– Ну и что тогда? – не выдержав, встряла в разговор Молли и пристально уставилась на него со свирепым видом. На щеках ее проступили красные пятнышки, и я понял, что слушать дальше у нее не хватало сил. И она тихо произнесла, почти шепотом: – Мой отец был прекрасный и добрый человек. Он был прямой и честный, какие редко встречаются. Ради всех святых, самое худшее, что вы только можете сказать про него, это то, что он был слишком прямолинеен.
– Молли… – начал было Тоби.
– Как-то в Вашингтоне я ехала с ним в такси, он нашел на заднем сиденье двадцатидолларовую купюру и, не задумываясь, передал ее шоферу. При этом он сказал, что тот, кто потерял деньги, может вспомнить – где и обратиться в компанию, откуда такси, ну а я и сказала: «Пап, а шофер ведь наверняка прикарманит эти денежки…»
– Молли, – умоляюще попросил Тоби с тоскливым взглядом во взоре. – Мы ведь должны обсудить все варианты, какими бы невероятными они ни казались.
Я невольно стал настраиваться на ее мысли, но она сидела далековато и уловить ее мысли я не сумел. По правде говоря, я даже не знал в тот момент, сохранилась ли во мне эта дьявольская способность. Может, от всего пережитого там, в крысином сарае, я лишился этого дара так же внезапно, как и обрел его. Я еще подумал, что, если способность исчезла, черт с ней, тужить не стоит.
Одно было ясно: если она о чем-то и думала, то с большим волнением. Так или иначе я прекрасно представлял себе, какая сумятица сейчас у нее в голове. Мне так хотелось выпрыгнуть из постели, обнять ее и успокоить – слишком тяжело было видеть ее в таком смятенном состоянии. А я был вынужден лежать в этой проклятой постели с забинтованными руками и ощущать, как то и дело кружится голова.
– Тоби, – заметил я как бы размышляя, – а ведь Молли права: то, о чем мы говорим, никак не подходит к складу Хэла.
– Но нам тогда придется танцевать от того же места, откуда и начали, – возразил Тоби.
– Нет, – ответил я. – Орлов все же оставил мне след.
– Какой?
– «Проследи путь золота, – сказал он. – Разыщи золото». И думал при этом о городе, где оно спрятано.
– О Цюрихе?
– Нет, не о нем, о Брюсселе. В этом есть свой резон, Тоби. Поскольку Бельгия, как известно, не входит в число главных рынков золота, то не трудно будет вычислить, где может быть спрятано в Брюсселе золото на сумму в десять миллиардов долларов.
– Я сейчас же позабочусь о твоем немедленном вылете туда, – предложил Тоби.
– Нет, не надо! – воскликнула Молли. – Никуда он не поедет. Ему нужно лежать в постели неделю, не меньше.
Я медленно покачал головой и ответил:
– Нет, Мол. Если мы не разыщем его, следующим прикончат Алекса Траслоу. А потом и нас. Нет ничего проще, чем подстроить «несчастный случай».
– Но если я позволю тебе встать с постели, то, как врач, нарушу клятву Гиппократа…
– Да забудь ты про эту клятву Гиппократа, – настаивал я. – Наша жизнь под угрозой. На карту поставлено безмерное богатство, а если мы не найдем его, то тогда… тебе не доведется жить в согласии с этой чертовой клятвой.
Тоби придвинулся ко мне совсем вплотную и тихо-тихо прошептал:
– Я с вами.
И с тонким жужжанием электромотора своего кресла-каталки он медленно поехал прочь.
* * *
В комнате стало тихо. Живя в городе, мы привыкаем к городскому шуму и не замечаем его. Но здесь, на севере Италии, с городской улицы шум вообще не доносился. Из окна в тусклом предвечернем свете Тосканы виднелись высокие, созревшие подсолнухи, их высохшие коричневые стебли смиренно склонились ровными рядами.
Тоби выехал, оставив нас с Молли поговорить наедине. Она присела около меня на кровати и машинально поглаживала мои ноги через одеяло.
– Прости меня, пожалуйста, – сказал я.
– За что прости?
– Не знаю за что. Просто говорю: виноват я очень.
– Ладно, принимаю твои извинения.
– Надеюсь, что все это враки насчет твоего отца.
– Но в глубине сердца…
– А в глубине своего сердца я не верю, чтобы он поступил когда-то плохо. Но мы обязаны все выяснить до конца.
Молли оглядела кругом комнату, а потом, увидев в окне живописный вид тосканских холмов, сказала:
– А ты знаешь, мне здесь нравится, я бы осталась тут жить.
– И я бы тоже остался.
– Правда? Думаешь, мы здесь прижились бы?
– А тебе понравилось бы, если бы я открыл здесь тосканский филиал компании «Патнэм энд Стирнс»? Ну что ж, давай начнем.
– Нет, мы будем зарабатывать деньги с помощью твоего дара… – скривила она в улыбке губы. – Мы могли бы переехать сюда. Ты бросишь свою адвокатскую практику, и мы заживем счастливо…
Помолчав немного, она сказала:
– Я хочу поехать вместе с тобой. В Брюссель.
– Молли, это же так опасно.
– Я могу оказаться полезной. Ты сам знаешь. Но так или иначе, никуда ты не поедешь без сопровождения врача. Во всяком случае, при твоем нынешнем состоянии здоровья.
– А почему ты вообще не против моих поездок куда-либо? – спросил я.
– А потому, что я знаю, что все это враки про папу. И хочу, чтобы ты докопался до правды.
– А ты принимаешь в расчет такую возможность, хотя и весьма отдаленную, что, если я и докопаюсь до сути, то может оказаться, что отец твой не такой уж паинька?
– Послушай, Бен. Отец мой погиб. Самое худшее уже позади. Ничего хуже этого быть не может.
– Ладно, – сказал я. – Согласен с тобой. – Веки мои начали смыкаться, у меня не хватало сил бороться со сном. – А теперь дай мне заснуть.
– Ну, так я позвоню в Брюссель и забронирую номер в гостинице, – услышал я ее голос, доносившийся издали, будто за миллион миль отсюда.
– Алекс Траслоу предупреждал меня насчет змей в саду, – тихо шепнул я. – И… и я начинаю думать, а не из этого ли клубка Тоби?
– Бен, у меня кое-что есть. Такое, что может пригодиться нам там.
Молли говорила еще что-то, но я уже не воспринимал ее слова, а потом ее голос, казалось, зазвучал тише и наконец совсем замолк.
Чуть позже – может, через несколько минут, а может, и секунд – я услышал, как Молли тихонько выскользнула из комнаты. Откуда-то издалека донеслось до меня блеяние барашка, и я быстро уснул.
В международном аэропорту Милана нас провожал до стойки авиакомпании «Сюиссэр» Тоби Томпсон. На прощание Молли поцеловала его в щеку, а я пожал руку, и мы прошли через контрольную арку с определителем наличия металлических предметов. Через несколько минут по радио объявили посадку на наш самолет, вылетающий в Брюссель. Я знал, что в эту же минуту Тоби садится в самолет, отправляющийся рейсом в Вашингтон.
Действие болеутоляющих таблеток, от которых я «плавал» последние два дня, стало проходить (хотя голова у меня по-прежнему была не в порядке и я с трудом улавливал неясный голос мыслей Тоби). Я знал, что мне следует отказаться от лекарств, чтобы все время быть начеку. Теперь руки мои, особенно предплечья, без болеутоляющих средств просто горели огнем. Они дрожали, а каждый удар сердца, посылающий свежую кровь, отдавался в них, словно удар ножом. Но самое худшее – оказалось, что без болеутоляющих средств меня стала мучить непрерывная головная боль.
И все же, несмотря на это, я нашел в себе силы пронести две сумки (в багаж мы ничего не сдавали) и уложить их в самолете на полки над сиденьями. Тоби купил нам авиабилеты в первый класс и передал новые паспорта. Теперь мы стали супругами Осборнами: я – Карлом, а Молли – Маргарет, владельцами небольшого процветающего магазинчика по продаже сувениров и подарков в городке Каламазу, штат Мичиган.
Я сел в кресло около окна (Тоби приобрел билет на место около окна по моей просьбе) и внимательно наблюдал, как суетилась аэродромная команда «Сюиссэр» вокруг самолета, заканчивая последние предполетные приготовления. Я весь напрягся в ожидании. Переднюю дверь в салоне авиалайнера закрыли и опечатали несколько минут назад. Со своего места мне все было прекрасно видно.
Как только последний техник отошел от самолета и убрал пассажирский трап, я принялся дико вопить.
Размахивая перевязанными руками, я орал что есть мочи:
– Выпустите меня отсюда! Боже мой! О-о, Боже милостивый! Выпустите меня!
– Что такое? Что такое? – всполошилась Молли.
Естественно, все пассажиры в ужасе уставились на нас. По проходу подбежала стюардесса.
– О-о Господи! – продолжал я вопить. – Мне нужно выйти… сейчас же!
– Извините, сэр, – сказала стюардесса, высокая блондинка с плоским мужеподобным непреклонным лицом. – Мы не разрешаем пассажирам покидать самолет перед самым взлетом. Может, мы сможем что-то сделать для вас?..
– Что такое с тобой? – лезла с расспросами Молли.
– Выпустите меня! – еще раз потребовал я и поднялся с кресла. – Мне позарез нужно выйти отсюда. Нет больше сил терпеть эту дикую боль.