— Хорошо, — пожал плечами Самсонов, — мы завтра все организуем.
— Когда мне позвонить?
— Утром в десять.
— Договорились.
— У нас тоже есть небольшая просьба, — попросил Самсонов.
— Знаю я вас, — разозлился Асланбеков, — опять кого-нибудь убрать нужно. И сразу обо мне вспоминают.
— Вот фотография, — Самсонов бросил на стол фотокарточку.
Асланбеков с интересом посмотрел.
— Где-то я его видел. Что он сделал?
— Пока ничего, но сделает. Вчера утром он вылетел в Лондон и, по нашим сведениям, сегодня или завтра вернется обратно. Это бывший эксперт ООН. Недавно он был в Ташкенте и попортил там много крови нашим людям.
— Где он остановится?
— Не знаю.
— Он будет один?
— С ним, возможно, будет девушка, но её трогать нельзя.
— Хорошо, — сказал Хаджи, еще раз внимательно посмотрев на фотографию, — мы уберем и его.
— А мы поможем вам закончить ваш затянувшийся конфликт с батоно Гурамом, — улыбнулся Самсонов. — Видишь, как быстро мы можем договориться.
— Завтра, — не дав остынуть его улыбке, жестко сказал Хаджи.
— Что завтра?
— Завтра нужно убрать Хотивари.
— Это невозможно, — подумав, ответил Самсонов, — конечно, он мерзавец и сукин сын. Но нельзя нам всем так выставляться. Все поймут, с кем ты работаешь. Это трудно будет скрыть.
— Завтра, — упрямо повторил Хаджи.
— Да пойми ты, — разозлился Самсонов, — это нужно подготовить, сделать как-нибудь иначе. Нельзя человека убивать в здании прокуратуры. Возьмите его на улице.
— Завтра, — в третий раз упрямо повторил Асланбеков.
— Ну и упрямый ты. Как хочешь. Завтра так завтра. Весь мир будет знать, как мы с тобой работаем вместе. Ты этого хочешь? Хорошо, хорошо, не нужно опять повторять. Сегодня его вызовут в прокуратуру на завтра. Постараюсь тебе это организовать.
Асланбеков встал. И, не попрощавшись, вышел. Хлопнула дверь.
— Сукин сын, — гневно сказал Самсонов и подвинул к себе стоявший на столе телефон. Набрал нужный номер. Включил небольшой аппарат, подсоединенный к телефону, и начал говорить;
— Добрый день. Это говорит Самсонов. Все в порядке. Он согласился.
— Ничего не просил, взамен? — спросил его собеседник.
— Просил опять помочь. С его грузинским другом. Тем самым, который «жар-птицу» выпустил.
— Ты обещал?
— Сказал, что посмотрим.
На телефоне был цифровой скремблер, обеспечивающий почти идеальную защиту от подслушивания, но Самсонов не доверял никакой технике, предпочитая говорить коротко.
— Напрасно. Грузинский друг порядком всем надоел. Давно менять нужно. Он становится иногда просто неуправляемым. Наш друг прав. Давай поможем ему и в этот раз. В конце концов, это и в наших интересах.
— Я так и подумал.
— А насчет английского друга говорил? Он такое учинил в Ташкенте, что лучше не вспоминать.
— Говорил. Даже фотографию дал, чтобы он знакомился.
— Это правильно. Что нужно сделать?
— Чтобы нашего грузинского друга завтра вызвали бы в центральный аппарат Закона.
Так они называли на своем профессиональном сленге здание прокуратуры России.
— Когда?
— Утром. В одиннадцать-двенадцать.
— Я устрою. Он будет тебе звонить?
— В десять часов.
— Позвони ему вечером и скажи, что мы согласны. Завтра нужно наконец избавиться от грузинского друга. Нужно с ним расстаться. Мы слишком все к нему привыкли.
— Понимаю.
— Ты скремблер включил перед тем, как начал разговаривать?
— Сам проверил.
— Это хорошо. Никому не доверяй. Ко мне только что звонил какой-то следователь. Они на нашу квартиру вышли. У Киевского вокзала. Я ему сказал, правда, чтобы не валял дурака, но на всякий случай послал туда людей. Так что будь осторожен.
— Не волнуйтесь, товарищ генерал. Я этого чеченца в кулаке держу. Он у меня не вырвется.
Самсонов положил трубку и усмехнулся. Задние зубы у него были металлические. Ни он, ни заместитель Директора ФСБ, с которым он только что разговаривал, даже не могли себе представить, что, кроме телефонного аппарата, можно просто установить подслушивающее устройство. Оно и было установлено. И работало под столом у Самсонова.
Сидевшие в машине двое пожилых людей слышали каждое слово, сказанное в этой квартире. Они не могли слышать, как отвечал собеседник Самсонова, но все остальное слышали. И все поняли правильно.
— Мы можем опоздать, — сказал один из них.
— Они хотят убрать Дронго, — сказал другой.
Они сидели в самолете. Зоя, надев черные очки, кажется, дремала. Он с интересом читал английские газеты, иногда посматривая на девушку. Прямые волосы были аккуратно зачесаны назад и собраны на затылке. Красивый профиль, идеально прямой нос, тонкая линия красивых губ, подбородок — она могла с успехом выступать в рекламных роликах, думал он.
Когда принесли обед, она сняла очки, и он, наконец, рассмотрел её глаза. Они были с каким-то синеватым отливом, иногда казались зелеными, иногда голубыми. От спиртного он отказался, попросив томатный сок с лимоном. Она, с интересом взглянув на него, заказала ликер «Бейлис» со льдом. Он почти ничего не стал есть и сразу вернул свой поднос стюардессе. Она, наоборот, с аппетитом пообедала, но не стала есть десерт. В конце он попросил чай, она — крепкий кофе без молока.
За все время в пути не было произнесено ни слова.
В Риге они делали промежуточную посадку, и на этот раз им разрешили выйти в аэропорту. Он вошел в здание аэропорта со смешанным чувством разочарования и ностальгии. Здесь все было не так, как раньше. Словно по взмаху волшебной палочки довольно заштатный аэропорт провинции превратился в крупный международный центр со своими магазинами, барами, обменными пунктами. Все было гораздо красивее, солиднее, привлекательнее. Но это была уже другая Рига. Это была не его Рига. И он отчетливо понимал это. По транзитному залу он ходил с хмурым видом, словно опасаясь услышать неприятное известие от кого-то из спешивших повсюду пассажиров. Зоя сидела на длинной скамье и смотрела куда-то в сторону сквозь свои темные очки, лишь иногда замечая Дронго.
Да, это была не его Рига. И от сознания этого факта никуда нельзя было деться. Он не знал этого чужого аэропорта, этих магазинов и баров. На мгновение он представил, как изменился сам город. Наверное, он не сможет его узнать. Он подошел к телефонному автомату, словно намереваясь кому-то позвонить. Постоял. И отошел. Звонить было некому. Да и нельзя. Телефона старой подруги своей матери он, конечно, не имел. Не звонить же в справочную, спрашивая, где находится бывший сотрудник бывшего Центрального Комитета Коммунистической партии Латвии. Это смешно и глупо. Может быть, спасительная смерть пощадила её, и она не увидела тех перемен, что произошли на её родине, и которые она не смогла бы ни понять, ни принять.
Какие странные судьбы, думал Дронго, меря шагами зал. Родившиеся в другой Латвии, они всю свою жизнь боролись за установление Советской власти в своей республике, искренне считая, что это благо для собственного народа. Освобождали свою родину от фашистов, очищали её от «лесных братьев», радовались её успехам. И верили, верили в то, что они делают. Позднее найдутся лицемеры и прохвосты, которые попытаются оправдать собственное предательство ложными идеалами и общим безверием людей в ту систему, при которой эти прохвосты жили и процветали. И это будет неправдой. Ибо тысячи и тысячи людей искренне и честно проживали свою судьбу, стараясь делать это достойно и честно.
Для этих тысяч людей страшным разочарованием стал развал единого государства, крушение идеалов молодости, крах собственной судьбы. Внезапно они снова оказались в том самом государстве, из которого, казалось, уже однажды вырвались и о котором многие новые поколения знали лишь по книгам. И вся их жизнь, честно и достойно прожитая, оказалась никому не нужной судьбой выброшенной на свалку истории. Идеалы, за которые они боролись и воевали, голодали и страдали, ненавидели и любили, оказались пустыми, ненужными и зачастую просто надуманными. Жизнь заканчивалась, так и не успев начаться. Словно не было перерыва в полвека, в котором они прожили. Неведомый рок перенес их из детства в старость, лишив молодости и судьбы, не оставляя им никаких шансов на вторую попытку. И только испытавший подобную боль мог понять, как это страшно и безнадежно.
Объявили посадку, и он заторопился к выходу, успев увидеть, как не спеша поднимается молодая женщина. В салон самолета он пропустил её первой. Она села рядом с ним в своем светло-бежевом костюме с удлиненной, чуть ниже колен, юбкой и искоса посмотрела на него.
Стюардесса предложила им апельсиновый сок. Он отказался. Она взяла свой стакан.
— Вы чем-то расстроены? — спросила Зоя.
