Я согласно кивнул. Мне и в самом деле было легко и приятно, никакой боли не ощущалось. Я захотел узнать поточнее, кто такой этот доктор и как я очутился здесь, но не мог говорить связно, во всем теле чувствовались слабость и вялость.
– Постепенно я буду уменьшать дозы. Ну а сейчас с вами хотели бы поговорить ваши знакомые.
Он повернулся и постучал слегка несколько раз в небольшую округлую деревянную дверь. Она открылась, и доктор пригласил кого-то войти.
Я почувствовал, как у меня перехватило дыхание.
В инвалидном кресле вкатился Тоби Томпсон, такой усталый и съежившийся. А рядом с ним шла Молли.
– Ой, Боже мой, Бен, – только и вымолвила она и кинулась ко мне.
Никогда еще не казалась она мне такой прекрасной. На ней были коричневая твидовая юбка, белая шелковая блузка, нитка жемчуга, которую я купил в «Шреве», и золотой медальон с камеей, подаренный на счастье отцом.
Мы поцеловались и долго не могли оторваться друг от друга.
Она окинула меня внимательным взглядом, глаза ее помутнели от слез.
– Я… мы… так беспокоились за тебя. Боже мой, Бен.
Она взяла обе мои руки в свои.
– Как это вы оба… попали сюда? – умудрился я выдавить.
Тут я услышал скрип колес каталки – это Тоби подъехал поближе.
– Боюсь, мы примчались сюда немного поздновато, – сказала Молли, слегка сжав мне руки. От боли я чуть вздрогнул, и она моментально отпустила их. – Боже мой, прости, пожалуйста.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Тоби.
На нем был синий костюм и сверкающая лаком черная ортопедическая обувь. Седые волосы тщательно причесаны.
– Да, полагаю, со мной все в порядке. Вот увидите, когда меня перестанут пичкать всякими болеутоляющими лекарствами. Где это я нахожусь?
– В селении Греве в горах Кьянти.
– А доктор?..
– На Массимо можно полагаться целиком и полностью, – улыбнулся Тоби. – Он у нас пользуется особым доверием и при необходимости оказывает медицинскую помощь. Изредка мы используем его пансионат под конспиративное убежище.
Молли погладила меня по щекам, как бы желая удостовериться, что я и впрямь лежу здесь, перед ней. Теперь, когда я более внимательно вгляделся, я увидел, какой у нее измотанный вид, под покрасневшими глазами обозначились круги, которые она тщетно пыталась скрыть кремом и пудрой. Но несмотря на все, выглядела она прекрасно. Она нарочно надушилась моими любимыми духами. Я находил ее, как и всегда, просто неотразимой.
– Боже мой, как же я скучала без тебя, – промолвила Молли.
– Я тоже, детка.
– Ты никогда прежде не называл меня «деткой», – изумилась она.
– Никогда не поздно, – пробормотал я, – придумать новое обращение к любимой.
– Ты никогда не перестанешь удивлять меня, – вмешался в наш разговор Тоби. – Никак не пойму, как ты исхитрился проделать это?
– Что проделать?
– Как ты умудрился пробить такую дыру в стене каменного сарая. Если бы ты не пробил ее, то теперь был бы уже покойником. Эти крутые ребята всерьез настроились держать тебя в нем, пока не сожрут крысы или не отдашь концы с перепугу. Или придумают еще что-нибудь похуже. Ну и, конечно же, наши люди никогда не узнали бы, где искать тебя, если бы не этот взрыв.
– Я не понимаю, – сказал я, – как вы узнали, что я здесь?
– Мало-помалу поймешь, – заверил Джеймс. – Мы сумели засечь твой звонок из Сиены за восемь секунд.
– За восемь секунд? А я-то думал…
– Техника телесвязи у нас значительно усовершенствовалась с тех пор, как ты ушел из разведки. У тебя есть прекрасная возможность убедиться, что я говорю сущую правду, Бен. Если не возражаешь, я подвину это чертово кресло поближе.
Пока же мне вполне хватало и его устного заверения, так или иначе в голове у меня стоял полный сумбур и сосредоточиться я никак не мог.
– Как только мы засекли по линии, откуда ты говоришь, сразу же отправились сюда.
– И слава Богу, что засекли, – заметила Молли. Она по-прежнему держала меня за руки, будто боялась, что я исчезну, если она их выпустит.
– Я дал команду немедленно обеспечить Молли охрану, и мы вместе вылетели в Милан в сопровождении нескольких ребят из службы безопасности. Ну и подоспели, я бы сказал, как раз вовремя. – Он шлепнул ладонями по подлокотникам кресла-каталки. – Добраться сюда оказалось не так-то просто. В Италии немного дорог с такими препятствиями и крутыми поворотами, как эта. Ну ладно, так или иначе, теперь у меня под рукой всегда есть снадобье против болей. А помнишь, я говорил тебе, что если капнуть одну-единственную капельку воды у входа в муравейник…
Я лишь тяжко вздохнул и взмолился:
– Пожалей меня, Тоби. Не надо про муравьев. У меня и так нет сил.
Но Тоби уже завелся и не слушал мои увещевания:
– …как рабочие муравьи мигом помчатся по муравейнику, поднимая тревогу, предупреждая о надвигающемся наводнении и даже указывая, где находятся запасные выходы. И менее чем за полминуты все муравьиное семейство готово к эвакуации.
– Великолепно, – с иронией заключил я.
– Прости меня, Бен. Я лучше предоставлю слово Молли. Во всяком случае, она внимательно присмотрит за доктором Больдони и сделает все, чтобы тебя получше лечили.
Я повернулся к жене:
– Скажи правду, Мол. У меня что, серьезные травмы?
Она лишь печально, но не безнадежно улыбнулась. На ее глазах все еще не высохли слезы.
– С тобой, Бен, будет все в норме. Правда, правда – ты поправишься. Не хочу тревожить тебя.
– Давай говори, я послушаю.
– У тебя на руках ожоги первой и второй степени, – объяснила она. – Будет больно, но серьезного ничего нет. Обожжено не более пятнадцати процентов кожи на теле.
– Ну а если нет ничего серьезного, то почему же меня привязали к этим всяким причиндалам? – Тут я впервые обратил внимание, что к концу указательного пальца у меня прикреплена какая-то трубка с чем-то красноватым и блестящим внутри, похожая на те, которые прикрепляют к астронавтам. Я поднял палец с трубкой: – А это еще что за чертовщина?
– Измеритель кислорода в крови. Красноватое свечение – это лазерный луч. Прибор измеряет насыщенность крови кислородом, нормальная величина которой девяносто семь процентов. У тебя же эта цифра намного выше, около сотни процентов, что, вообще, и следует ожидать. Бен, при взрыве тебя слегка контузило. Доктор Больдони опасался, что огонь обжег тебе и верхние дыхательные пути, что могло бы привести к тяжелому исходу – тогда у тебя оказалась бы пораженной трахея, а это уже смертельная опасность, если при осмотре не заметить ожога. Ты еще выплевывал при кашле какие-то кусочки, вот доктор и испугался – не обгоревшие ли это частички легочной ткани. Но я внимательно пригляделась и разобралась, что это, слава Богу, всего-навсего сажа. Тут мы поняли, что ожога дыхательных путей нет, в них попали только сажа и копоть.
– Ну а как меня лечили-то, а, доктор?
– Мы вливали вам витамин «Ай» в жидком виде, ну и потом витамин «Д5» пополам с обыкновенным солевым раствором. И давали по двадцать капель «К» в двухсотпроцентном растворе.
– Не понимаю. А по-английски это что?
– Извините. Это обычный бромистый калий. Я должен быть уверен, что организм у вас не обезвожен, поэтому давал побольше жидкости. Вам нужно ежедневно делать перевязки. Вот то белое вещество под повязками на руках – это «мазь Сильвидена».
– Тебе хорошо – у тебя под рукой всегда будет личный врач, – с улыбкой сказал Тоби.
– Плюс к тому же у тебя будет масса времени, чтобы отдохнуть в кровати, – вынесла свой вердикт Молли. – Вот для этого я принесла кое-что почитать.
Она положила рядом кипу газет и журналов. Сверху лежал журнал «Тайм», на обложке которого красовался большой портрет Алекса Траслоу. Выглядел он неплохо: бодрым и энергичным, хотя фотограф, похоже, выбрал такую точку съемки, чтобы получше оттенить мешки у него под глазами. «ЦРУ в кризисе» – гласила надпись под портретом, а пониже написано буквами помельче: «Наступит ли новая эпоха?»
– Алекс выглядит здесь, будто он ни разу не высыпался за последние десять лет, – заметил я.
– На другой фотографии он больше похож на самого себя, – заметил Тоби и оказался прав. На обложке еженедельника «Нью-Йорк таймс мэгэзин» Алекс Траслоу горделиво снят с аккуратно расчесанными на пробор седыми волосами. «Спасет ли он ЦРУ?» – вопрошал заголовок.
Я и сам гордо просиял и, сложив из журналов шалашик, спросил:
– А когда его будет утверждать сенат?
– Да уже утвердил, – сказал Джеймс. – На следующий же день после назначения. На сенатский комитет по разведке надавил сам президент, указав, что ему нужен как можно скорее не исполняющий обязанности директора ЦРУ, а полновесный директор. Затянувшаяся процедура утверждения вызвала бы только хаос и неразбериху. Его утвердили подавляющим большинством, против же голосовали, помнится, всего двое.
