— Чем заболели?
— Неизвестной разновидностью рака, — сказал Йенс Кандер.
22
На столе в кабинете Барски лежала кипа французских газет. Жирные заголовки так и бросались в глаза:
ТАИНСТВЕННОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ В ГОСПИТАЛЕ ИМЕНИ ДЕ ГОЛЛЯ.
ПЯТЕРО — ЖЕРТВЫ ГЕННЫХ МАНИПУЛЯЦИЙ?
СЛУЧАИ ЗАБОЛЕВАНИЯ РАКОМ В ГОСПИТАЛЕ ИМЕНИ ДЕ ГОЛЛЯ.
СЛУЧАЙНОСТЬ ИЛИ ЗАКОНОМЕРНОСТЬ?
«ПРИЧИНА СМЕРТИ — ОШИБКИ В МАНИПУЛЯЦИИ» — УТВЕРЖДАЮТ ПРОФСОЮЗЫ.
ЧТО ПЫТАЕТСЯ СКРЫТЬ ПРАВИТЕЛЬСТВО?
ЧТО ПРОИСХОДИТ В ЛАБОРАТОРИЯХ «ЕВРОГЕНА»?
Примерно два часа спустя, около тринадцати пополудни. Три человека углубились в чтение газет и не произносят ни слова: это Барски, Норма и Сондерсен.
— Господин Сондерсен, — прерывает общее молчание Норма. — Вам было что-либо известно об этих заболеваниях и смертях?
— Нет, — отвечает он, и в голосе его звучат печаль и гнев.
— Выходит, вы не знали об исчезновении материалов пресс-конференции в «Премьер шен» и «Теле-2» — как и в студии «Мир в кадре» после похорон Гельхорна?
— Нет.
— Удивительно, — безжалостно говорит Норма. — Я-то полагала, что, расследуя преступление, подобное нашему вы поддерживаете постоянный контакт с зарубежными коллегами.
— Вы не ошиблись, — ответил Сондерсен и отошел к окну.
— Как вас понять? — спросил Барски.
Сондерсен повернулся к ним спиной и ничего не ответил.
— Господин Сондерсен! — громко окликнула его Норма.
— Да.
— Доктор Барски задал вам вопрос.
По-прежнему стоя к ним спиной, сотрудник ФКВ глухо проговорил:
— Информацию я, конечно, получаю. Но, как я вижу, неполную. Послушайте. — Он резко повернулся к ним, и в глазах его появился недобрый блеск.
— Мы вас слушаем, — сказала Норма.
Мне, положим, жаль тебя, я тебе сочувствую, но так дело не пойдет. Если я тебе помогаю, помогай и ты мне. Или аннулируем наш договор, и я пойду своим путем — как всегда.
— Я… Я…
— Ну, ну! Что — вы? — криво улыбнулась Норма.
Надо натянуть узду, подумала она, не то пиши пропало!
— Вы вчера намекнули мне, фрау Десмонд, что я скрываю от вас какие-то сведения.
— Да, а вы ответили, что так оно и есть, но вы, дескать, не в состоянии пока ничего объяснить.
— И сегодня я в том же положении.
— А как насчет зла, с которым необходимо биться не на жизнь, а на смерть?
— Я так и поступаю, — сказал Сондерсен. Его руки сжались в кулаки.
— Однако боитесь сказать мне, кто мешает вам, — неумолимо гнула свою линию Норма.
— Норма, пожалуйста…
— Нет, Ян. Давайте говорить начистоту! — Она посмотрела Сондерсену прямо в глаза. — Если вы не имеете права сказать мне этого, то я имею право сказать вам: пользуясь своим влиянием, французское правительство позволяет похитить пленку, а не просто закрывает глаза на совершенное преступление. Когда вы приступили к расследованию, вы тоже получили определенные указания из правительственных кругов — что можно, чего нельзя. Кого вы имеете право преследовать, а от кого должны держаться на пушечный выстрел. Разве я не права, господин Сондерсен? Я достаточно долго занималась журналистикой, чтобы не сопоставить факты, которые налицо.
Сондерсен промолчал.
— Вы не обязаны отвечать. Все и без того ясно. Оба правительства действуют согласованно. И, догадываюсь, хорошо осведомлены и другие правительства, по крайней мере, некоторые. Французы в данном случае слегка промахнулись. Бонн был похитрее. Кто бы мог подумать! Хотя гадать на кофейной гуще тут не приходится: в вашем лице государство обрело абсолютно лояльного криминалиста, господин Сондерсен. На человека вашего склада Бонн может вполне положиться!
Я хотела довести тебя до бешенства, подумала Норма, чтобы ты вспылил и раскололся в конце концов. Не удалось. Даже мои последние слова тебя не задели. Что же это за грязная история, если ты намертво стиснул зубы?
— Поверьте, я вам симпатизирую от всей души, — сказала она. — Бедный господин Сондерсен! Вы останетесь лояльным при любой погоде, да?
Заходить дальше я не имею права, подумала Норма. И без того он стоит передо мной как оплеванный.
Сондерсен поднял на нее глаза. Лицо его казалось безучастным.
— Ладно, тогда послушайте, что я вам скажу. Я говорила, что восхищалась вами, потому что вы борец… Нет, дайте мне высказаться до конца! Вы и есть борец. И я продолжаю восхищаться вами. Даже больше, чем прежде. Но мне-то Бонн ничего не запрещал! Да я и не смирилась бы ни с какими запретами. Я в более выгодном положении, нежели вы. Пока они меня не убьют, я не оставлю попыток вывести террористов на чистую воду. И разобраться в том, кто их хозяева. Потому что это они убили моего сына. В силу этих обстоятельств я обещаю вам с сегодняшнего дня взять на себя то, что не можете или не имеете права сделать вы. Обещаю вам то же и от имени доктора Барски. Вы согласны, Ян?
Тот кивнул.
— Макс Планк сказал однажды: «Истина никогда не побеждает. Просто умирают ее противники». Какая мысль! Но мы не можем ждать, пока они вымрут. Чересчур долго ждать. Не доживем мы до этих времен. Мы не можем ждать, пока победит истина. Однако схватить негодяев за шиворот мы можем! И найти их хозяев тоже! У земного зла есть имя и адрес. Я не я буду, если не назову эти адреса!
— Прекрасно сказано, — одобрительно кивнул Сондерсен.
— Бросьте вы, — махнула рукой Норма.
В дверь постучали, и на пороге появилась фрау Ванис, секретарша Барски, та, что постарше. У нее был совершенно растерянный вид.
— Прошу прощения, — проговорила фрау Ванис, — тут один посетитель… Я объяснила ему, что вы никого не принимаете, господин доктор. Он и слышать ничего не хочет, не уходит. Говорит, что… — В этот момент ее отодвинули в сторону и мимо нее в кабинет прошел высокий мужчина атлетического сложения. Оглянувшись на фрау Ванис, он проговорил по-немецки с отчетливым французским акцентом:
— Выйдите отсюда! И закройте за собой дверь.
Фрау Ванис с ужасом уставилась на Барски.
— Выйдите, прошу вас, — сказал тот.
Секретаршу словно ветром сдуло.
— Кто вы такой? — спросил Барски.
Высоченный широкоплечий мужчина с внешностью боксера-профессионала с вызовом проговорил:
— Мое имя для вас пустой звук. А вы, значит, доктор Барски?
— Он самый.
— Предъявите документы!
— Что, что?
— Документы предъявите, слышали? Какая-нибудь бумажонка у вас да найдется. Кредитная карточка. Водительские права.
— Сначала предъявите свои документы.
— Не валяйте дурака, — рявкнул великан. — Либо вы их мне предъявите, либо не получите письмо от вашего приятеля Патрика Рено.
— Один момент, — выступил вперед Сондерсен. — Я из федерального криминального ведомства. Моя фамилия…
— Плевать я на нее хотел, — отрезал атлет. — Желаете получить письмо, доктор? Тогда покажите документ.
Барски достал из внутреннего кармана пиджака водительское удостоверение и протянул великану. Тот внимательно изучил его, сравнил фотографию с оригиналом, бросив на Барски свирепый взгляд, и махнул рукой.
— Порядок. Вот! — Он вернул Барски удостоверение вместе с письмом. — Мадам, месье… — и прежде чем кто-то из троих успел отреагировать, он покинул кабинет.
А Барски сейчас же вскрыл конверт и громко прочел вслух:
«Париж, четырнадцатое сентября восемьдесят шестого года.
Мой дорогой Ян, податель этого письма — наш друг, и ты можешь полностью на него положиться. Почтовому ведомству я имею основания не доверять. Звонить тебе мне запретили. Однако нам необходимо посоветоваться. Письмо ты получишь завтра, в понедельник, около полудня. Прошу тебя приехать вместе с фрау Десмонд в Баденвейлер не позднее, чем во вторник, шестнадцатого сентября — при любых обстоятельствах. Остановитесь в отеле „Ремербад“. Там я найду способ выйти на вас. Ты догадываешься, о чем пойдет речь.
Всегда твой Патрик.
P. S. Когда прочтешь письмо, сожги его».
