— Ну что вы, — смущенно отозвался Владимир. — Я русский…
— Не может быть! У вас такой английский… Я подумал, что вы парень из Оксфорда. Надо же так ошибиться…
— А вы, судя по выговору, американец? — спросил майор.
— Нет, я швейцарский гражданин, меня зовут Жан Картье. В Штатах мне довелось учиться. Колумбийский университет в Нью-Йорке, сэр.
— Зовите меня просто Биллом, — попросил Ткаченко. — А фамилия моя переводится на английский, как «Уэбстер».
— О’кей, мистер Уэбстер! Тогда я для вас просто «Ванья»… Это правильно?
— Правильно, Ваня, — улыбнулся Владимир.
— И увидел Бог, что это хорошо… Мне нравятся русские парни, хотя наш предок вернулся из России с обмороженной ногой, ему отняли ее уже в Пруссии. Он ходил к вам с Великой Армией Наполеона.
— Незваные гости у нас не в чести, Ваня, — сказал Владимир. — А ежели пожалуете к нам с открытой душой — милости просим.
— За это надо выпить, Билл, — предложил Биг Джон. — Подожди, я сейчас. Выпивка за мой счет.
Он подошел к стойке бара и вскоре вернулся с бокалами в руках.
— Давайте сядем вон там, — сказал Жан Картье, «швейцарский гражданин», и кивнул в угол, где сидел перед таким же нетронутым бокалом Гельмут Вальдорф.
Биг Джон спросил у «старого джентльмена» разрешения присесть и подозвал Владимира Ткаченко. При этом он загородил от майора стол, на котором стояли бокалы. В этот самый момент гауптштурмфюрер неуловимым движением бросил в бокал Владимира таблетку, она мгновенно растворилась в вине.
Это было последнее новое средство, разработанное в секретной научной лаборатории разведывательного управления, вещество, которое вызывало спазм сердца и, следствие этого — инфаркт миокарда.
— Мы славно с вами постреляли, русский парень, — сказал Биг Джон. — Я пью за ваше здоровье, мистер Уэбстер!
Разведчик непринужденно обратился к Гельмуту Вальдорфу.
— Выпейте с нами, сэр… Русские хорошо стреляют. Не правда ли?
Гауптштурмфюрер вежливо улыбнулся, молча кивнул и поднял бокал, поднес его на уровень глаз, внимательно глянул в лицо русского контрразведчика.
«Никогда не доводилось видеть их, чекистов, так близко, — подумал Вальдорф. — Обыкновенный парень… Но почему у меня вдруг онемел язык?»
«Знакомое лицо… Где я мог его видеть? — силился вспомнить Владимир Ткаченко, глядя на гауптштурмфюрера и никак не связывая пока облик этого пожилого, но моложавого на вид интуриста с внешностью «эстонского капитана», о котором ему говорил метрдотель морского кафе «Ассоль».
Майор не видел, как в бокал ему подбросили дьявольское снадобье. Но нечто, неосознанное им до конца, заставило его предпринять мгновенно пришедшую в голову меру предосторожности.
Владимир Ткаченко уже готовился пригубить из бокала, и тут он вдруг опустил его на стол.
— Одну минуту, джентльмены, — сказал майор, — Я познакомлю вас с русским обычаем. Перед тем как выпить, мы делаем так…
Ткаченко принялся быстро и одновременно передвигать все три бокала. Бокалы мелькали по столу, и когда Владимир остановил их движение, ни Биг Джон, ни Гельмут Вальдорф не могли сказать, в каком бокале растворена «инфарктная» таблетка.
— А теперь выпьем, друзья, — предложил майор.
Мнимый Жан Картье и херр Краузе в замешательстве переглянулись. Владимир заметил это, но понять подлинный смысл происходящего, конечно, не мог, пришло лишь осознание, что он вовсе не пережал со своим фокусом.
— Интересный обычай, — натянуто улыбаясь, сказал Биг Джон и вдруг вскочил со стула.
— Пауль! — закричал он и махнул кому-то из группы входивших в «Робин Гуд» туристов, будто увидел знакомого.
При этом резком движении все три бокала опрокинулись.
— Прошу простить меня, — начал извиняться Биг Джон, но майор Ткаченко жестом остановил его.
— Пустяки, — сказал. — Не берите в голову, Ваня. Сейчас мы все равно будем пить с вами по-русски.
Часа через три на столике, за которым сидели Владимир — мистер Уэбстер, Ваня — «швейцарский гражданин» и Гельмут Вальдорф, находились две опорожненные бутылки с виски.
Гауптштурмфюрер спал, или притворялся, опустив голову на грудь. Ткаченко помог Жану Картье выбраться из-за стола, поддерживая его за локоть. Сам он тоже покачивался, когда выводил Биг Джона из бара и провожал его до каюты, где помог найти ключ и открыть дверь.
— Гуд найт, — сказал майор на прощанье. — Спокойной ночи…
Биг Джон вошел, качаясь, в каюту, закрыл дверь изнутри на ключ, двинулся в гальюн, совмещенный с ванной и умывальником, глянул в зеркало, сильно потер ладонью лицо, и когда отнял руку, то смотрел на себя уже трезвым, осмысленным взглядом.
Владимир Ткаченко, едва закрылась дверь каюты Биг Джона, перестал качаться. Он внимательно глянул на номер каюты и твердым шагом направился по коридору. Когда он проходил через холл, там ждал его, развалившись в кресле, Рауль. Он незаметно проводил майора внимательным взглядом.
Теплоход «Калининград» отошел от причала Стамбульского порта, миновал Босфор, пересек Мраморное море и теперь проходил Дарданелльский пролив, который древние греки называли Геллеспонтом. Все пятьдесят восемь километров пролива лайнер проходил, держась ближе к высокому, с крутыми обрывами европейскому берегу. Малоазиатский берег, более отлогий, амфитеатром поднимающийся к горе Иде, проходил мимо левого борта «Калининграда».
— Скоро Средиземное море, — сказал капитан Устинов. — После стоянки в Пирее и островов Эгейского моря обогнем Пелопонесс, свернем направо и подадимся к месту назначения. И никаких, слава Богу, больше заходов…
— Не любите заходить в порты? — удивился Владимир. — А мне казалось: моряки уходят в океан для того, чтобы поскорее пересечь его и прибыть в другой порт.
— Вообще-то, Владимир Николаевич, так оно и есть, — согласился Устинов. — Особенно, когда ты молод и каждый порт для тебя внове. Но приходит время, в котором уже нет места для поисков «терра инкогнита». Новый Свет открыл за пятьсот лет до тебя Колумб, да и своих личных маленьких открытий ты сделал предостаточно, устал… А сколько суеты, бумажной волокиты, обязательных переговоров с должностными лицами сваливается на капитана в порту! К этому прибавляется забота об экипаже и пассажирах, отпущенных на берег, где может с каждым из них случиться непредсказуемое… Нет, в открытом море куда спокойнее, надежнее, что ли. И теперь я куда лучше понимаю адмирала Макарова, заявившего: «В море — значит, дома».
Они сидели в каюте Валентина Васильевича: капитан сам позвонил Владимиру и пригласил на глоток парагвайского чая — «джербе мате». Майору не доводилось еще пробовать мате, хотя он и слыхал об этом южно-американском напитке, да и капитан Устинов ему нравился все больше, поэтому Ткаченко с радостью согласился.
— Собственно говоря, это и не чай вовсе, — сказал капитан, насыпая в матейницу — округлую чашечку, сделанную из небольшой высушенной тыквочки, инкрустированную серебряными и золотыми пластинками, нечто, весьма похожее на табак-самосад. — Мате изготовляют из растений семейства падубовых. Это кустарники или деревья, покрытые многолетними листьями, с мелкими белыми цветами, всего известно полторы сотни видов падубовых… Растут они по всему миру, но тот, что дает мате, его называют еще гонгонои, встречается только в Парагвае и Бразилии. Листья его содержат кофеин, и потому напиток весьма бодрящий. Сейчас попробуете сами.
Капитан Устинов залил мате горячей водой из недавно закипевшего чайника, предупредив, что вода должна быть не кипятком, а градусов на девяносто пять, вставил в матейницу серебряную трубочку, потянул из нее глоток и передал Ткаченко.
— Теперь вы, — сказал он. — Так пьют мате в Аргентине.
— Как трубка мира, — определил Владимир, принимая чашечку с парагвайским чаем.
— Именно так. В Аргентине, едва гость переступил порог твоего дома, ты готовишь мате и протягиваешь ему.
Капитанское угощение понравилось майору, а Валентин Васильевич добавлял и добавлял горячую воду, до тех пор, пока на поверхности не перестала образовываться пена.
— Теперь все, — сказал Устинов. — Я вот что хотел предложить… Пообедайте у меня в каюте, Владимир Николаевич, побеседуем за трапезой. И если вы не против… Словом, я пригласил Алису Петровну украсить нашу мужскую компанию. Нет возражений?
— О чем разговор, Валентин Васильевич! — воскликнул Ткаченко.
«Ох, капитан, — подумал Владимир, — старый морской волк… Он ведь все сумел заметить и сообразить. Хитрован эдакий!»
Когда обед подходил к концу, Алиса вздохнула:
— Как жаль, что в нашем маршруте не значится остров Крит…
— Хотите найти там остатки нити Ариадны? — подшутил капитан.
