И в тот момент она услышала, как открывается дверь. Она замерла. Объяснение с чилийской полицией не входило в ее планы. Или это Франсуа Юэ все-таки сумел позвонить раньше Дорваля? Дверь медленно открылась, и она увидела туфли входящего.
Это был Ронкаль. Кажется, никогда она ему так не радовалась. Он, ни слова не говоря, подошел к ней, достал какие-то ключи, и через мгновение она была свободна. Она вскочила на ноги.
– Вы должны уезжать, – напомнил он, – ваш самолет через четыре часа. И спрячьте свои волосы, чтобы на вас не обратили внимания.
– Я помню.
Она поднялась на ноги, растирая затекшие руки. И тогда он спросил:
– Вы не знаете, куда они поехали?
– Уже поздно, – прошептала она.
– Нет, – сказал он, чудовищно усмехаясь, – не поздно. Я заминировал их автомобиль.
Она молчала. А он терпеливо ждал. Нужно было сказать либо «знаю», либо «не знаю». И она молчала.
– Господи, – прошептала Марина, – почему у меня такой страшный выбор?
Она вспомнила глаза Дорваля перед уходом. Или он чувствовал, что за ней придет Ронкаль? Она должна была сказать несколько слов – и не могла их сказать. Она обязана была рассказать – и не хотела этого делать. Она понимала, что потеряла Дорваля навсегда, но теперь ей предстояло самой убить его, самой отдать приказ о его смерти. И она медлила. Она чувствовала, как в ней нарастает то внутреннее сопротивление, которое было сломано при нем и которое теперь восстанавливалось по кирпичику. Неужели она решится на это? Неужели она собственноручно отдаст приказ о смерти единственного мужчины, который ей так нравился? Впрочем, она его все равно потеряла. И теперь он будет ласкать и обнимать других. И теперь он будет любить других. И теперь она больше никогда его не увидит.
Он смотрел на нее и ждал.
И вдруг она вспомнила слова Маркова: «Зло в самом имени твоем, женщина», – и, тряхнув своими длинными волосами, сказала:
– Они поехали за Маратом.
– Спасибо. – Кажется, он хотел уходить.
– Подождите, – схватила она его за руку, словно беспокоясь, что на этот раз он действительно уйдет, не дослушав ее до конца.
– Обещайте мне, – попросила она, – обещайте его не трогать.
Ронкаль холодно смотрел на нее. И, высвободив руку, вышел из номера.
И тогда она закричала. Она вдруг поняла, что наделала, и выбежала в коридор. Но там уже никого не было. И тогда она завыла, словно волчица, понимая вдруг, что только что отдала приказ о казни любимого человека, единственного настоящего мужчины на Земле. И, упав в коридоре на пол, она кусала ковролин, заранее проклиная Ронкаля. Словно он был олицетворением той чудовищной машины, пойти против которой она не смогла.
– Будь проклят, – говорила она сквозь слезы, – будь ты проклят. Будьте вы все прокляты.
Испуганная горничная нашла ее лежащей на полу. А еще через четыре часа Марина Чернышева, или Мария Частер, улетала из аэропорта Сантьяго. Никто даже не посмотрел в сторону этой похудевшей женщины с коротко остриженными темными волосами.
Вместо заключения – Что ты сделала со своими волосами? – спросил изумленный Чернов, встретив ее в аэропорту Буэнос-Айреса.
Она молча прошла мимо него к выходу. Поняв, что она не в настроении, полковник догнал ее уже при выходе из здания аэропорта. В машине она все время молчала. И лишь когда они приехали в отель, она наконец разжала губы.
– Как там, в Сантьяго?
– Все в порядке, – удивился Чернов, – мне звонил Ронкаль. Он прилетит завтра утром.
– Ему удалось?
– Да, конечно. Шидловский погиб. Взорвался в автомобиле.
Она молчала, не решаясь спрашивать дальше. Потом наконец выдавила:
– С ним был кто-нибудь?
– Кажется, два француза, – безжалостно разрезал ее сердце Чернов.
Она ушла в свой номер. Утром прилетел Ронкаль. Она вышла к завтраку, увидела его сидящим за столом. Как всегда, он молчал, а Чернов о чем-то говорил. Она подошла ближе. Ронкаль посмотрел на нее.
Она села за стол, стараясь не смотреть в его сторону. За завтраком говорил только Чернов. Когда они закончили, Марина поднялась, чтобы идти в номер, собирать свои вещи. Ронкаль удержал ее за руку.
– Я исполнил вашу просьбу. Он поднялся наверх, в отель, чтобы освободить вас. И в этот момент я взорвал автомобиль. Потом он спустился вниз.
– Что он делал?
– Он плакал. Кажется, он понял, почему мы его пощадили. И даже поехал в аэропорт, но не успел вас задержать. Вы были уже в самолете.
– Значит, вы убили еще нескольких человек. Вы чудовище, Ронкаль, – убежденно сказала она и, вырвав руку, ушла.
В самолете, летевшем в Европу, Чернов, видя ее состояние, спросил:
– Почему ты все-таки остригла волосы?
– Теперь я буду носить такую стрижку, – бросила она.
– Хорошо, – согласился Чернов.
И только через несколько часов, когда они уже пошли на посадку, он вдруг сказал:
– Мне все известно. Я понимаю твое состояние. Но ты должна быть готовой к подобному. Любому мужчине в нашем деле нелегко. А женщине – тем более. Каждая разведчица должна быть немного сукой. Понимаешь? Поэтому не принимай все близко к сердцу. Ты бы все равно его потеряла.
Она молчала. Когда они уже приземлились и выходили из самолета, она вдруг кивнула Чернову:
– Теперь буду.
– Что? – не понял он.
– Буду сукой.
И, подняв голову, она прошла первой. Полковник ошеломленно смотрел ей вслед. Впереди ее ждали новые задания.
В данном случае рассказанный эпизод – не плод фантазии автора. Последние случаи известны достаточно хорошо. В 1986 году сотрудница КГБ Виолетта Сейна соблазнила сотрудника американского посольства Клейтона Лоунтри. Через год он был приговорен американским судом к тридцати годам тюрьмы.
Многие уже забыли, что Зимбабве ранее называли Родезией. По расистской конституции 1969 года республика именовалась Родезией. В официальных советских источниках вплоть до середины семидесятых страна называлась – Южная Родезия. (Прим. автора.)
В 1974 году Советский Союз и его правоохранительные организации не входили в Интерпол и не имели с ним прямых контактов.
Иван Иванович Огаянц – резидент советской разведки в Париже после окончания второй мировой войны. Он же Серго Авшарумов. Он же Левон Овалов. Один из самых известных и талантливых разведчиков старой школы чекистов, уцелевший и после сталинских чисток тридцатых годов.
Алексей Алексеевич Крохин – резидент советской разведки в Париже в первой половине пятидесятых годов. В числе его обязанностей была и координация общих действий французских левых сил.
