Василий Иванович тяжело вздохнул и нажал маленькую, едва заметную кнопку звонка, вмонтированного в край его массивного стола. Через секунду на пороге кабинета появилась невысокая худощавая женщина, лет тридцати пяти, со смугловатым лицом и с живыми, немного раскосыми глазами. В руках она держала блокнот и карандаш. Это была помощница Ахаяна, которая работала с ним уже более четырех лет.
Надо заметить, что, несмотря на тот факт, что в общей массе сотрудников аппарата Службы внешней разведки женщин всегда традиционно, по вполне понятным причинам, было не так уж много, в последнее время их удельный вес, тем не менее, хоть и не резко, но все же стал год от года постепенно увеличиваться. И хотя Василий Иванович был человек старой закваски и, как многие зубры разведки, приверженец консервативных традиций, что предполагало достаточно скептическое отношение к использованию женщин на оперативной работе (естественно, как полноправных штатных сотрудников, а не просто исполнителей отдельных заданий и поручений в роли агентов), он, тем не менее, став начальником «романского» отдела и нуждаясь в надежном и исполнительном помощнике, способном одновременно выполнять все секретарские функции, перепробовал несколько вариантов и в конечном итоге остановил свой выбор на этой, внешне не очень яркой, но достаточно милой и, что самое главное, предельно дисциплинированной, аккуратной и сообразительной представительнице слабого пола. Она никогда ни о чем не забывала, держа в памяти самые, казалось, незначительные мелочи и детали, часто действовала на опережение, предугадывая еще только назревавшие просьбы и распоряжения своего шефа, при этом никогда на задавая ненужных вопросов и лишний раз не демонстрируя свой ум и осведомленность. Этому, по всей видимости, способствовало ее воспитание и стиль жизни – она была дочерью одного из заслуженных ветеранов органов, славно поработавшего в свое время по линии управления нелегальной разведки, и женой действующего сотрудника того же управления, которое размещалось в соседнем корпусе ясеневского комплекса. Ее даже звали Зоя – такое имя ей дал отец, в честь одной довольно известной в чекистских кругах в предвоенные и военные годы и весьма энергичной дамы, занимавшей немалый руководящий пост в тогдашней системе НКВД и одновременно с этим снискавшей себе дополнительную популярность своими рассказами для детей, повествующими о славных деяниях вождя мирового пролетариата. Одним словом, нынешний Зоин начальник ей практически полностью доверял, и в обстоятельства известного дела, хотя и в самых общих чертах, она тоже уже была посвящена.
После некоторой паузы Ахаян медленно перевел взгляд на свою помощницу, тихо, в спокойной выжидательной позе, стоящей на пороге кабинета:
– Значит, так, Зоя, перво-наперво надо будет связаться с приемной Петра Игнатьича и попросить о срочной встрече. (Петр Игнатьич был заместитель директора Службы, курировавшей деятельность европейского управления, пост начальника которого, по пока еще не переигранному сценарию, должен был занять Василий Иванович).
– Хорошо, – бесстрастным тоном ответила Зоя и, быстро сделав пометку в своем блокноте, снова устремила на начальника невозмутимый взгляд.
Начальник, секунду помолчав, счел необходимым сделать пояснение:
– Похоже, наша парижская краля собралась в бега. – Он поднял полученный им полчаса назад отчет и, слегка потряся им в воздухе, снова бросил на стол. – Так что, по всей видимости, в ближайшее время нам всем предстоит большая запарка.
– Н-да, – неопределенным тоном протянула Зоя.
– Второе, – продолжил Ахаян. – Надо узнать, на месте ли Силантьев и Пашкевич.
Силантьев возглавлял так называемый «северный» отдел, руководивший работой резидентур в Лондоне и в скандинавских странах; Пашкевич был начальником управления нелегальной разведки.
– Я уточню, но Силантьев в конце прошлой недели улетел в Осло. Пашкевич точно в Москве и должен быть здесь, у них сегодня после обеда большое совещание, – последовал уверенный ответ.
Начальник, прищурившись, внимательно посмотрел на свою помощницу:
– Муж доложил?
– Подтвердил. Вы же знаете, Василий Иванович, я никогда не пользуюсь только одним источником информации.
– Молодец.
– Мне связаться, тоже переговорить насчет встречи?
– Не надо. Я ему сам позвоню. Потом. Мне сейчас главное – к «самому» прорваться.
– Ясно, я сейчас свяжусь, все узнаю.
Ахаян удовлетворенно кивнул головой:
– Потом вот что еще, Зоя. До конца дня надо будет разузнать ближайшее расписание трансатлантических рейсов, совершаемых из Саутгемптона в Нью-Йорк некоей посудиной, под названием «Королева Елизавета».
– Какая ж это посудина. Это, после «Титаника», самый большой и роскошный круизный лайнер.
– Серьезно?
– Да. Правда, его скоро заменить хотят. На более современный корабль. Нового поколения. Тоже «королева», только на этот раз Мария.
– Слушай, и откуда ты все знаешь?
– Ну... об этом сейчас много где пишут.
– Да? – Ахаян вздохнул. – Счастливые люди. Можете себе позволить еще почитать газеты. А тут времени только и хватает, что на выжимки, выдержки, сводки и прочие разные... компиляции. Ну да ладно. Значит, ты поняла? Насчет «Елизаветы».
– Узнать только расписание?
– А что еще?
– Наличие свободных мест. – Несмотря на по-прежнему суховато-деловой стиль речи, в голосе Зои на этот раз послышался некий подтекст: – Например.
– Узнай, – после некоторой паузы, в тон ей ответил Ахаян. – На всякий случай. И последнее – забронируй-ка мне местечко на самолет, на следующий понедельник, но пока не выкупай.
– В Париж? В Лондон? – снова делая пометку, спросила Зоя.
– В Париж, – уточнил Ахаян. – Только не «Аэрофлотом». Возьми на «Эр Франс». Естественно, экономическим. Нашим никаких официальных уведомлений по шифросвязи. Пошлем им весточку от «Василия Ивановича». И посмотри мне какой-нибудь отельчик. Так, средней руки, без особой помпы, но чтобы поближе к центру. Лучше на левом берегу.
– Хорошо, будет сделано.
– Все зафиксировала?
– Все.
– Тогда действуй. В первую очередь...
– Я поняла, сейчас же свяжусь с приемной. Я могу идти?
Ахаян посмотрел на свою помощницу, в собранной позе с серьезным видом замершую на пороге кабинета, в полной готовности его сию же секунду покинуть, и внезапно улыбнулся. Он в этот момент почему-то вдруг вспомнил один очень давний загородный пикник, на который, по случаю то ли первого, то ли девятого мая, собрались с женами и детьми десятка полтора сотрудников тогдашнего Первого Главка и в котором вместе со своими родителями участвовала и стоящая сейчас перед ним серьезная, даже строгая женщина, запомнившаяся ему тогда какой-то озорной непоседливой девочкой-подростком, лихо командовавшей стайкой крутившихся возле нее ребят. И тут же, каким-то еще неясным, смутным импульсом, у него в голове мелькнула еще одна мысль:
– Слушай, Зоя, все забываю тебя спросить. Как папа-то?
– Да ничего пока, молодцом. Тьфу, тьфу, тьфу.
– Преподает?
– Да уже год как нет.
– Совсем, значит, ушел, вчистую, – вздохнув, покачал головой Василий Иванович.
– Ну почему. На консультации еще вызывают. Не часто, конечно, но...
– Н-да. Что поделаешь. В сущности, нас всех ждет одно и то же будущее. Покой, тишина. А ведь какой в свое время монстр был, а? Сто лет его не видел.
– Ну... приезжайте. Он сейчас на даче практически весь год. И зимой, и летом.
– А мама?
– И мама с ним. Приезжайте, они будут только рады.
– Да я с самым величайшим. Ты привет ему... обязательно... и скажи, что я при случае непременно... в самое ближайшее время... да что там, в ближайшее. Вот прямо в эти выходные и заскочу. Так и передай.
– Хорошо, передам, – женщина впервые за все время ее пребывания в кабинете начальника улыбнулась, и с этой улыбкой так мгновенно улетучилась куда-то вся ее деловитая серьезность и строгость, что Ахаян уже не мог сдержаться, чтобы еще раз не улыбнуться ей в ответ. – Ладно, Зоя, иди, звони в приемную. Времени у нас сейчас на раскачку нет. Цейтнот.
11 ноября, во вторник, ровно в одиннадцать часов утра, на углу музея Орсэ, славящегося своей коллекцией полотен знаменитых французских импрессионистов и являющегося одной из туристических мекк Парижа, появилась фигура высокого худощавого мужчины, лет пятидесяти пяти, с аккуратной щеточкой седоватых усов над верхней губой, в бежевом кашемировом пальто с рукавами покроя «реглан» и в темно-синей классической шляпе с высокой тульей и мягкими узкими полями. Мужчина вышел со стороны улицы Бельшас, на которую музей выходил своей фасадной торцевой стороной, и, держа руки в карманах пальто, неспешной прогуливающейся походкой направился вдоль длинной боковой стены этого реконструированного двадцать лет назад и превращенного в храм изящных искусств здания бывшего железнодорожного вокзала, отличающегося какой-то давящей массивностью форм и академическим эклектизмом, столь характерным для архитектуры рубежа девятнадцатого-двадцатого веков. Налево от него, вдоль набережной Сены, тянулась площадь Монтерлана, практически полностью превращенная в стоянку для автомобилей, которая постепенно все больше и больше заполнялась легковушками всех мастей и громоздкими туристическими автобусами. Одной из конструктивных особенностей здания музея, внешний облик которого в процессе его последующей трансформации сохранился в неизменном виде, было наличие семи небольших куполов, увенчанных заостренными верхушками. Под одним из них, по расстоянию самым ближним к углу здания, на боковом торце стены был издалека виден здоровенный круглый циферблат часов более чем двухметрового диаметра.
