Девушка смотрела в окно, и я не мог ее видеть. Я взял журнал, как-никак смотреть старый журнал интереснее, чем глазеть на женскую спину, покрытую плащом. И тут я заметил, что плечи девушки вздрагивают. Я встал и подошел к окну.
— Отчего вы плачете? Что случилось?
Оттого, что к ней проявили внимание, девушка вместо ответа еще больше расплакалась. Я закурил сигарету в ожидании, пока она немного успокоится; лицо у нее было припухшее, насколько можно было видеть сквозь платочек, которым она вытирала слезы. Носик слегка покраснел, глаз под мокрыми ресницами вообще не было видно. Хочу сказать, что если эта девушка привлекла мое внимание, то вовсе не какой-то красотой. Но в этом лице было что-то страдальческое и по-детски беспомощное; и хотя девушка была рослая, она почему-то напоминала мне маленькую девочку, плачущую оттого, что ее нашлепали или выставили из класса.
Девушка понемногу успокоилась, и я уже приготовился слушать какую-то душераздирающую историю, когда из кабинета начальника вышла секретарша и, едва завидев меня, воскликнула:
— А, товарищ Боев! Начальник только что спрашивал о вас. Проходите, пожалуйста!
Я вошел и после неизбежных «Где ты пропадал, Боев?» да «Какие новости?» полюбопытствовал:
— Что за плачущая девица там у тебя стоит?
— Девица? — нахмурил брови мой приятель. — Она такая же девица, как я Дед Мороз.
— А что особенного, если когда-нибудь тебе случится выступить в роли Деда Мороза. К чему такие строгости?
— А ты занимайся своим делом и не суйся, куда не просят! — произнес с нарочитой суровостью начальник.
Потом он нажал на кнопку звонка и, когда вошла секретарша, распорядился:
— Пускай войдет гражданка.
И бросил в мою сторону:
— Сейчас ты увидишь, что это за девица.
Девушка вошла, и на ее расстроенном лице можно было прочесть больше страха, чем надежды. Страх рождало присутствие начальника, а надежду — мое присутствие.
— Маргарита Денева… — сухо, служебным тоном произнес мой приятель, и я впервые услышал это имя.
— Да, — прошептала девушка так же беззвучно, как я разговариваю в своих кошмарных снах.
— Несмотря на мои предупреждения, вы изложили письменно свои показания так, чтобы скрыть факты, вместо того чтобы рассказать о них.
Незнакомка молчала, потупив глаза.
— Уж больно скупится на факты, — сообщает начальник к моему сведению.
— Смущается девушка, — рискнул заметить я.
И, обращаясь к «гражданке», заговорил возможно мягче:
— Видите ли, Маргарита, через руки товарища начальника прошло столько всего, что ваши чистосердечные показания его все равно не поразят. Тем более что ему и без того все известно. Это во-первых. А во-вторых, мы вызываем сюда человека не затем, чтобы погубить его, а затем, чтобы помочь ему выбраться из беды, если он в нее попал по своей оплошности. Но чтобы мы вам помогли, вы должны нам помочь. И наилучший способ нам помочь — рассказать все как есть.
— Садитесь и рассказывайте. Только не вздумайте ловчить, — предупредил мой приятель, недовольный моим слишком добродушным тоном.
Девушка села. Не закончив первой фразы, снова расплакалась, потом все же сумела овладеть собой и после короткой паузы начала сызнова.
История, которую мне пришлось выслушать, не столь ужасна, но и не так уж безобидна. А главное — довольно банальна. Несколько девушек связались с иностранцами. Эпизодические встречи в разных заведениях и на квартирах. Маргарита не входила в число этих девушек, но, будучи знакомой с одной из них, дважды провела время в интернациональной компании в какой-то квартире и возвращалась домой после полуночи.
— Только два раза, — подтвердила «гражданка».
— Потому что в третий раз вам помешали, — уточнил начальник.
— Кроме музыки и танцев, ничего другого не было…
— Знаем, чем кончаются эти танцы, — хмуро заметил начальник.
Девушка постепенно созналась во всем, в чем могла, рассказав о своем флирте с одним из иностранцев и о том, что получила от него флакончик «Ланкома».
— Ни к чему все это, — тихо произнес я, когда девушка замолчала. — Хорошо, что не влипли более серьезно…
Но, уловив недовольный взгляд начальника, я тут же попытался исправить свою педагогическую оплошность:
— Хотя само начало…
— О да, начинается всегда с каких-то пустяков, — прервал меня мой друг. — Только если в самом начале не опомнишься, кончается худо.
— До этого дело не дойдет! — уверенно заявил я. — Правда, Маргарита?
— Да, — едва слышно произнесла она.
Начальник отпустил девушку, а мы повели разговор совсем на другую тему.
Примерно через полчаса я вышел из управления. Укрывшись под навесом от дождя, меня ждала Маргарита.
— Мне хочется поблагодарить вас… — начала она, поравнявшись со мной.
— Не благодарите меня, а действуйте, — сказал я, может быть, более сухо, чем следовало бы. — Во-первых, вам необходимо скорее поправить ваши университетские дела. Во-вторых, выбросьте из головы всякие мысли о браке с иностранцем и даже с болгарином. Иные девушки, помышляя о замужестве, до такой степени запутываются во всевозможных связях, что начинают забывать, что им, в сущности, нужно.
— Все это я уже про себя решила, — вполголоса сказала Маргарита. — С сегодняшнего дня я начинаю заниматься и ни о чем другом думать не буду.
— Чудесно, — отозвался я. — Но смотрите, как бы не остыли ваши благие намерения.
— Когда станут остывать, я тут же вспомню о вас.
— Зачем обо мне? О себе помните да и о том, к чему вы стремитесь в жизни.
— Человеку легче дается то, что… что он делает для другого… — как-то неловко ответила девушка. — У меня нет близких людей… Вы мне, конечно, тоже не близкий… Но раз у меня нет близких, я буду вспоминать о вас… о вашей ко мне доброте… в общем…
В общем, она едва снова не расплакалась. И может быть, обрадовавшись, что она все же не расплакалась, я сделал то, чего вовсе не собирался делать, — пригласил ее пообедать вместе со мной. Так началась наша дружба.
В сущности, Маргарита оказалась человеком собранным, в первую же сессию ликвидировала задолженность, не проявляя никакого интереса к попойкам и ночным приключениям и ничуть не сетовала на то, что ее жизненные удовольствия ограничивались такими обычными вещами, как кино или прогулка. Познакомившись с нею поближе, я понял, что иностранцы были для нее чисто случайным приключением, объяснить которое можно лишь тем, что она не устояла перед соблазном внести в свою жизнь какое-то разнообразие, да мыслями о замужестве. Потому что, хотя Маргарита была человеком серьезным и изучала французскую филологию, она принадлежала к той категории женщин, которые, изучай они даже атомную физику, на первое место ставят замужество.
Поначалу я, конечно, не думал жениться, но потом случилось так, что я изменил свои намерения и, может быть, женился бы, если бы Маргарита не изменила свои. Словом, со мной случилось, как с тем, кто хотел отведать свининки с тушеной капустой: пока он раздумывал, заказать ему или нет, она и кончилась.
Всю неделю с переменным успехом льет дождь, над раскисшей землей воют ветры. Но, как говорится, нет худа без добра. В такую погоду едва ли кто-нибудь забредет в эти места, где среди множества ям сжался под дождем мой прогнивший барак.
За истекшие четыре дня я лишь дважды решился приблизиться к пригородам, чтобы взять хлебаи немного колбасы. Разумеется, не забывал купить и газету. Первый раз я устанавливаю, что сообщение, касающееся меня, стаяло до крохотной информации в десяток строк, которая потерялась где-то среди уголовной хроники аж на пятой полосе. Во второй раз не нахожу больше ни слова о поисках злодея Коева. Все идет своим чередом. Моя слава убийцы уже померкла, и есть все основания полагать, что скоро заглохнет совсем. Если только молчание не обманчиво.
И вот опять настал вторник.
Завтракая последним кусочком хлеба и последним ломтиком довольно дрянной колбасы, я тщательно обдумываю, каким образом с наименьшим риском добраться в урочный час до парка «Тиволи». От автобуса придется отказаться. Его неудобство состоит в том, что он проходит по крупнейшим магистралям города и делает на них частые остановки. Лучше я пройду пешком эти несколько километров, выбирая более глухие улицы. Чтоб не пришлось ждать в городе и не маячить в центре больше, чем нужно, выйду попозже, часов в пять.
Мой комбинезон и без специальных усилий уже приобрел весьма затасканный вид, растительность на лице превращается в настоящую бороду. Недоедание тоже, надеюсь, сказалось определенным образом на моей внешности. Если ничего не случится, у меня есть все шансы сойти за итальянца или югослава, которые здесь зарабатывают себе на жизнь тяжелым трудом, поскольку местные жители презирают такую работу.
Перед тем как тронуться в путь, снимаю свой комбинезон, освобождаюсь от согревающих компрессов из газетной бумаги и снова надеваю комбинезон, в надежде, что при ходьбе мне будет теплей.
