– Мистер Бриггс! – услышал Сократ голос Стива Ферпоссона. – Срочное сообщение из Вашингтона. По приказу директора вам и Аргонавту необходимо срочно вылететь в Вашингтон. Я уже заказал билеты на утренний рейс.
«Вот и сюрприз Сэма Ларкина», – весело подмигнув Давыдову, подумал Джон Бриггс.
Едва Тамара и Настя вымыли посуду, приехал Зеленский, комендант.
– Как уха? – спросил он.
– На высшем уровне, – ответила Настя. – Вам оставили, Сергей Прокофьевич. Сейчас разогреем…
– Спасибо, – поблагодарил Зеленский, высокий, жилистый, сорокалетний мужчина. – А я домой заскочил, чаю попил с пирогами. И вам привез, с брусникой. Утром позавтракаете. Я за вами! Скоро стемнеет. А ночью здесь, извините, никому не положено находиться. Даже таким славным людям, как вы.
– А мы готовы, – ответил Логинов.
Перед тем как уехать, все вместе спустились к озеру, посмотрели, как темнеет вода. Над дальним лесом на светлом еще небе проклюнулись первые звезды.
Отдаленно крякали утки. Только они и нарушали тишину заповедного места, почти не знавшего людей по особой своей предназначенности: рядом проходила государственная граница.
– Сегодня во Дворце культуры бумажного комбината встреча местных жителей с нашими парнями, – сказал Сергей Прокофьевич, когда «уазик» выбрался на основную дорогу. – Мы даем концерт, потом танцы под оркестр, игры, викторины. Словом, широкое общение защитников границы с населением. Есть желание побывать? Что скажет молодежь?
– Молодежь приветствует данное мероприятие, товарищ подполковник! – бойко ответила Алена Логинова. – А вот с родителями надо провести работу. Давненько не видела, чтоб они танцевали… Что скажешь, мамуля?
– Но ведь мы одеты по-походному, – растерянно проговорила Настя. – Даже платья подходящего нет…
– Мама, – укоризненно протянула Алена, – а салатного цвета, которое недавно сшила?
– И все-то она знает, – засмеялась Настя.
– Что есть, то и надевайте, – на мгновение повернулся к женщинам Зеленский.
– А я бы хотел заглянуть на заставу, – сказал Колмаков. – Хочется посмотреть на вечернюю службу. А потом можно и в клуб.
– Это организуем, – отозвался Зеленский.
Высадив женщин у домика – переодеваться и приводить себя в порядок, – комендант повез мужчин на заставу № 1.
Девчонки принарядились и выскочили на крыльцо караулить машину Зеленского, Настя с Тамарой остались вдвоем.
– Случилось чего, Настена? – спросила Тамара.
– Заметно разве?
– Заметно. Только не пойму: хорошее или плохое… То вся светишься, а то вдруг в себя уйдешь, словно боишься чего-то.
– Ребенка жду, – просто сказала Настя.
– Ну ты даешь, подружка! – воскликнула Тамара.
– Осуждаешь? – вдруг посуровела Настя.
– Да что ты, милая! – воскликнула Тамара. – Просто неожиданно…
Настя расплакалась.
– Перестань, перестань, Настюшка, – стала уговаривать Тамара. – Это же чудесно! Разбаловались мы, все по одному заводим, квалификацию на святое дело потеряли…
– У меня уже двое, – возразила, вытирая слезы, Настя.
– А что?! – задорно воскликнула Тамара. – Мне тоже маленького хочется… Рожу! – И она звонко рассмеялась. – Артем знает?
– Нет еще…
– Вот мужикам нашим сюрприз, – сказала Тамара. – Вернутся, а тут им прибавление семейств.
– Ты сначала заведи, – улыбнулась сквозь слезы Настя.
От поддержки подруги – Тамару она знала хорошо и в искренности ее не сомневалась – отлегло на душе у Насти. Теперь, наверно, не стоило говорить ей о подоплеке собственного решения. А пришло оно не сразу. Она совсем замучилась, не знала, что ей делать с раздвоенностью чувств. Она любила Артема Логинова и никак не могла забыть Петра Игнатенко. Понимала, что мертвый должен остаться в памяти, но заслонять собой живых не должен. А вот для нее Петр жил… Он незримо стоял между Настей и Артемом все эти годы.
Однажды Настя подумала: «Наверно, не всю меня занимают Артем и дети. Некий уголок души незаполнен, и туда приходит Петр, оттесняет живых». Конечно, она какая-то ненормальная, но что поделаешь, не в состоянии с собой справиться. Вот найти бы такое, что забрало бы ее в полон. Потом пришло озарение: ребенок! Только он возьмет ее всю целиком, поставит все на свои места. Потом Настя засомневалась: ведь у них есть Петр, Алена, а проблема не исчезла. И все же со временем решила: значит, мало ей сына и дочери, не полностью она себя реализовала как женщина. Высший долг женщины – стать матерью, и не один раз. Все остальное – от лукавого…
– Значит, правильно сделала? – спросила она Тамару, облегченно и грустно улыбаясь.
– Лучше и быть не может, умница ты моя! – одобрила ее Тамара и принялась целовать мокрое от слез лицо подруги.
«А Николай мой прав, – с накатившей вдруг грустью подумала она. – У женщин слезы соленые…»
Невольный легкий озноб охватил вдруг ее, и Тамара поняла, что несколько минут тому назад она поддержала Настин почин вовсе не ради красного словца.
«Заведу и я малыша! – решила Тамара. – Коля будет на седьмом небе. Что тут такого? Я же на полгода моложе Насти…»
Когда Марк Червяга добрался до Ленинграда, он еще раз сменил документы. Теперь он был инженером-техником Астраханского рыбокомбината и прибыл в Ленинград по заданию предприятия в институт холодильной промышленности изучать новшества в изготовлении рыбных деликатесов.
Надо сказать, что ни одна из легенд, разработанных для Червяги в резидентуре, не была липовой. Если Докер выдавал себя за специалиста в какой-то области, то хоть что-то из этой области ему обязательно было известно. Так и в этом случае. В Одессе Марку доводилось работать по рыбной части и в технологии переработки рыбы он разбирался вполне достаточно.
Командировка, сработанная умельцами из ЦРУ, рассчитана была на месяц. После этого срока Марку Червяге предлагались три возможные варианта. Залечь на дно в другом месте и с другими документами. Вернуться назад, тут было три варианта. Продолжать работу в Ленинграде, если операция не будет закончена или агент, в распоряжение которого Докер поступал сразу после появления в Ленинграде, потребует продолжения работы по его усмотрению.
Первое, что сделал Марк Червяга, когда сошел с поезда на Московском вокзале, – поехал в институт холодильной промышленности и отметил в канцелярии командировку, причем поставил сразу две печати: и на въезд, и на выезд. Никто не поинтересовался: к кому он приехал, чем будет заниматься, кто его посылал и как он здесь оказался. Сероглазая девушка дважды тиснула его липовое командировочное удостоверение треугольной печатью, поставила закорючку, с улыбкой прощебетала «сэнк ю», когда Червяга, мужчина видный и по-южному обаятельный, положил на краешек стола плитку шоколада – и дело было в полном ажуре. Заокеанский шпион получал карт-бланш на месячное пребывание в Ленинграде на законных основаниях: человек в командировке. Теперь ты и для милиции наш человек, и в гостиницу, хотя и со скрипом, но устроиться можно.
Поселившись в гостинице моряков Балтийского пароходства – далековато от центра, но место тихое, неприметное, обстановка патриархальная, чекистами и не пахнет, – Червяга решил завтра же совершить первый подступ к контакту с агентом, который был для него, согласно инструкции, начальником.
Систему связи со Школьником, которого лично передал Сократу мистер Ларкин, разрабатывал сам Джон Бриггс. Червяга не должен был знать кодового имени агента, для него Школьник был Пятым. Червяга не имел права выходить на Пятого, тот находил его, когда было нужно. От Докера требовалось только оставлять в условленном «почтовом ящике» координаты пребывания и там же получать инструкции.
Первый заочный контакт должен был состояться на Финляндском вокзале. Но до того Марку Червяге предписывалось заглянуть в общественный туалет на Невском проспекте. Там, на внутренней стороне двери крайней справа кабинки, ожидало первое послание Пятого.
Так оно и оказалось… Когда Докер закрыл за собой дверь и повернулся, то увидел надпись, сделанную карандашом. Печатными буквами было написано: «Адик + Вика =». Далее изображалось нечто, вовсе не похожее на традиционное сердце со стрелою в середине. Но суть была не в рисунке, а в именах. Первое расшифровывалось как А590 – это был код для автоматической камеры хранения. Вика, соответственно, превращалась в В901. Три следующие буквы имени становились цифрами, под которыми они значились в алфавите.
С номером камеры было еще проще: сегодняшнее число плюс порядковый номер текущего месяца. Вот и все. Но непосвященному человеку ни за что не догадаться, что означает невинная надпись на туалетной двери.
Марк Червяга запомнил тайное «уравнение», вышел на Невский проспект и по левой стороне направился к станции метро.
