980 года мало изменился с тех пор, когда перепившиеся белогвардейцы (четвертые сутки пылают станицы, четвертые сутки трубы горят) вставляли в барабаны своих револьверов один патрон, чтобы затеять свою бессмысленную «русскую рулетку». А сработали эту машинку трезвые и прагматичные янки, которые еще со времен освоения Дикого Запада предпочитали пулять во врагов, а не в себя. Между прочим, револьвер достался Громову действительно от самого настоящего заезжего американца, причем цэрэушника, рыцаря плаща и шпаги, как принято выражаться в шпионских романах. В свободное от всяких пакостей время он являлся страстным коллекционером оружия и даже слюнки пустил при виде модифицированной модели «ПСМ», разработанной под усиленный патрон. Необычный пистолет продемонстрировал ему Громов. Такой же плоский, как его мелкокалиберный прототип, «ПСМ» обладал убойной силой «глока». То была пора интенсивного обмена опытом между КГБ и ЦРУ, когда сотрудники обоих ведомств чуть ли не целовались при встрече и всячески демонстрировали свою лояльность, умело прикидываясь, что они улыбаются, а не злобно скалятся при виде друг друга.
Перестройка только-только начиналась, банды отморозков плодились, как грибы после дождя, оружие продавалось на рынках чуть ли не в открытую, даже в овощных рядах. Явившись за лимонами для приболевшей дочки, Громов обзавелся по случаю «ПСМ», регистрировать который, конечно же, не сподобился: лихое времечко надвигалось, предупредительными выстрелами в воздух из табельного оружия не отделаешься. Позже Громов не раз подумывал, что это было одно из самых удачных приобретений в его жизни.
Выменянный на «ПСМ» американский револьвер, кажется, проходил у себя на родине под пресловутым 38-калибром, а в России, не чванясь, глотал и выплевывал пули отечественного отлива 11,56 мм. Их Громов приобретал исключительно с мягкими головками: такие после их сплющивания извлекать и классифицировать – сплошная морока.
Существенных недостатков у иностранной «пушки» имелось два: кропотливая перезарядка и механический взвод курка. Пришлось научиться стрелять так метко и расчетливо, чтобы девяти патронов в барабане хватило до конца любой стычки. А курок, как выяснилось в ходе многодневных тренировок, можно было взводить свободной левой рукой, что никак не отражалось на скорости и точности боя.
Освоение «мистера Смита», как фамильярно называл Громов свой револьвер (прости, Вессон), заняло около месяца. На его исходе Громов мог расстрелять барабан за семь с половиной секунд, перезарядить его за четырнадцать и всадить еще девять дополнительных пуль в центр мишени с расстояния двадцати метров. При такой арифметике потребности обзаводиться автоматическими «береттами» или «глоками» у него не возникало.
Этот фокус со скоростной стрельбой из револьвера по мишени Громов сумел бы проделать и прямо сейчас, но он не испытывал такого желания, а то, которое у него имелось, осуществлять было рановато. И все же его серые глаза щурились уже не только от яркого солнца. Они выискивали цель.
Прямо за сумкой с оружием, небрежно брошенной на виду, виднелось русло пересохшей речушки. Обтекаемые валуны, пара выбеленных солнцем древесных стволов, чахлые кусты, которые ничего не стоит подмять днищем мощного автомобиля. Громов был почти убежден, что те, кто явятся по его душу, доберутся сюда на джипе, чтобы не бродить по округе с оружием в руках.
Он не возражал. Одинокий, неподвижный, он сидел на открытом месте, заметный отовсюду, и руки его были пусты, а подле него не было ничего, кроме сброшенной синей рубахи, присыпанной плоскими камешками. Но они годились разве что для мальчишеских забав, а не для жестоких мужских разборок.
* * *
– Еще раз такой номер выкинешь – заработаешь! – предупредила Вика, едва успевшая уклониться от хлесткого взмаха ветки, отпущенной подругой.
Лиза, спускавшаяся по тропе первой, беззаботно рассмеялась:
– Реакцию отрабатывай, сестренка. Помнишь, как нас по горным склонам тренер гонял? Несешься вниз на полной скорости, а сама думаешь: поторопишься – шею свернешь, опоздаешь – круги вокруг лагеря вприсядку всю ночь нарезать придется.
– Врешь ты все, Лизка, – возразила Вика. – Ни фига в этот момент не думается. Мыслей ноль целых ноль десятых. Как у той, которой ветром голову надуло, знаешь?
– Ту-лу-ла, – фальшиво пропела Лиза мотив модного шлягера и пренебрежительно фыркнула, чего никогда не делала оригинальная исполнительница. – То есть весь хрен до копейки.
– Вот именно, – согласилась подруга. – Скачешь себе по камням козой архаровской, и все тебе по барабану. А стоит задуматься, так обязательно руки-ноги переломаешь или без глаза останешься… Ну, ты! – сердито крикнула Вика, опять чуть не угодившая под удар ветки. – На неприятности нарываешься?
– Тихо!
– Он? – прошептала Вика, сразу забыв о своей недавней вспышке.
– Она.
– Кто она?
– Гадюка.
На каменистой тропке в двух шагах от застывшей Лизы угрожающе шипела змея. Слишком уж большая для гадюки, слишком необычно окрашенная. Она была так близко, что при желании можно было пересчитать черные ромбы на ее лоснящейся серой коже, но Вике вовсе не хотелось этого делать.
– Давай обойдем, – предложила она, выглядывая через плечо подруги.
– Не люблю обходить. Люблю, чтобы меня обходили.
– Так это же змея. Цапнет еще!
– Не цапнет. – Лиза мало-помалу наклонялась вперед.
Змея грациозно отклонила голову на тонкой шее. Можно было подумать, что это вызвано опаской перед людьми, но Вика почему-то была убеждена в обратном. Змея готовилась к броску. Стоит Лизе пересечь невидимую черту и…
– Тс-с, – предупредила змея. – С-ст!
– Сейчас же прекрати ее дразнить! – прошипела Вика, переходя на гадючью манеру общения.
– Заткнись! – В речи Лизы тоже остались сплошные «з» да «с».
Она подалась вперед еще на пару сантиметров. Змея все чаще выпускала и втягивала трепещущий язычок. Казалось, она нервно облизывает свои сухие, потрескавшиеся губы.
– Лизка, не смей!
– Сказано тебе: отвали! Я сделаю эту гадину!
– Ой! – вскрикнула Вика.
Змея и Лизина рука метнулись навстречу друг другу одновременно. Когда девушка выпрямилась, извивающаяся рептилия, схваченная за шею у самой головы, хлестала хвостом из стороны в сторону, сметая с тропинки камешки и вздымая сухую, словно порох, пыль.
– Видала? – торжествующе спросила Лиза. Она постаралась приглушить голос, но все равно он получился пронзительным из-за звонких ноток, прозвучавших в нем.
– Зашвырни ее подальше, и пошли отсюда, – нервно предложила Вика. Она стянула с головы кепку и, проведя ладонью по коротким волосам, обнаружила, что они взмокли от корней до самых кончиков.
– Ты даже не можешь себе представить, до чего злопамятны эти твари, – отозвалась подруга, любуясь своей добычей. – Если ее отпустить, она обязательно подкараулит кого-нибудь на тропинке и укусит.
– Тебе-то что за дело?
– В принципе мне, конечно, без разницы, – призналась Лиза. – Но всяких тварей ползучих я терпеть не могу. Как и баб.
