А может, этим соблюдением протокола я обязан как раз Андрею. Он, конечно, не знает ничего серьёзного, но того, что он знает и о чём может разболтать, вполне достаточно, чтобы отложить на неопределённое время операцию — скорее всего, до второго пришествия. Но если Андрей позволил себе вести двойную игру, то Бенету об этом, безусловно, известно. Может, у Бенета и нет воображения, но в своём деле он настоящий специалист.
Внизу на шоссе стоят два милиционера в коричневато-зелёной форме. Они просто сотрудники ГАИ, но холодок всё равно пробегает по моей спине. Нет, в Стамбуле, несмотря на жару, дышится легче.
Я возвращаюсь в посольство в пять часов. Прошу позвать ко мне Бенета и вхожу в свой большой мрачный кабинет. Мой помощник тут же является по первому зову и после обязательного рукопожатия замечает:
— Надеюсь, вы довольны поездкой…
— В общем — да… Операция была болезненной, но необходимой.
Я отодвигаю ящик и вместе с сигаретами достаю магнитофончик, чтобы вспомнить мелодию простенькой детской песенки.
— Вы пожертвовали обоими валетами? — спрашивает Бенет, мысли которого крутятся, очевидно, только вокруг карт.
— Пришлось…
— Хотя Господь сказал: «Не убий!».
— Господу было легко, — отвечаю я. — Сильный может позволить себе роскошь не убивать. Мы, однако, не настолько сильны.
Я бросаю взгляд на обшарпанную стену, словно для того, чтобы убедиться, что она всё ещё на месте.
— А что у вас новенького?
— Не знаю, ново ли это для вас, но я только что застал Мэри за странным занятием — она колола себе морфий!
— Да-а, — произношу я печально. — Она окончательно вышла из строя.
— Начинают с алкоголя, а кончают наркотиками, — назидательно добавляет Бенет, для которого, видимо, покер олицетворяет душевное здоровье.
— Наша профессия не для каждого, Бенет. Она не для слабых. Примите меры, чтобы немедленно отослать Мэри домой. Так что же у вас нового?
— Важная новость: вчера Боян впервые переночевал у дочери того…
— Т-сс! — прикладываю я палец к губам. — Тише, Бенет, не спугните птицу счастья!
Я откидываюсь на спинку стула и снова устремляю взгляд на стену.
— У меня такое впечатление, что стена перед нами трескается и мы вот-вот заглянем в святая святых врага, — произношу я почти мечтательно. — И потом любовь двух юных существ… это так мило… — И растроганный новостью и нежной мелодией детской песенки, я смущённо добавляю: — Знаете, Бенет, я и в самом деле ужасно сентиментальный и наивный человек…
