Слушатель был его племянником. Он не обнаруживал особого сходства ни с родным дядей, ни с кем-либо из знаменитостей. Кавказец как кавказец. Глаза слишком темные, чтобы служить зеркалом души, мысли тоже светлыми не назовешь. Почти горец. Почти дикий.
Всю сознательную жизнь он прожил в гагринском ущелье Цихерва, а потом дядя вызвал его в Курганск и подарил ему пистолет «ТТ» пакистанской сборки. Теперь он считался боевиком, все звали его Гургеном и бесплатно кормили. Гургену нравилась такая жизнь. Он жалел, что так долго проторчал в ущелье Цихерва, где главное событие – смерть кого-нибудь из старожилов или разлив речушки после ливней в горах. В большом городе имелись развлечения покруче. Месяца не прошло, как Гурген обзавелся любовницей и набором галогенных фар, которые намеревался установить на свою собственную машину, как только она у него появится.
А пока катались на дядиной и сейчас тоже сидели в ней. Серая, с металлическим отливом «Самара» – слишком унылый цвет, по мнению Гургена. Но это мнение он держал при себе. Дядя его облагодетельствовал, вывел в люди. Следовало относиться к нему с уважением. Хотя бы до тех пор, пока Гурген обзаведется собственными колесами. Сейчас он был вынужден сидеть и слушать, что говорит ему дядя.
– Тогда Сосо мне говорит: «Вай, вся надежда на тебя, дорогой. Поезжай и привези мне этого Громова живым или мертвым». – Шеварднадзе подумал-подумал и добавил: – Молодые парни с ним не сумели справиться. Смелые, горячие, а вот опыта у них нет. Как у тебя.
Гурген обиделся. Он слышал, как Сосо отправлял дядю на дело, и в той речи не звучали такие красивые слова, как «дорогой» или «надежда». Сосо назвал дядю «мозгодолбом» и пообещал его выделать и высушить, если он запорет бочину. Именно так все происходило. И теперь внимать дядиной похвальбе было неприятно.
– Мы с Сосо всегда вместе по жизни. – Шеварднадзе свел вместе указательные пальцы и подвигал ими, не разъединяя. – Он меня уважает.
– Как Гоги? – не удержался Гурген от подначки. Впрочем, на его лице не читалось ничего, кроме почтительного внимания.
– Примерно, – уклончиво ответил Шеварднадзе. – Гоги сидит за столом по правую руку от хозяина, а я по левую. Вот и вся разница.
«Ох, и здоров же ты заливать», – сердито подумал Гурген.
– А чем Громов так насолил хозяину? – спросил он, чтобы положить конец бесконечной дядиной похвальбе.
– Он киллер. Его наняли убить Сосо. У хозяина много врагов, а верных друзей мало.
Шеварднадзе посмотрелся в зеркальце заднего обзора и пригладил волосы.
– Громов киллер, а живет в этом доме, как самый обычный человек, не скрываясь? – удивился Гурген.
– Здесь квартира его дочери. Он может появиться здесь, а может и не появиться. Но наши поджидают его повсюду, где он обычно бывает. Ему некуда деться.
– Почему бы нам не подняться в квартиру и не проверить, дядя? Мы здесь всю ночь проторчали без толку. Кушать хочется, спать хочется.
Шеварднадзе снисходительно усмехнулся:
– Не уподобляйся непоседливому щенку, мой мальчик. Учись терпеливо подстерегать добычу. Бери пример с меня. Я чувствую, что скоро Громов здесь появится, и сохраняю спокойствие.
«Я бы тоже не волновался, если бы стрелять было поручено не мне, а кому-нибудь другому», – раздраженно подумал Гурген. Ему хотелось, чтобы все скорее закончилось. Вишневая «девятка», которую он присмотрел на автомобильном рынке, стоила чуточку больше, чем премия, обещанная за голову Громова, но недостающие деньги можно будет занять. У того же дяди, которому полагается такая же премия, хотя он горазд лишь языком болтать.
– Это он? – Гурген подался вперед, завидев мужчину, входящего в опекаемый подъезд.
– Ты плохо слушал, что рассказывали наши парни, которые его вблизи видели? – снисходительно осведомился Шеварднадзе. – Громов среднего роста, волосы у него черные, глаза светлые, одет в джинсы и кожанку.
– А если он переоделся?
– И лысину заодно отрастил? Э, лучше расслабься, дорогой, и во всем положись на меня. Уж я-то Громова не прозеваю. У меня нюх.
«Триппер у тебя, а не нюх», – мысленно ответил Гурген, приметивший, что дядя время от времени запускает руку в карман и яростно двигает там пальцами. Но вслух опять ничего не сказал. Торчать с дядей в засаде было намного веселее, чем гонять диких свиней по ущелью и продавать их мясо повару ресторана «Гагрипши». За свиней в Гаграх платили мало. Намного меньше, чем в русском городе Курганске – за людей.
– О! – воскликнул Шеварднадзе после недолгой паузы. – Вот и клиент. Я же говорил: нюх у меня!
«И триппер!»
– Который из них? – встрепенулся Гурген, ерзая на сиденье.
Из подъезда вышли двое, но волнение не позволяло новичку правильно определить будущую жертву. Он опять позабыл приметы Громова и помнил лишь, что стрелять нужно наверняка, чтобы не очутиться в подвале на матраце, как те четверо, которые нахватались свинца во время ночной перестрелки.
– Тот, что постарше, – сказал Шеварднадзе, плавно поворачивая ключ зажигания. – Но молодого лучше тоже завалить. На всякий случай.
Спутники уже пересекли двор и садились в бледную «семерку» без номеров. Место за рулем готовился занять Громов.
– Подбежать? – спросил Гурген, лязгая затвором пистолета. – Я успею.
– Нет, поедем за ними, – решил Шеварднадзе. – Тут свидетелей будет много, а я не хочу свою тачку «палить». Подождем удобного случая. Хорошо бы они за город мотанулись. Там с ними и разберемся.
Очень скоро его пожелание сбылось.
– Нас пасут, Олег Николаевич, – сказал Костечкин после того, как увязавшаяся за ними «Самара» проскочила на красный свет.
– Думаю, это все же где-то в районе ильичевского коксохима, – пробормотал Громов. – Во-первых, насколько мне известно, этот завод не простаивает. Во-вторых, место для лежки там подходящее. Вокруг поля, пустыри, свалки…
– Пасут нас! – повысил голос лейтенант, перегнувшись через спинку сиденья.
– А, эти… Я вижу, Андрюша. Но все равно ты молодец. Глазастый.
– Придется попетлять по городу.
– Особо рассусоливать некогда. Ленка сказала, что Анечке очень плохо. Ее нужно срочно в больницу.
– Как же тогда быть? Они ведь просто так не отстанут.
– Тем хуже для них. А пока можно включить радио и немного расслабиться.
– Расслабиться? – Костечкин продолжал оглядываться назад.
Громов усмехнулся:
– Ну да. В городе все равно ничего не произойдет.
– А что произойдет за городом?
– Я попросил тебя поискать музыку, Андрюша. Желательно пободрее.
Некоторое время ехали молча, слушая песенку про маленькую лошадку, которая везет повозку с героином.
Громов слушал-слушал, а потом сокрушенно покачал головой:
– У парня серьезные проблемы.
– С наркотиками?
– С совестью.
– Зря вы так, – возразил Костечкин, которому певец нравился. – У Найка много других песен. Хороших.
– У человека, который везет слушателям героин, есть хорошие песни? – удивился Громов. – Например?
– В одной он в эту… в комету превращается. Рассекает вечность. И хвостом в окошко любимой – стук.
Впервые текст любимой песни показался Костечкину не таким трогательным, как прежде. Особенно после того, как Громов понимающе кивнул головой:
– Разумеется, хвостом. Чем же еще? Поэтому культурную программу будем считать завершенной. Переходим к физическим упражнениям.
Как только выбрались за город, Громов прибавил газу. Серая «Самара» тоже. Обе машины, одна за другой, взлетели на пологий виадук, выводящий на объездную дорогу. Встречные машины мелькали слева все быстрее и быстрее.
– Интересно, кто именно нас преследует? – тревожно спросил Костечкин. Чем больше разгонялась «семерка», тем неуютнее он себя чувствовал.
– Какое это сейчас имеет значение? – Громов пожал плечами так небрежно, словно сидел не за рулем едва вписывающегося в затяжной поворот автомобиля, а в уютном кресле перед телевизором.
– Пристегнусь, пожалуй, – определился Костечкин, когда стрелка спидометра перевалила за отметку «140».
– Нет, Андрюша. Тебе скоро пересаживаться за руль.
– Честно говоря, я быстро ездить не умею.
– Быстро и не придется, – заверил его Громов. – Лишь бы прямо. Руль удержать сумеешь?
– Ну, в общем, да, наверное, – неуверенно ответил лейтенант. Ему хотелось попросить старшего товарища не прикуривать на такой сумасшедшей скорости, но он не решался. Только изо всех сил упирался ногами в днище перед собой.
– Вот и проверим. – Зажав в зубах дымящуюся сигарету, Громов неожиданно крутнул руль влево.
Перекособочившуюся «семерку» вынесло на проселок, асфальтовое покрытие которого больше всего походило на шелушащуюся коросту. «Самару» понесло дальше. Некоторое время Костечкин наблюдал, как ее волочит юзом по шоссе, а потом преследователей скрыла лесопосадка.
– Кажется, оторвались, – обрадовался Костечкин.
