— Мило, правда? Сохранил в память о господине Сапони. Когда-нибудь пририсую ей усы и монокль. Присаживайтесь и чувствуйте себя как дома.
Он достал бутылку коньяка, налил нам по половине винного бокала и подвинул мне пачку сигарет. Затем подошел к одному из шкафов и принялся перебирать папки.
— Кстати, — бросил он через плечо, — вы уже решили, принимать ли приглашение Вагаса?
Вопрос вызвал у меня раздражение.
— Я даже не думал. Зачем?
В этот момент послышался довольный голос Залесхоффа:
— Ага! Вот она. — Он извлек из папки большую карточку и поднес к свету. — Вот вам усопший господин Фернинг.
Я взял карточку. В верхнем углу была приклеена фотография мужчины средних лет — маленький снимок на плотной бумаге, какой обычно делают для документов. Если не считать венчика волос над ушами, Фернинг был абсолютно лыс. Лицо круглое и толстое, с маленькими беспокойными глазками и неопределенной формы ртом, словно искривленным в обиженной гримасе. Обыкновенный слабый человек. Я окинул взглядом карточку. В левом верхнем углу от руки было написано «Ф236». Нижнюю половину занимала полоска бумаги с машинописным текстом, приклеенная за уголки.
Сидни Артур Фернинг. Родился в Лондоне в 1891-м. Инженер. Представитель станкостроительной компании «Спартак» из Вулвергемптона, Англия, в Милане (дальше следовала дата). См. В.18.
Я прочел текст еще раз и вновь перевел взгляд на фотографию. Один из ее уголков отстал от карточки. Не задумываясь я прижал фотографию к картону, пытаясь вернуть ее на место. Она не прилипала, и я приподнял уголок, намереваясь смочить клей.
Я сделал это почти бессознательно, просто тянул время. Разумеется, в этой карточке не было ничего случайного. Мне вспомнился наш разговор в ресторане. Значит, Залесхофф забыл о фотографии! А несколько минут назад «пытался вспомнить», где она.
Но меня ждало еще одно потрясение. Приподняв уголок снимка, я увидел на обратной стороне красную печать. Эта печать состояла из имени и адреса лондонского фотографа, изготавливающего фотографии на паспорт. Я отложил карточку. Значит, «снимок „Кодаком“»?
Я поднял голову. Залесхофф с легкой улыбкой следил за моим лицом. Внезапно мне захотелось уйти. Тут присутствовало нечто такое, чего я не понимал и не хотел понимать.
— Благодарю, господин Залесхофф. Очень любезно с вашей стороны приложить столько усилий для удовлетворения моего любопытства. — Я встал. — Теперь прошу меня извинить — мне пора идти. Завтра рано вставать.
— Да, конечно. Вы говорили, вам нужно в полицию.
— И на работу.
— Естественно. Не забудьте ваш бренди, господин Марлоу.
Я посмотрел на бокал, который так и не пригубил. Подумав, взял бренди.
— Выкурите еще одну сигарету, пока пьете. — Залесхофф протянул мне пачку. Я колебался. Можно выпить бренди одним глотком и уйти. Совсем не притронуться к напитку было бы невежливо. Взяв сигарету, я снова сел. Залесхофф задул спичку и принялся рассматривать ее. — Знаете, — задумчиво произнес он, — на вашем месте я не стал бы приходить завтра в полицию.
— У них мой паспорт.
Залесхофф уронил спичку.
— Давайте заключим пари, Марлоу. Ставлю тысячу лир против бруска мыла, что они ваш паспорт потеряли.
— Но почему, черт возьми?
Он пожал плечами:
— Просто предчувствие.
— Надеюсь, необоснованное. Я не стану заключать с вами пари. Это было бы откровенным грабежом. Кстати, — я бросил взгляд на лежащую на столе карточку, — вы всех своих знакомых заносите в картотеку?
Американец покачал головой:
— Только некоторых. Понимаете, у меня это нечто вроде хобби. Кто-то собирает морские раковины. Я собираю фотографии.
Он внезапно наклонился ко мне, и его челюсть задиристо выдвинулась вперед.
— В сущности, сегодняшний вечер, Марлоу, — первый вечер нашего знакомства, и большую его часть я вам лгал. Вероятно, вы уже об этом догадались, потому что поймали меня там, где я не ожидал. Фотография оказалась плохо приклеена. Ну хорошо. Это самый худший из всех известных мне способов завязать дружбу на всю жизнь. Между нами сложилась милая атмосфера жульничества и недоверия. Вы осознаете, что понятия не имеете, кто я такой, черт возьми, и приходите к выводу, что не желаете этого знать. Вероятно, принимаете меня за мошенника. Замечательно! А теперь позвольте дать вам один совет. Если я скажу, что это не будет вам стоить ни цента, а наоборот, принесет большие деньги, то вы начнете теряться в догадках, какую игру я затеял. Признайтесь, в данный момент все это кажется вам таким же ненастоящим, как стеклянный глаз, да?
— Да, — твердо ответил я. — Что это будет, пылесос или холодильник? Мне не нужно ни того ни другого.
Залесхофф нахмурился.
— Вы можете хоть минуту побыть серьезным?
— Простите. Ваша обезоруживающая откровенность слишком сильно на меня подействовала.
— Тогда я прошу вас мне поверить и последовать моему совету.
— Всегда готов выслушать совет.
— Хорошо. В таком случае я рекомендую принять приглашение генерала Вагаса. Возможно, у него есть для вас интересное предложение.
Я посмотрел ему прямо в лицо.
— Послушайте, господин Залесхофф. Я не знаю, что у вас на уме, и знать не желаю. Более того, черт возьми, я никак не могу понять, какое вам дело до приглашения Вагаса.
— И все же я прошу принять его.
— Если вам это интересно — я уже решил отказаться.
— Значит, вы должны передумать.
Я поднялся.
— Прошу прощения, господин Залесхофф. У меня был трудный день. Спасибо за ужин и за хороший бренди. Возможно, вы позволите мне как-нибудь отблагодарить вас за гостеприимство. А теперь мне нужно идти. Спокойной ночи.
Он встал.
— Спокойной ночи, Марлоу. Буду с нетерпением ждать случая еще раз встретиться с вами и поболтать.
Я направился к двери.
— Кстати…
Я обернулся. Залесхофф взял карточку со стола и щелкнул по ней ногтем.
— Наверное, вы заметили, — медленно произнес он, — что внизу есть примечание. Оно гласит. «См. В.18». Карта В.18 находится в одном из этих шкафов. Если после следующей встречи с генералом Вагасом вы захотите на нее взглянуть, я с удовольствием ее оттуда извлеку.
— Зачем она мне?
— «В» означает Вагас.
— Очень интересно, но у меня нет желания встречаться с генералом Вагасом… — Я пожал плечами. — Спокойной ночи.
— Приятных снов.
Я ушел.
Мои сны никоим образом нельзя было назвать приятными. Помню, я проснулся в половине четвертого от ночного кошмара, в котором Беллинетти избивал меня огромными стопками фотографий генерала Вагаса. Но когда мне в конце концов удалось заснуть, я думал о Клэр. Как бы то ни было, а всего через месяц или два я вновь ее увижу. Мою милую Клэр.
С Залесхоффом мы не встречались около недели.
Боги, подобно многим любителям розыгрышей, имеют привычку повторяться. Человек, если можно так выразиться, научился подозревать, что на голову ему в любой момент могут вылить ведро воды. Возможно, он попытается уклониться, но, вымокнув до нитки — что бывает практически всегда, — больше думает о своей шляпе, чем об иронии судьбы. Мы утратили способность удивляться. Исполненный муки вопль высокой трагедии низведен до раздраженного ворчания. Однако я подозреваю, что некая маленькая ловушка всегда вызывает на Олимпе оглушительный хохот. Лично я регулярно в нее попадаюсь. Основа шутки — иллюзия; простое отсутствие чувств и частичный паралич мысли, которые настигают нас с наступлением утра, мы принимаем за здравый рассудок.
Утро после той первой любопытной встречи с Залесхоффом выдалось ясным. Было холодно, но солнце ярко сияло, освещая выцветшие занавески из зеленого плюша, так что они выглядели еще более безвкусными. Этот эффект способствовал обману, укрепляя иллюзию ясности мысли. За кофе я жизнерадостно отверг все неприятные подозрения минувшего вечера. Картотека, таинственные намеки американца — какая чушь! Должно быть, я сошел с ума, если серьезно задумывался об этом. Я уверил себя, что причина всего — мое незнание деловой атмосферы на континенте. Данный фактор следует обязательно учитывать. Фитч предупреждал меня о нем. «Там, — говорил он, — относятся к бизнесу так, словно это грязная политическая игра. Европейцы действительно предпочитают политику; но если у них нет возможности ею заниматься, то они ведут бизнес в аналогичной манере». Американец Залесхофф явно подхватил эту заразу. Вероятно, он собирался сделать мне следующее предложение: Вагас познакомит меня с человеком, который закажет станки, а приличные комиссионные (уплачиваемые авансом) обеспечат адекватную защиту интересов компании «Спартак». В таком случае у него нет ни единого шанса. У меня хватает настоящей работы, и я не могу позволить себе тратить время на детские глупости.
