Лимасу и в голову не приходило, что он может оказаться под началом женщины. В бюро по трудоустройству его об этом не предупредили.
— Прислан вам на подмогу, — сказал он. — Меня зовут Лимас.
Оторвавшись от каталожных карточек, мисс Крейл вскинула на него глаза, словно он произнес что-то неприличное.
— На подмогу? Что вы имеете в виду?
— Помощником библиотекаря. Бюро по трудоустройству. Мистер Питт.
Он подтолкнул к ней по столу свой анкетный лист, заполненный косым почерком. Она взяла анкету и изучила ее.
— Вас зовут мистер Лимас. — Это прозвучало не как вопрос, а как вступление к форменному дознанию. — И вы из бюро по трудоустройству.
— Нет. Меня послало сюда бюро на работу. Они сказали, что вам нужен помощник.
— Понятно, — с ледяной улыбкой сказала мисс Крейл.
В это мгновение зазвонил телефон, она схватила трубку и принялась яростно переругиваться с кем-то. Лимас заподозрил, что эта ругань носит перманентный характер, потому что спорщики обошлись без прелюдий. Голос мисс Крейл поднялся на октаву выше, и она начала обсуждать вопрос о билетах на какой-то концерт. Он постоял, слушая, минуту-другую, а затем направился к книжным стеллажам. В одной из ниш он заметил девушку, стоявшую на стремянке и сортировавшую какие-то огромные тома.
— Я новенький, — сказал он, — меня зовут Лимас.
Она слезла со стремянки и пожала ему руку, пожалуй, чуть чопорно.
— Меня зовут Лиз Голд. Здравствуйте. Вы уже виделись с мисс Крейл?
— Да. Но ее перехватили по телефону.
— Наверное, ее мать. И, конечно, они скандалят. А что вы собираетесь делать?
— Не знаю. Работать.
— Мы сейчас занимаемся каталогами. Мисс Крейл вводит новую индексацию.
Она была долговяза и довольно нескладна, с длинной талией и длинными ногами. На ней были балетного типа туфли без каблука, несколько скрадывавшие ее рост. Ее лицо, подобно телу, было крупным, с крупными чертами, которые, казалось, колебались между бесцветностью и красотой. Лимас решил, что ей года двадцать два — двадцать три и что она еврейка.
— Мы просто занимаемся проверкой того, все ли книги на месте. Видите, они под рубриками. Проверив, вы помечаете ее карандашом в каталоге и продолжаете индексацию.
— А что потом?
— Только мисс Крейл имеет право обводить рубрики чернилами. Таково правило.
— Чье правило?
— Мисс Крейл. Может быть, вы начнете с книг по археологии?
Лимас кивнул, и она направилась в соседнюю нишу, где на полу стояла обувная коробка с каталожными карточками.
— Вы когда-нибудь уже занимались этим? — спросила Лиз.
— Нет. — Он нагнулся, взял пригоршню карточек и потасовал их. — Меня прислал мистер Питт. Из бюро. — Он швырнул карточки в коробку. — А заполнять чернилами карточки тоже имеет право только мисс Крейл?
— Да. Только она.
Лиз Голд оставила его, и, чуть помедлив, он взял книгу и прочитал название. Это были «Археологические находки в Малой Азии», том IV. Других томов вроде бы не было.
Был уже час дня, и Лимас изрядно проголодался. Он заглянул в соседнюю нишу, где работала Лиз, и спросил:
— А как насчет ленча?
— А-а, у меня есть с собой бутерброды. — Она казалась слегка обескураженной. — Угощайтесь, если хотите. А кафе тут поблизости нет.
Лимас покачал головой.
— Благодарю, но я пойду. Надо купить кое-что.
Она смотрела, как он выбирается на улицу через дверь-вертушку.
Вернулся Лимас в половине третьего. От него слегка попахивало виски. Он принес два пакета с овощами и другими продуктами, швырнул их на пол в углу и устало вернулся к книгам по археологии. Он занимался ими минут десять, пока не заметил, что за ним внимательно наблюдает мисс Крейл.
— Мистер Лимас.
Он как раз забирался на стремянку, а потому полуобернулся и сказал:
— Да?
— Вы не знаете, откуда здесь взялись эти пакеты?
— Это мои пакеты.
— Понятно. Значит, это ваши пакеты.
Лимас молчал.
— Весьма сожалею, но у нас не разрешается проносить в библиотеку пакеты с продуктами.
— А где же мне было их оставить? Больше, сами понимаете, негде.
— Только не в библиотеке.
Лимас никак не отозвался на ее слова и отвернулся к книгам.
— Если бы ваш перерыв не затянулся дольше принятого, у вас не нашлось бы времени на покупки. Ни у кого из нас — ни у меня, ни у мисс Голд — времени на это нет.
— А почему бы и вам не прихватить еще полчаса? — возразил Лимас. — Тогда и у вас было бы время. А если так уж нужно, можно и вечером поработать лишние полчаса. Если приспичит.
На несколько мгновений она просто онемела, молча глядя на него и не зная, что сказать. Наконец она выдавила: «Мне придется обсудить это с мистером Айронсайдом», — и удалилась.
Ровно в половине шестого мисс Крейл надела пальто и, демонстративно бросив: «До свидания, мисс Голд», покинула библиотеку. Лимас был уверен, что мысль о пакетах не давала ей покоя все это время. Он вошел в соседнюю нишу. Лиз Голд сидела на последней ступеньке стремянки, читая какую-то брошюру. Заметив Лимаса, она с виноватым видом сунула ее в сумку и поднялась.
— А кто такой мистер Айронсайд? — спросил он.
— Мне кажется, его просто не существует, — ответила Лиз. — Это ее главный козырь, когда ей нечего сказать. Однажды я ее спросила, кто он такой. Она напустила тумана, а потом сказала: «Не важно». По-моему, его вообще не существует.
— Я не уверен, что и сама мисс Крейл существует, — сказал Лимас, и Лиз улыбнулась.
В шесть она заперла помещение и передала ключ старику-привратнику, контуженному, как сказала Лиз, в первую мировую войну, отчего он не спит по ночам, постоянно ожидая контратаки немцев. На улице было чертовски холодно.
— Далеко вам? — спросил Лимас.
— Минут двадцать пешком. Я всегда хожу домой пешком. А вам?
— Тоже близко, — сказал Лимас. — До свидания.
Он медленно побрел домой. Войдя, повернул выключатель. Никакого результата. Он попробовал включить свет в маленькой кухоньке, а затем электрокамин у кровати. У двери на коврике лежало письмо. Он вышел с ним под желтый свет лампы на лестничной площадке. Письмо было от электрокомпании, с сожалением извещавшей, что у них не было другого выхода, кроме как отключить свет, пока не будет оплачен просроченный счет на сумму в девять фунтов четыре шиллинга и восемь пенсов.
Лимас стал врагом мисс Крейл, а она очень любила иметь врагов. Она рычала на него или вовсе не замечала, а стоило ему подойти к ней, начинала дрожать и оглядываться по сторонам в поисках то ли орудия обороны, то ли пути к бегству. Порой она поднимала визг по самому пустячному поводу, например, когда он повесил плащ на ее крючок, и трясясь, стояла перед ним добрых минут пять, пока Лиз, чтобы поддразнить ее, не окликнула Лимаса.
Лимас потом подошел к ней и спросил:
— В чем дело, мисс Крейл?
— Ни в чем, — ответила она, бурно дыша и всхлипывая. — Абсолютно ни в чем.
— Вот и ладно, — сказал он и вернулся к стеллажам, а она не могла успокоиться весь день и коротала время, драматическим шепотом разговаривая по телефону.
— Жалуется матери, — объясняла Лиз. — Она на всех жалуется. На меня тоже.
Мисс Крейл развила в себе столь сильную ненависть к Лимасу, что просто не могла общаться с ним. В дни получки он, возвращаясь с обеда, находил конверт с жалованьем на третьей ступеньке своей стремянки. На конверте с намеренной ошибкой было написано его имя. В первый раз, заметив это, он подошел к ней и сказал:
— Надо писать Лимас с одним «м» и с одним «с», мисс Крейл.
В ответ на это она впала в форменную истерику, закатывала глаза и судорожно махала руками, пока он не отошел. А потом на несколько часов погрузилась в разговор по телефону.
Недели через три после устройства Лимаса в библиотеку Лиз пригласила его к себе поужинать. Она сделала вид, будто эта мысль пришла ей в голову неожиданно часов в пять вечера. Похоже, она хорошо понимала, что если пригласит его на завтра или послезавтра, он или забудет о приглашении, или просто не придет. Поэтому она сказала об этом только в пять вечера. Лимас, казалось, не хотел принимать приглашения, но все-таки согласился.
Они шли к ней под дождем, такое могло происходить где угодно — в Берлине в Лондоне, в любом городе, где под вечерним дождем брусчатка превращается в озера света и машины неторопливо скользят по мокрой мостовой.
То был первый из многих вечеров, проведенных им в ее квартире. Он приходил, когда она его приглашала, а приглашала она часто. Когда Лиз поняла, что он будет приходить, она стала накрывать на стол с утра перед уходом на работу. И даже заранее мыла овощи и ставила свечи на стол, потому что любила ужинать при свечах. Она постоянно ощущала, что Лимас чем-то сломлен, что с ним что-то не ладно и что однажды по какой-то неизвестной причине он может внезапно и навсегда исчезнуть из ее жизни.
