Николай Стариков - Громовые степи

Лида жила у дедов, когда немцы впервые бомбили Батурино. Горшовка располагается в глубокой низине, долине речки Паники. Дорога к хутору идет через бугор, зимой с него можно даже скатываться на санках. В этот вечер она пошла «на улицу», так назывались хуторские сходки молодежи. Здесь мальчишки и девчонки просто ходили туда-сюда, пели песни под балалайку, рассказывали друг другу новости. Взрослые девушки держались отдельно от детворы. Невдалеке, «на Вольном», так называли места, где когда-то казаки пасли табуны лошадей, красноармейцы из Урюпинска косили сено, оттуда по вечерам наведывались в хутор. У тех взрослых были свои интересы, особые отношения, не всегда понятные этой самой детворе, но весело на улице было всем.

Молодежь уже собиралась разойтись по домам, когда вдруг за бугром небо озарилось светло-розовой вспышкой, потом еще и еще… Сначала подумалось: молнии. Но сполохи чередовались один за другим на безоблачном небе. Послышались глухие удары. Стало понятно: бомбы. Война все время была где-то далеко, теперь она оказалась рядом.

Наутро, чуть свет, Лида поспешила в Батурино.

«Как мама? — не покидала мысль. — Может быть, она нуждается в помощи? Колька теперь уже все разведал, рассказам не будет конца».

Батурино видно издалека. Солнце взошло, хорошо освещая строения и сады. Первое, что отметила девочка, МТС вся цела и невредима, да и само Батурино не изменилось. Только где-то в центре поднимался вверх негустой дым.

Мать была дома, как всегда в это время, выгоняла корову в стадо, Аня еще спала. Ни одна, ни другая толком ничего рассказать о бомбежке не смогли. Когда начали взрываться бомбы, они, не успев как следует одеться, укрылись в погребе. Но там с весны еще сохранился набросанный для холода снег, поэтому долго в этом укрытии не задержались, пошли в бомбоубежище, которое подготовили для себя красноармейцы, да так им и не воспользовались. Но это далеко, метров сто. «Эвакуированная семья, так та и до сих пор не выходит из бомбоубежища, — рассказывала мать, — а мы ушли, как только улетели самолеты».

Колька действительно уже знал, где и что произошло. Он повел Лиду показать, где бомбило. «Там все дома ходуном ходили».

Ударам авиации подверглись постройки «Заготзерно» и та улица, где размещался военный госпиталь. Возле самого госпиталя не упало ни единой бомбы. Глубокие воронки изуродовали середину широкой улицы, пустырь почти до самого кладбища, взрывами были порваны телефонные провода, повалены столбы, выбиты стекла в домах, поломаны заборы. Был убит дедушка Чесноков; он сидел на лавочке, курил перед сном. Взрывной волной его подняло вверх и ударило о столб. Колька показал, где он сидел, и гот столб, о который его ударило.

— Знаешь, почему бомбы не разрушили дома? — со знанием дела спросил он у Лиды.

— Откуда бы мне знать? — повела она по-девичьи плечами.

— Земля у нас мягкая, бомбы уходят глубоко, до самой глины, а когда взрываются, ударная волна уходит вверх, осколки почти все застревают в земле.

Колька поковырялся обломком штакетника на дне воронки и извлек из осыпавшейся глины рваный четырехугольный кусок металла чуть ли не с ладонь величиной. Поблескивая неровными острыми краями, он спокойно лежал в руке мальчика, совершенно безобидный.

Встречались хуторяне у домов и на дороге, но Лида не узнавала многих. Бледные, испуганные лица, семенящая быстрая походка, втянутые в плечи головы изменили облик людей.

Дым, который Лида видела еще издалека, шел от «Заготзерно». Там сразу несколько бомб угодили в длинный, метров на сто, склад, расположенный вдоль железнодорожного пути. Деревянные стены и крыша склада были разметаны и сгорели, тлели вороха пшеницы, уже готовые к отгрузке. Этот белесый дым и теперь заволакивал всю территорию «Заготзерно». Залитые водой большие кучи зерна чадили, распространяя резкий запах горелого хлеба.

За пустырем, куда тоже падали бомбы, жила семья дяди, Ивана Дмитриевича. С нарастающей тревогой шла туда Лида. Слава богу, все оказались живыми и здоровыми. Но Колька обратил внимание на множество масляных пятен около дома. На недоуменный вопрос ребят тетя Дуня поведала о случившемся.

— И смех и грех с этой бомбежкой, — начала она со смешком.

— Племянница Женя приехала на быках в Батурино с обозом пшеницы нового урожая. Взвесили хода с хлебом, стали на площадку для выгрузки. А тут налетели самолеты. Девчонки-погонщицы прыснули в разные стороны. А на территории «Заготзерно» яма с мазутом. Женя с подружкой сразу бросились бежать к нам. Племянница не заметила в испуге эту ловушку и плюхнулась в нее. Подружка помогла Жене выбраться, и они прямиком через сады и огороды бегом сюда. Мы укрылись в бомбоубежище всей семьей, когда раздались первые взрывы. Прибежать-то они прибежали, но в таком виде, когда даже в ушах мазут, девчонки спуститься к нам постеснялись. Светила луна. Бабушка Агафья выглянула из убежища, когда затих гул самолетов. Видит, кто-то стоит у входа и отсвечивает лунными бликами. Бабушка подумала — десантники в кожаной одежде, начала креститься и читать молитву: «Царица ты моя небесная, Пресвятая Богородица…» А малышка Тамара, сидя на ее коленях, стала тоже себя осенять крестным знамением и громко повторять молитву на свой лад: «Царица ты моя немецкая, святая погородница…» Женя услышала хохот в бомбоубежище, подумала, что ее родственники с ума посходили от бомбежки, стала спускаться вниз по ступенькам, чтобы оказать нам помощь. Хорошо, что стала звать нас по именам, а то перепугала бы до смерти.

Вскоре Батурино вновь бомбили, но теперь днем.

Лида с подружками сидела на пригорке, они вели свои нескончаемые девичьи разговоры, делились секретами, перелистывали альбомы с любовными стихами, песнями и картинками. Послышался еле уловимый звук летящих самолетов. Высоко на голубом небосклоне завиднелась группа маленьких серебристо-белых машин. Выстроившись ровной цепочкой, будто караван птиц, они медленно плыли в безоблачной синеве. Вдруг первый самолет, задрав вверх правое крыло, стал круто падать вниз, за ним второй, третий… Расширенными от удивления глазами смотрели девчонки на происходящее, не понимая, что случилось. Сначала они услышали нарастающий вой пикирующих бомбардировщиков, затем падающих бомб и грохот взрывов. Все бросились бежать по домам. У Лиды на юбке оборвалась пуговица, то и дело спадая, юбка затрудняла движение. Пришлось ее быстро снять и так бежать, сверкая голыми ногами. В кофточке и трусах влетела она в бомбоубежище. Успела вовремя. Над МТС разгорался воздушный бой. Уже слышались непрерывные пулеметные очереди, рев авиационных моторов. Девочка стала под самое толстое бревно в надежде, что пуля его не пробьет. Потом все стихло. Люди с опаской выходили из-под земли. Не слышно ни собак, ни кур. Но вот и они начали покидать свои укрытия: соседский Шарик вылез из поваленной бочки, петух вывел своих подопечных с насеста под коридором.

Мать не пустила Лиду на станцию. Прибежавшие оттуда люди сказали, что бомбили воинский эшелон и много бойцов поубивало. Надежда была на Кольку: он в точности разузнает, где и что случилось.

Колька появился только под вечер.

— Наши одного немца угробили, — без вступления сообщил он, — самолет сгорел за Опытным полем. Но и один наш сбит, хотя поврежден не очень сильно. Его автомашиной будут буксировать на ремонт. Военный эшелон стоял возле семафора, где и был атакован немецкими самолетами. Бойцы бросились врассыпную. Бомбы в эшелон не попали, падали справа и слева, там бойцов много погибло, человека двадцать, есть раненые. Убитых уже похоронили, а раненых отнесли в госпиталь…

Поведала о своих приключениях и Лида. Только про оторванную пуговицу на юбке она рассказывать не стала.

Утром мать отправила Лиду к дедам в Горшовку.

— В колхозе поработай, — напутствовала Анна Михайловна, — нечего шилыганить, может, на трудодни зерна немного дадут, а то у нас с тобою на зиму никаких запасов нет.

Колька проводил подружку до Казенного пруда. Рассказал, что два дня назад одноклассник Генка Кумсков стал разбирать взрыватель от бомбы, хотел посмотреть, как он устроен. Нашел его Генка в пустом вагоне на станции. Находка так рванула, что четыре пальца левой руки влипли в стенку коридора, в котором он «мастерил».

— Скучно мне будет без тебя, — сказал Коля, не глядя на девочку.

— С чего бы тебе скучать, ребят-то вон сколько вокруг.

— Должно быть, с тобою интереснее. Улыбка у тебя не как у всех.

— Иногда буду приходить мать наведывать и тебя увижу. А ты все новости запоминай, потом мне расскажешь. И взрыватели разные не разбирай.

— Ладно.

— Ты иди домой и не оглядывайся, а то мне как-то неловко становится, когда ты на меня гладишь.

— Ладно, — после некоторого раздумья согласился Колька. Лида работала в колхозе, отвозила на быках зерно от комбайна. Из бункера оно само насыпается в ход, а уже на юку его сначала пересыпают меркой в «центнерный» ящик, потом взвешивают и высыпают в ворох. С весов помогают снять ящик, остальное нужно делать самой. И так с раннего утра до темноты: к комбайну и обратно. Уставала так, что вечером и «на улицу» идти не хотелось. Вставать надо рано, с восходом солнца.