Мужчина, оказавшийся передо мной - неважно, джентльмен или нет, - был из тех ребят, которые заставляют вас инстинктивно задуматься, сумеете ли вы совладать с ними голыми руками или придется вытаскивать кастет. Не хочу сказать, что он сразу же мне не понравился. Просто от него исходила та агрессивная энергия силы, от которой другим мужчинам и приходят на ум такие мысли. Самое занятное, что где-то мы уже встречались. Хотя я не смог сразу вспомнить где, я понял это по тому взгляду удивленного узнавания, которое на мгновение вспыхнуло в его желтоватых глазах.
- Мистер Хелм, - сказала девушка с мундштуком. - Познакомьтесь с мистером Веллингтоном. Джим, это Мэтт Хелм.
Мы пожали друг другу руки. Его рукопожатие на удивление оказалось почти вялым - таким бывает рукопожатие человека, знающего силу своих ладоней и потому не щеголяющего ею. Один - ноль в его пользу: такая сдержанность выгодно дополняла его мужественную внешность.
- Лу сказала, что вы фотограф.
- Верно.
- Когда-то я и сам фотографировал - очень увлекался! В нашем фотоклубе в Балтиморе я завоевал кучу призов. Но, конечно, все это не идет ни в какое сравнение с работой профессионала вроде вас... Ну, а теперь я вас оставлю, поговорите о делах. Пока, Лу!
Он отпустил мою руку и направился к двери - вот тут-то я его и вспомнил. Это было во время войны, ночью. Ко мне на летное поле привели могучего паренька и сказали, что раз я отправляюсь на задание в одиночку и в самолете полно свободного места, то если я не возражаю, они бы хотели сэкономить время и горючее и не гонять самолет туда-обратно лишний раз. Он не был одним из наших - из Управления стратегических операций или из других подразделений - и мне вовсе не улыбалось, чтобы какой-то чужак знал район моей выброски, но что я мог сделать?
Никто не удосужился нас представить друг другу. Впрочем, там мы все были безымянные - мы были только грузом, который надо доставить на место. Мы обменялись с пареньком рукопожатием, тем дело и кончилось. Тогда этот юный амбал чуть не сломал мне пальцы (ясное дело: с тех пор он выучился хорошим манерам). Потом объявили, что самолет готов к вылету, и он направился к взлетной полосе с агрессивной готовностью футболиста-громилы, который может снести любые тумаки и удержаться на ногах...
То, что произошло потом в ту ночь, я помню очень хорошо. За время полета над Ла-Маншем мы не проронили ни слова. У нас были разные задания, и мы чувствовали себя как два пассажира такси, которым предстоит проехать вместе несколько кварталов, а я, как обычно, все думал, раскроется ли мой парашют, и суждено ли мне, приземлившись, попасть прямо к чертям на сковородку и изжариться заживо. Он был занят своими мыслями - вероятно, того же рода. Он даже не пожелал мне удачи, когда иве пришла вера рыгать, но я не обиделся. В нашей организации не било этих сентиментальных традиций и примет, и более того, у нас, как и у охотников, считалось даже невежливым желать удачи при расставании.
- Ну, пока, приятель, - сказал он мне тогда. Я всегда терпеть не мог людей, которые называют меня "приятель", и я просто кивнул ему в ответ и выпрыгнул во тьму. Черт с ним. Если тебе хочется закорешиться с первым встречным - иди в пехоту. Парашют раскрылся, и я приземлился в открытом поле, и до сего момента больше не видел этого парня.
У двери он на мгновение обернулся, вздел руку на прощанье и как ни в чем не бывало посмотрел на меня. Я понял, что он просто перепроверяет свои впечатления, пытаясь рассмотреть меня с иного ракурса, чтобы подтвердить свою догадку. Ведь сколько времени прошло! Родившийся в ту ночь жеребенок теперь превратился в старую клячу. Что касается меня, то все это случилось одну жену и три ребенка тому назад. Но у него был наметанный глаз, и он меня узнал, конечно же, и вышел, ни слова не говоря, что само по себе было весьма красноречиво. Он узнал меня, но не проговорился. Это могло значить очень много. В конце концов, я ведь тоже без особого восторга вспоминал "старые добрые времена".
- Кто это? - спросил я, когда он вышел.
- Джим? - Лу Тейлор пожала плечами. - Просто друг. Он очень милый человек. Он работает представителем американской фирмы по производству пластмасс, если вам так важно знать... Шотландское или джин? Я бы порекомендовала шотландское. Здешний джин в рот невозможно взять.
- Значит, шотландское, - сказал я.
- Я бы хотела сразу договориться, Хелм, - сказала она, обернувшись ко мне и держа стакан в руке. - Когда мы разговаривали по телефону, вы высказались в том духе, что хотите отправиться в Кируну один. Знаете, не стройте иллюзий! Это же моя статья, и я хочу быть рядом, когда вы будете делать снимки. Я мало что смыслю в фотографии, но знаю, что мне нужно. Я поеду и, по крайней мере, смогу убедиться, что вы снимаете то, что необходимо снять - вне зависимости от того, будут эти кадры потом использованы или нет.
Все произошло так легко и естественно, что я даже удивился. Я-то думал: мне придется потрудиться! Я-то считал, что она постарается покочевряжиться. Это была простейшая и очевидная проверка.
- Прощупай ее, - сказал мне Мак. - Если она захочет отпустить тебя в арктический район и позволит сделать эти снимки рудников самому, тогда, значит, ее статейка вполне безобидная штучка, как оно и кажется, и ты просто теряешь время. В этом случае тебе придется покопаться в другом месте, чтобы за что-нибудь зацепиться. Но если она захочет сопровождать тебя в поездке, тогда, считай, ты попал в яблочко. - Он помолчал. - Эрик...
- Да, сэр?
- Строго говоря, половая принадлежность твоего объекта еще нуждается в уточнении. Я говорю о нем как о мужчине просто потому, что в статье Тейлора он обрисован как мужчина. Но информацию Тейлора нельзя воспринимать некритически. Мы же не знаем, откуда у него эта информация и насколько она достоверна. Может, у него были свои резоны направить нас по ложному следу. Что же до его жены, о ней вообще, похоже, мало что известно. Судя по всему, эту американочку он встретил в Риме несколько лет назад, и для всех стало полнейшей неожиданностью то, что они поженились, ибо он никогда, как считалось, не имел склонности к семейной жизни. - Мак криво усмехнулся. - Как бы там ни было, даже если подозреваемый объект - женщина, это вовсе не означает, что миссис Тейлор можно преспокойно сбросить со счетов. Не забывай об этом.
Я об этом и не забывал, когда разглядывал миссис Тейлор в ее гостиничном номере. Это было не трудно. В тот момент она не вызывала у меня никакой симпатии. Я никогда не испытывал влечения к женщинам в штанах. Когда я поделился этим негативным опытом со своим приятелем-психиатром, он сказал, что это подсознательный механизм защиты против моих скрытых гомосексуальных склонностей. После этого заключения я некоторое время пребывал в подавленном состоянии, пока не понял, что он вообще интерпретировал все человеческие поступки с точки зрения гомосексуальных склонностей. Он даже писал книгу, посвященную этой своей теории, но, кажется, до сих пор ее не закончил. Кто-то его обскакал. Конкуренция в области психиатрических теорий в наши дни чрезвычайно сурова.
Как бы там ни было, женщина в брюках не представляет для меня никакого интереса - как женщина - и уж тем более женщина в столь странного вида бриджах, которые в последнее время вдруг вошли в моду. Плотно облегающая нижняя часть туалета миссис Тейлор - уж не знаю, как это и назвать, - заканчивалась чуть ниже икр, и посему выглядела как обычные джинсы, сильно севшие при стирке. На ногах у нее были черные мягкие шлепанцы. У нее были темные короткие волосы, по-мальчишески зачесанные назад, так что уши оставались открытыми.
Я тотчас вспомнил, что эта женщина была - или когда-то была - замужем, и все гадал, как же мог относиться ее муж к такому наряду. Должно быть, его не покидало чувство, что он укладывается в постель вместе со своим братишкой.
- Не надо меня ни в чем подозревать, миссис Тейлор, - сказал я. - Если вам угодно отправиться на север вместе со мной, я, конечно, не возражаю. Но нам придется просить ваш журнал оплатить ваши расходы. Я не уполномочен включать вас в свой финансовый счет.
- О, я сама оплачу свои расходы, - ответила она. - Я даже не буду об этом ставить в известность редакцию. А поехать я хочу! - потом она мне улыбнулась, словно извиняясь. - Я отдала этому репортажу несколько месяцев жизни, Хелм. Вы же не можете меня осуждать за то, что я хочу проследить, какова будет ваша лепта в этот материал?
Когда она улыбнулась, ее лицо приняло какое-то странное выражение - полушаловливое, полужалобное. Лицо это было далеко не уродливое. Правильные черты, все правильных размеров, все на своем месте, без видимых дефектов - но я все же заметил на горле крошечный округлый шрам, относительно свежий. Увидев его, я ощутил легкий холодок на спине: у меня у самого есть несколько таких же шрамов. Я дождался, когда она передала мне стакан и отвернулась, чтобы затушить окурок в пепельнице. Ну конечно! На обратной стороне шеи, причем довольно низко - и как это пуля прошла мимо позвоночника? - виднелась отметинка вылета.
