Возвратившийся с концерта капитан Гавличек сидит в кресле в уютном номере гостиницы. Газеты отброшены в сторону — не читается. Пальцы нервно постукивают о подлокотник. Ярослав думает о завтрашнем дне.
В своей холостяцкой квартире склонился над письменным столом Анатолий Степанович Шушарин. Сжатая крепкими, в пятнах от химических реактивов пальцами авторучка быстро скользит по бумаге. Написав пол-листа, инженер комкает его и бросает в угол. Там уже ворох мятой бумаги. Анатолий Степанович кладет перед собой новый лист и задумывается. Он третий час пишет письмо Леночке...
Плотно поужинавший Николай Березкин сладко похрапывает в широкой кровати. Улыбается во сне. Последние дни у Николая хорошее настроение: Климов снял его с архивной работы, он снова вместе с друзьями, занимается живыми оперативными вопросами.
Беспокойно ворочается на тюремной койке Геннадий Рыбин. Он стонет, вздрагивает во сне, его мучат кошмары.
Иннокентий Гаджибеков-Хасанов нервно шагает из угла в угол камеры. Напряженно думает: стоит ли выдать еще один тайник с ценностями, поможет ли это сохранить жизнь? Подсчитывает: сколько денег останется ему, если удастся вновь выйти на свободу.
...Тихо, пустынно ночью на улицах Долинска.
7
Отто Реслер поднялся с рассветом. Выпил бутылку пива (пристрастие к пиву — это, очевидно, наследственное, от отца и деда). С аппетитом позавтракал. Голова была ясной, мысли четкими. Укрепившееся вчера чувство уверенности в себе, уверенности в том, что он вне подозрений, прогнало ставшую привычной настороженность, волнение. Командует парадом он.
Из тайника, хитроумно устроенного в ножке кухонного стола, Реслер извлек тронутый ржавчиной, слегка искривленный большой гвоздь. Поколдовав над ним, отвинтил головку, проверил содержимое оригинального контейнера: микрофильмированную пленку надежно защищал полиэтиленовый футляр.
...Пожилой человек в спортивном костюме ранним утром бежит трусцой по аллеям городского парка. «Бегом от инфаркта» — модный лозунг в наши дни. Так же, как модны голодание, различные диеты. Бегают многие — мужчины и женщины, молодые и старые.
Пора передохнуть. Вот и последняя скамья в тупичке аллеи. Реслер опускается на нее, глубоко вдыхает свежий утренний воздух. Откинуться на спинку, руки в стороны — вдох. Наклон вниз — выдох. Тихо, пусто кругом. Нога сдвигает сухие листья, жухлую коричневую траву. «Гвоздь» каблуком вдавливается в мягкую землю, точно в десяти сантиметрах от правой передней ножки тяжелой на бетонном основании скамьи. Рассеянно оглядываясь по сторонам, Отто Реслер сгребает садовый мусор на прежнее место. Снова трусцой бежит по парку.
...До тайника в карьере и обратно на «Москвиче» пятьдесят пять минут. «Сегодня сдам дела, завтра — на место Наумова. Вечером подготовить фотоаппарат... Впрочем, спешить не стоит. Недельку осмотреться, изучить обстановку...»
Что за черт? Шоссе, по которому полчаса назад он ехал из города, перекрыто красно-белым шлагбаумом: будут проходить соревнования велосипедистов. Этак можно опоздать на работу, что сегодня совсем некстати. Наконец позади ухабистый объезд. «Москвич» минует бурно застраивающиеся кварталы пригорода, выбирается на центральную городскую магистраль.
Реслер тормозит у гастронома, пешком идет к площади. Гастроли театра оперы и балета близки к завершению, с билетами стало свободней. Реслер читает афиши, рассматривает рекламные фотографии. Прислонившись к крайней справа колонне, медленно достает из кармана сигареты, закуривает. Касса еще не открыта. Посмотрев на часы (времени остается в обрез), Реслер спешит к машине.
Загонять «Москвича» в гараж некогда, и он пренебрегает обычными мерами предосторожности: достав из-под сиденья завернутую в старый мешок рацию, торопливо прячет ее под грудой хлама в углу гаража. Заперев дверцу в воротах, прыгает в машину и резко трогает с места. Без пяти минут девять, оставив машину на стоянке, инженер Сырмолотов входит в заводоуправление.
8
Прошли деловые встречи. Закончилась экскурсия в медицинский научно-исследовательский институт. У членов делегации — представителей промышленных и торговых фирм — свободное время. Любители острых ощущений собрались за карточным столом: игра идет не крупная, но азартная. Пожилые дамы и господа отправились отдыхать.
Зигфрид Штреземанн и Гуго Шварцмайер совершают послеобеденный моцион. Идут неторопливо, глубоко вдыхая прозрачный осенний воздух. Да и куда спешить? Собрались было в церковь, послушать службу, но гид смущенно объяснил: город молодой, в центре церкви нет, нужно ехать в пригород. «Стоит ли? — посоветовались приятели. — Утомительно».
Прогулка доставляет удовольствие. Время рабочее, на улицах спокойно, нет сутолоки. И погода как на заказ: неяркое солнце на высоком голубом небе, мягкие ватные облака, легкий, едва-едва ощущаемый ветерок, шуршание сухих листьев на бульваре и в аллеях парка.
Гуго почти беспрерывно щелкает затвором фотоаппарата. Вот они выходят на центральную площадь, минуют ее, останавливаются у театра. Рассматривают фотографии актеров, сцен из спектаклей. Шварцмайер фотографирует театр, затем, выбирая лучшую точку для съемки панорамы площади, подходит к крайней справа колонне. Штреземанн сопровождает его, дает советы. На колонне, на высоте немногим более метра, черным карандашом нанесен небольшой кружок. Штреземанн облегченно вздыхает: у «Veilchen» все в порядке, тайник заложен. «Коммерсанты» продолжают прогулку.
9
Исподволь, незаметно подкрадываются к городу вечерние сумерки. На улицах они еще не ощутимы, но в окнах зданий начинают вспыхивать огоньки ламп. Помыкавшись по приемным и коридорам СКБ, Реслер вышел с территории завода. Хотелось на сегодня создать себе надежное алиби: кто знает, вдруг связник будет схвачен, обнаружатся собранные Реслером материалы... Начнут копаться... А он во время пребывания связника в Долинске всегда был на виду, на людях... «Обмыть» новое назначение — неплохой предлог для приглашения Серебрякова и Шушарина в ресторан. Заодно можно бы и укрепить выгодные для него «дружеские» отношения. Но Серебряков, как оказалось, уехал с директором на соседний завод, к себе уже не вернется, а домой к нему Реслер, увы, пока не вхож. А Шушарин выполняет поручение профкома в подшефном колхозе. Реслеру предстояло придумать что-то иное. Поигрывая ключом на тонкой никелированной цепочке, он подошел к своей машине.
— Здравствуйте, Федор Семенович, — раздался сзади негромкий голос.
— Здравствуйте... товарищ Гребенщиков, если не ошибаюсь? Это вы недавно читали в нашем отделе лекцию?
— У вас отличная память, Федор Семенович.
— А вот имени-отчества, извините, не знаю.
— Евгений Андреевич.
— Рад приятному знакомству.
— Хотелось бы, Федор Семенович, с вами конфиденциально побеседовать. О некоторых заводских делах. Не возражаете?
— Что вы... Конечно, нет.
— Вот только где удобнее?
— Едем ко мне, — предложил Реслер. — Там никто не помешает.
...Реслер вел машину мастерски. Болтая о погоде, урожае, дорогах, в душе посмеивался над своим испугом: чекисты обратились к нему — это же еще одно свидетельство прочности его положения. Уж он постарается извлечь из этой беседы пользу. А алиби — лучше не придумаешь!
Остановив «Москвич» у подъезда, сказал:
— Потом я вас отвезу.
— Не стоит, Федор Семенович, я живу почти рядом. Лучше убрать машину, а то еще мальчишки поцарапают или стекла побьют. Кстати, где вы ее держите?
— О, жильцам нашего дома повезло. Гараж во дворе.
— Отлично.
...Реслер распахнул тяжелые железные ворота, войдя, включил свет. Гребенщиков вошел следом. За его спиной, точно материализовавшись из воздуха, выросли фигуры Березкина и Миронова. В воротах остановились следователь по особо важным делам, помощник военного прокурора, двое понятых.
Реслер все понял. Невольно глянул в угол, где лежала так небрежно спрятанная утром специальная радиостанция. В отчаянии дернулся в сторону, остановился: бежать некуда. Под ироническим взглядом Евгения Гребенщикова сжатые в кулаки руки «Фиалки» опустились. Тело обмякло. Ключ на тонкой никелированной цепочке со звоном упал на бетонный пол...
10
Когда со сцены зазвучала ария мельника, один из зрителей вдруг почувствовал себя плохо. Очевидно, сильный сердечный приступ... Даже в неверном отраженном полусвете театральных прожекторов видно, как в мучительной гримасе кривится его лицо, длинные, покрытые рыжими волосками пальцы судорожно теребят ворот накрахмаленной сорочки. В сопровождении заботливого соседа он, пошатываясь, пробирается к двери.
Гулкая пустота коридора, служебный выход в небольшой, примыкающий к городскому парку сквер...
Сосед останавливается на крыльце. А больной... быстрыми уверенными шагами идет в парк. Скрывшись за кустами, замедляет темп, прислушивается. Пусто и сумрачно вокруг. Небо затянуло тучами. Вот, наконец, знакомый по чертежу и фотографиям тупичок аллеи. Последняя скамья... Здесь совсем темно.
