– Не хотите ли пройтись? – спросила она, прежде чем поздороваться.
– Конечно. – До ленча Марко уже прошел с Эрманно несколько миль, затем еще несколько часов бродил до встречи с ней. Для одного дня сверхдостаточно, но, с другой стороны, чем еще себя занять? Целый месяц ежедневных прогулок привел его в хорошую физическую форму. – Куда направимся?
– Дорога длинная, – сказала она.
Они шли по узким кривым улочкам в юго-западном направлении, неторопливо беседуя по-итальянски, обсуждали его утренний урок с Эрманно. Франческа говорила об австралийцах, с которыми, по ее словам, всегда легко, потому что они очень приветливы. У границы старого города они подошли к городским воротам – Порта-Сарагоцца, и Марко понял, куда они направляются.
– К святому Луке, – сказал он.
– Да. Погода ясная, и вечер будет хороший. Вы в порядке?
У него ныли ноги, но он и не думал о капитуляции.
– Andiamo, – сказал он. – Идем.
Расположенный на высоте триста метров над городом на одном из первых предгорий Апеннин, храм Святого Луки в течение восьми столетий смотрит сверху на Болонью в качестве ее стража и защитника. Чтобы подниматься к нему, не промокнув или не сгорев на солнце, жители Болоньи решили сделать то, что у них получалось лучше всего, – крытый тротуар. Начав в 1674 году и продолжая без перерыва шестьдесят пять лет, они строили арки; шестьсот шестьдесят шесть арок на пути длиной более трех с половиной километров, самая длинная галерея-тротуар в мире.
Хотя Марко изучал историю, эти детали были гораздо интереснее, когда он слышал о них от Франчески. Дорога представляла собой постоянный подъем, и они шли ровным шагом. Оставив позади сотню арок, он почувствовал, что икры ломит от боли. Она, напротив, поднималась как будто без особого труда, словно альпинистка. Он растягивал ее перекуры, не давая ей оторваться далеко вперед.
Для финансирования этого грандиозного и необычного проекта Болонья не остановилась перед расходами своей богатой казны. В редком проявлении единства враждующих группировок каждая арка галереи финансировалась своей группой купцов, ремесленников, студентов, церквей и знатных семей. Чтобы запечатлеть и увековечить их достижения, им разрешили повесить таблички напротив каждой арки. Большинство исчезло на протяжении веков.
Франческа остановилась для краткой передышки на сто семидесятой арке, где еще сохранилась одна из таких табличек. Она была известна как «la Madonna grassa» – толстая Мадонна. На пути было пятнадцать часовен. Они снова остановились между восьмой и девятой часовнями, где дорога входила на мост. Длинные тени падали там, где свет проникал сквозь галерею, когда они шли по самому крутому участку подъема.
– Ночью включают освещение, – успокоила его Франческа. – Для облегчения спуска.
О спуске Марко старался не думать. Глаза его были устремлены вверх, на церковь, которая то казалась очень близкой, то вдруг отдалялась. Теперь у него заныли и бедра, каждый шаг давался все труднее и труднее.
Когда они достигли гребня и вышли из-под шестьсот шестьдесят шестой арки, перед ними возникла церковь во всем своем великолепии. Ее огни зажглись, когда на холмы, возвышающиеся над Болоньей, стала спускаться темнота, и купол засиял всеми оттенками золота.
– Она сейчас закрыта, – сказала Франческа. – Нам придется осмотреть ее в другой раз.
Во время подъема он видел спускавшийся вниз автобус. Если он решится еще раз посетить Святого Луку с единственной целью осмотреть очередную церковь, то воспользуется только автобусом.
– Сюда, – сказала она. – Я знаю тайную тропу.
Он последовал за ней по гравийной дорожке за церковью к уступу, где они остановились и посмотрели на город внизу.
– Это мое любимое место. – Она тяжело дышала, точно стараясь вобрать в себя всю красоту Болоньи.
– Вы часто сюда приходите?
– Несколько раз в год. Как правило, с группами. Они всегда предпочитают автобусы. Иногда по воскресеньям я поднимаюсь сюда пешком.
– Одна?
– Да.
– Можно где-нибудь посидеть?
– Да, вон там прячется скамейка. О ней никто не знает.
Марко пошел за Франческой по каменистой тропе к другому выступу, откуда открывался такой же потрясающий вид.
– У вас устали ноги?
– Да что вы, нет, – солгал он.
Она с наслаждением закурила сигарету; он редко видел, чтобы курили с таким вожделением. Они долго сидели молча, отдыхая, думая о чем-то своем и глядя на сверкавшие огоньки Болоньи.
– Луиджи сказал мне, что ваш муж тяжело болен, – сказал наконец Марко. – Я вам сочувствую.
Франческа удивленно посмотрела на него и отвернулась.
– Луиджи предупредил меня, что разговоры на личные темы исключены.
– Луиджи постоянно меняет правила. Что он говорил вам обо мне?
– Я не спрашивала. Вы из Канады, путешествуете, хотите выучить итальянский.
– Вы ему поверили?
– Не вполне.
– Почему?
– Потому что вы сказали, что женаты и у вас есть семья, но вы бросили их, отправившись в долгое путешествие по Италии. И если вы просто бизнесмен, который ездит по свету ради удовольствия, то при чем тут Луиджи? И Эрманно? Зачем они вам?
– Хорошие вопросы. Жены у меня нет.
– Выходит, все это ложь.
– Да.
– А в чем правда?
– Я не могу вам сказать.
– Хорошо. Мне и не надо знать.
– У вас и без того много проблем, Франческа.
– Мои проблемы – это мое дело.
Она закурила еще одну сигарету.
– Не угостите меня?
– Разве вы курите?
– Курил много лет назад. – Марко вынул сигарету из ее пачки и прикурил. По мере того как спускалась ночь, городские огни становились ярче.
– Вы рассказываете Луиджи обо всем, что мы делаем?
– Я рассказываю ему очень мало.
– И правильно делаете.
Последний визит Тедди в Белый дом был назначен на десять утра. Он вознамерился опоздать. В то утро в семь часов он встретился со своей неофициальной командой по передаче дел – четырьмя заместителями директора и старшими сотрудниками. На этой тихой мини-конференции он сообщил тем, кому доверял многие годы, о том, что уходит, что это давно уже было неизбежностью, что агентство находится в хорошем состоянии и вообще жизнь на этом не останавливается.
Те, кто хорошо его знал, почувствовали облегчение. Все-таки ему почти восемьдесят, а его ставшее легендой плохое здоровье и впрямь становится все хуже.
Точно в 8.45 во время встречи с Уильямом Лакейтом, заместителем по оперативным вопросам, он вызвал Джулию Джавьер для доклада по делу Бэкмана. Это дело имело для него первостепенное значение, хотя в общем списке приоритетов глобальной разведки находилось где-то посередине.
Как странно, что операции, связанной с опозоренным бывшим лоббистом, суждено было привести к падению Тедди.
Джулия Джавьер села рядом с вечно бодрствующим Хоби, делавшим заметки, которые никто никогда не прочитает, и начала как ни в чем не бывало:
– Он на месте, в Болонье, поэтому, если план надо привести в действие, мы можем это сделать в любую минуту.
– Мне казалось, по плану мы должны были переселить его в деревню, в сельскую местность, где за ним легче было бы следить, – сказал Тедди.
– Это запланировано через несколько месяцев.
– У нас нет нескольких месяцев. – Тедди повернулся к Лакейту. – Что будет, если мы сейчас нажмем на кнопку?
– План будет приведен в действие. Они доберутся до него в Болонье. Это прекрасный город, в котором практически нет преступности. Убийства там неведомы, поэтому смерть Бэкмана привлечет к себе внимание, если там найдут его тело. Итальянцы быстро установят, что он не... как его зовут, Джулия?
– Марко, – сказал Тедди, не заглядывая в лежавшие перед ним бумаги. – Марко Лаццери.
– Да, им придется поломать голову и выяснить, кто это такой.
– Им не за что будет зацепиться, когда они попытаются установить его личность, – заметила Джулия. – У них будет труп, фальшивое удостоверение личности, но ни семьи, ни друзей, ни адреса, ни места работы – одним словом, ничего. Они похоронят его, как бродягу и в течение года не будут закрывать дело. А потом закроют.
– Это не наша проблема, – сказал Тедди. – Убивать-то будем не мы.
– Верно, – сказал Лакейт. – В городе все это сложнее, но наш мальчик любит бродить по улицам. Там они его и прикончат. Скажем, попадет под машину. Ведь итальянцы гоняют, как угорелые.
– Значит, это будет нетрудно?
– Скорее всего, так.
– А какие у нас шансы узнать, когда это случится? – спросил Тедди.
Лакейт пригладил бородку, посмотрел на сидевшую напротив Джулию, которая, грызя ноготь, наблюдала за Хоби – тот помешивал пластмассовой палочкой зеленый чай. Лакейт выдержал паузу.
– Я бы сказал, пятьдесят на пятьдесят – там, на месте. Мы будем следить, что называется, двадцать четыре – семь, но те, кто его прикончит, будут из числа самых опытных. Свидетелей может и не оказаться.
