— Что с Федором-то, Фрося? — тронула девушку за руку пожилая колхозница.
Фрося заговорила снова:
— Ну, дальше видим, идут Елизавета Петровна с Петром и мешок со взрывчаткой тащат — в пещере нашли… Ждем-пождем, а Федора и учительницы нету и нету. Чуем, дело неладное. Кинулись искать. Долго бродили. Думали, уж и не найдем. Хотели было возвращаться, да собачка выручила. Слышим, скулит, тявкает. Пошли дальше и нашли: бегает собачка, фонарь стоит, горит, а возле него на боку лежит Федор. А кровищи под ним…
— Кто же это его?
— О, господи! Мать-то узнает, так снопом срезанным и ляжет, — всплеснула руками пожилая колхозница.
На шум из окна больницы выглянула Елизавета Петровна, прикрыла створки. Она стояла в коридоре и поглядывала на белую застекленную дверь операционной. Наконец из двери вышла седоволосая женщина-врач.
— Как там Федор, Марья Сергеевна?
— Все пока без сознания. Сейчас сделали ему переливание крови: очень много потерял. Рана опасная. Но если нож не был отравлен, спасем парня.
Марья Сергеевна что-то тихо сказала сестре в белом халате и зашла в соседнюю комнату. Там вторая сестра бинтовала плечо Шарому. У открытого окошка сидел на стуле Коркин. Лицо его было раскрашено зеленкой. Возле Васи стояла Вера Алексеевна.
— Как самочувствие? — спросила врач Николая Арсентьевича.
— Бодрое, как говорят моряки, — отшутился тот.
— Недельки через две и на ринг выходить можно будет, — посмеялась в свою очередь врач. — Хорошо, что кость не потревожена. — Она подошла к Коркину:
— Ну, а ты, молодец, как себя чувствуешь?
— Он у нас герой! — улыбаясь, кивнул головой Шарый и серьезно закончил: — Достоин правительственной награды. Буду ходатайствовать!
— Вот тебе и Коркин! Слыхали, медалью, а то и орденом наградят, немедленно доложила взобравшаяся на изгородь Зинка нетерпеливо топтавшимся внизу ребятам, — кто бы подумал?!
— Все с девчонками водился, а тут шпиона задержал!..
— У-у-у, как его разукрасили! — последовало новое сообщение. — А Николая Арсентьевича совсем не видно, — Зинка спрыгнула на землю, придерживаясь за плечо Сбитнева.
— Все лицо у Васьки в зеленке, — зачем-то пощупала она свои щеки.
— Наверное, больно ему! — проговорила Оля Пахомова.
— Поплачь, жалельщица! — насмешливо бормотнул Сбитнев, не терпевший никакой сентиментальности.
Зинка вспыхнула:
— А что? Завидки берут? Ты всегда себя таким героем ставишь!
— Дурочка… — беззлобно оборвал ее Сбитнев. — Ничего ты еще не понимаешь.
Он медленно отошел от ребят и сел на толстое бревно, лежавшее у ограды.
— И все понимаем! Не полез бы ты в пещеру — ничего бы с Васей не случилось, — заступилась за Зинку Оля. — Смельчак нашелся!.. — она повернулась к Шумейкину: — Ты чего это толкаешься, к калитке жмешься? Что тебе, места не хватает?
— Никто не толкается, — попятился Шумейкин и наступил на ногу Гале Пурыгиной.
— Ой, медведь, второй раз наступает, — вскрикнула та.
Но Шумейкин не дослушал ее. Он заметил, что дверь больницы открылась, и бросился навстречу Коркину, опережая радостно повизгивающего Тузика.
— Поздравляю, Вася! Здорово! Молодец! Я всегда знал, что ты у нас геройский!
Зинка подбежала к мальчикам и оттолкнула Шумейкина:
— Уйди отсюда! Поздравитель нашелся! Трус несчастный. В жизнь таких не видала!
Ребята окружили Коркина.
— Вася, расскажи, как ты его поймал?
— Очень страшно было?
— А он в тебя стрелял? — наперебой сыпались вопросы. Коркин ничего не отвечал. С удивленной и восторженной улыбкой на лице он только вертел во все стороны головой и быстро моргал синими счастливыми глазами.
Вера Алексеевна и Николай Арсентьевич простились у дверей больницы.
— Что ж, Николай Арсентьевич, мне пора! — сказала учительница.
— Возвращаетесь в город?
— Нет. Мы ведь только половину маршрута прошли. Сейчас едем в Лазурное. Завтра будем осматривать сталактитовые пещеры.
— Или вам мало Стонущей пещеры?
— Эта не для туристов. Пойдем с ребятами в обжитые, хоженые. А вы как, здесь остаетесь?
— Нет. Сейчас за мной приедет наша машина.
— Ну, тогда до встречи!
— До скорой встречи, Вера Алексеевна! В городе, — он крепко пожал ее руку левой рукой.
Сбитнев сосредоточенно строгал перочинным ножичком прутик, а сам, скосив глаза, наблюдал за ребятами. Они со всех сторон окружили Коркина, жали ему руки, хлопали по плечу. Сбитневу тоже хотелось поздравить Коркина, но что-то удерживало его. Он никак не мог еще убедить себя, что Коркин, этот «Ягодка», сумел совершить подвиг. А Вася уже не раз бросал на него удивленный, ожидающий взгляд.
«Еще подумает, что завидую!» — обозлился на себя Сбитнев и поднялся было с бревна, но заметил у калитки Веру Алексеевну, снова сел и стал строгать прутик с еще большим ожесточением.
Сбитнев относился раньше к учительнице с предубеждением и недоверчивостью. Он считал, что вообще всякий учитель обязательно покушается на самостоятельность ребят. Поэтому он всячески старался показать Вере Алексеевне, что не очень-то прислушивается к ее мнению. Распоряжения ее он хоть и выполнял точно, но делал вид, что для него это — нудная обязанность.
Теперь Сбитнева мучили угрызения совести. Учительница вызывала в нем восхищение и уважение. Она оказалась очень смелым и выносливым человеком, рисковала жизнью для их спасения и даже до сих пор не спросила с него ответа за самовольный поступок.
«Как я теперь буду ей в глаза глядеть?» — думал Сбитнев и чем дальше, тем со все большим волнением ожидал минуты, когда он должен будет держать ответ. Сбитнев не любил слушать нарекания и поучения, но теперь готов был вынести от Веры Алексеевны любую головомойку, лишь бы скорее — так хотелось избавиться от этого тягостного ожидания.
Краем глаза Витя заметил, что учительница направляется к нему.
«Наконец-то!» — весь внутренне подобрался Сбитнев.
Но Веру Алексеевну занимали другие мысли. Заметив, что Сбитнев сидит в стороне от всех, она нахмурилась:
«Что же это такое? Опять он держится особняком?» — и пока шла от калитки, пыталась объяснить себе Витино поведение. Зная самолюбивый характер Сбитнева, она невольно подумала: «Неужели его мучает зависть к Васе Коркину? Неужели он такой эгоист? И как к нему подступиться?» — но так ничего и не успела решить. Она просто подошла и мягко положила Сбитневу руку на плечо.
Витя встал, медленно поднял голову.
— Не надо. Вера Алексеевна! Я и так сам все понял! — неожиданно для себя сказал он, глядя прямо в тревожные серые глаза учительницы.
Ее озабоченное лицо просветлело, губы тронула теплая улыбка. Сбитнев облегченно вздохнул и улыбнулся в ответ открыто и доверчиво.
— А наказать тебя, Виктор, все же придется! Это и тебе и другим в науку будет!
Сбитнев улыбнулся еще шире и совсем невпопад радостно ответил:
— Спасибо, Вера Алексеевна!
После обеда отряд собрался на зеленой поляне, за палатками, в тени густых акаций. Вера Алексеевна предложила обсудить поступок Сбитнева.
Некоторое время ребята молчали, поглядывая на мрачного Витю, который сидел, сгорбившись, под деревом и усердно ковырял щепкой землю. Первой, наконец, поднялась Женя Терехова.
— Я, конечно, осуждаю недисциплинированность Вити. Поэтому предлагаю объявить ему выговор и… она замялась, — оставить его без обеда…
Ребята сразу оживились.
— Так мы уже пообедали!
— Тоже придумала наказание!
Женя покраснела и спряталась за спину Вани Горелова.
— Пусть на привале соберет хворост один за всех!
— И дежурит целую ночь у костра, — с разных сторон под смех ребят посыпались предложения.
Пунцовая от смеха Оля Пахомова встала и подняла руку.
Шум стих.
— Вот вы все смеетесь, а тут дело серьезное, — упрекнула она ребят, хотя сама смеялась больше всех. — Сбитнев с самого начала самовольничал. На озеро пошел купаться — раз. С камнями в овраг загудел — два. А теперь вот, пожалуйста, уже третий случай, с этой пещерой. За такие вещи из отряда выгонять надо.
— Правильно! — выкрикнул Шумейкин. — Он только командовать любит, а сам первый дисциплину нарушает. Ему ни в чем довериться нельзя. Он в любой момент может товарища подвести.
— Неверно! — перебила Олега Галя Пурыгина.
Она тоже осуждала Сбитнева ведь история с пещерой могла кончиться очень плохо. Но слова Шумейкина возмутили ее. И, забыв свое правило — основательно обдумать выступление, она вскочила.
— Витя не такой!.. Ты не смеешь так!.. Ты не знаешь… — выкрикнула она прямо в лицо Шумейкину, испугалась своей смелости, сбилась, но потом взяла себя в руки и повернулась к Сбитневу.