Когда стемнело Стерн разрешил рабочим немного отдохнуть. Молдаване сели за столом в своей бытовке, поужинали хлебом, куском колбасы «монастырская», купленным еще в городе, выпили по паре кружек кипятка и собрались прилечь на лежаки, сколоченные из досок и покрытые старыми матрасами. Но в дверях уже стоял Стерн: «Ну, отдохнули? Вижу, что хорошо отдохнули. Теперь пора за работу». Молдаване, не вступая в спор, поднялись, вышли под дождь, засветили переносную лампу, включили бетономешалку. Работа продолжалась до двух часов ночи. В третьем часу Стерн разрешил перекусить и ложиться спать. На еду и переодевание не хватило сил. Молдаване повалились на лежаки, как на пуховые перины, и тут же захрапели. Стерн вернулся в свою бытовку и сказал Ватутину: «До половины четырех утра этих деятелей буду охранять я. Потом твоя очередь. Разбудишь их в шесть тридцать. Проснуться – и за работу».
Стерн вышел из бытовки, встал на доску, прижался спиной к стене, чтобы дождь не капал за шиворот ватника. В три ночи скрипнула дверь, появился неясный абрис человеческой фигуры. «Ты куда это собрался», – откуда-то из дождя, из кромешной темноты спросил Стерн. Пожилой молдаванин вздрогнул и перекрестился. «Облегчиться… Хочу», – ответил он, зыркая по сторонам белками глаз. «Далеко не ходи, – велел Стерн. – Прямо здесь и облегчайся».
* * *
Стерн поднялся чуть свет, выглянул в окно. На строительном дворе все шло своим чередом: крутилась чаша бетономешалки, гудел мотор. Яков Кешмаре поливал агрегат из кишки холодной водой. Тарас подтаскивал мешки и пустые бочки, насыпал в ведра серо-желтые гранулы, отмеряя для загрузки новую порцию селитры и еще успевал сколачивать высокий настил из досок. На него в кузов грузовика поставят бочки с азотированной селитрой, а под днищем настила поместят тротиловый заряд. Когда взрывчатка рванет, образуется такое количество теплоты, что бочки сдетонируют. Таким образом, сила взрыва в тротиловом эквиваленте, по расчетам Стерна, составит около двух с половиной тонн. Что и требуется. Стерн вышел из вагончика, умылся, подошел к Ватутину.
– Что-то сегодня мне работяги не нравятся, – сказал Стерн. – Возможно, они бежать задумали. Черт знает, что у них на уме. И не упускай их из виду.
– Понял, – кивнул Ватутин.
Весь день Стерн не вылезал из кузова «МАЗа». Он укладывал взрывчатку, вставлял в тротиловые шашки электродетонаторы, прикручивал к ним провода, создавая единую цепь. Два десятка детонаторов сработают одновременно, когда цепь замкнется. Энергия идет по проводам от нескольких батареек к конденсатору, далее к детонаторам. Сейчас электроцепь разрывает будильник. Один проводок подсоединен к его звонку, второй проводок к молоточку. Остается установить время взрыва. Как только будильник зазвонит, его молоточек задергается и замкнет электрический контур. Это вызовет детонацию взрывчатки. Через мгновение рванут бочки с азотированной селитрой. Не доезжая пары километров до плотины ГЭС, Стерн остановит грузовик, заведет будильник, установит время. И поедет дальше. На середине плотины над одной из железобетонных опор «МАЗ» якобы сломается. Стерн побежит за трактором. На поломку грузовика никто не обратит особого внимания. За четверть часа до этого происшествия в городской черте взорвется цистерна с мазутом. Все население и правоохранительные органы будут отвлечены пожаром. …День прошел быстро. Стерн оторвался от работы только один раз, чтобы наскоро пообедать, и снова полез в кузов. Незаметно спустились первые сумерки. Стерн, уложил всю взрывчатку до последней шашки, собрал единую электроцепь, подсоединив к ней элементы питания, конденсатор и будильник. Накрыл взрывчатку брезентом. Вместе с Ватутиным они затащили в грузовик уже готовый настил для бочек. Стерн вылез из кузова, опустил полог тента. Теперь остается самая малость, последний шаг: по доскам закатить бочки в грузовик, закрепить их проволокой за борта, чтобы не болтались. Сверху положить мешки с песком. И можно трогаться. Стерн выкурил сигарету, глядя в вечернее небо. Ветер разогнал тучи, на чистом небе высыпали первые звезды. Стерн вернулся в бытовку долго крутил ручку настройки приемника, нашел местную радиостанцию и внимательно выслушал прогноз погоды на завтра и послезавтра. Тепло, солнечно, дождей не ожидается, ветер северо-западный. Лучшего и желать нельзя, погода как по заказу. Он открыл банку консервов, отрезал кусок хлеба. Ел и через окно наблюдал, как у бетономешалки крутятся мрачные молдаване. Кажется, еще час-другой, и они закончат работу.
Выпив кипятка, Стерн скинул сапоги, упал спиной на кровать. Закрыл лицо бумажным полотенцем, пропахшем табаком и горелым жиром. И мгновенно задремал. Сквозь сон он слышал скрип половиц, шаги Ватутина, шипение кипящего электрочайника, звон посуды. На какое-то время все звуки исчезли. Но снова скрипнули половицы, Ватутин толкнул Стерна в плечо.
– Они закончили.
Стерн открыл глаза, посмотрел на часы: двенадцать ночи без двадцати минут. Ватутин стоял над кроватью.
– Что? – не понял Стерн.
– Они все закончили. Последняя бочка полна. Сейчас сели жрать в своей бытовке.
Стерн поднялся с койки, влез в сапоги. Вытащил из-под подушки пистолет, сунул его сзади за пояс брюк.
– Пойдем.
Пригород Перми. 19 августа.
Стерн вошел в соседнюю бытовку, остановился на пороге. Молдаване сидели рядышком за круглым самодельным столом, накрытым газетой. Закуска была небогатой. Несколько кусков хлеба, два яйца, сваренных в чайнике, и пара толстых кусков «монастырской» колбасы, оставшихся еще со вчерашнего ужина. От долгого лежания в душной бытовке колбаса приобрела какой-то странный серо-зеленоватый оттенок. Старший Тарас жадно глотал хлебный мякиш, присыпанный крупной солью, запивая еду кипятком. Даже забыл снять кепку, так проголодался. Яков ел медленно, откусывая от вареного яйца крошечные кусочки. При появлении хозяина рабочие перестали жевать, подняли головы. Лица молдаван сделались напряженными.
– Приятного аппетита, – сказал Стерн.
– Спасибо, – ответил Тарас.
Он вдруг вспомнил про кепку, снял ее и вытер ладонью влажный лоб. Стерн шагнул вперед, встал посередине комнаты. Задел головой тусклую полудохлую лампочку, свисавшую с потолка на коротком шнуре. Ватутин выглядывал из-за его спины.
– Устали? – Стерн улыбнулся. – Наверно намаялись за день.
Рабочие переглянулись, они не могли решить, что отвечать хозяину. За день они здорово наломались, но жаловаться на усталость как-то не принято. Дело не в рабочей гордости, но хозяин и сам видел, как они вкалывали. До хруста в костях.
– Пойдем со мной, – Стерн указал пальцем на Тараса. – Посмотрим на работу.
Тарас медленно поднялся из-за стола, надел кепку. Шагнул к двери, снял с гвоздя рабочую куртку, просунул руки в рукава. Было заметно, как Тарас волнуется, только с третьей попытки сумел застегнуть единственную пуговицу куртки, болтавшуюся на двух нитках. Даже в полутемной бытовке было видно, как побледнело его загорелое лицо.
– А вы тут пока посидите, – Стерн обернулся к Ватутину, подмигнул ему одним глазом. Тарас молча вышел за порог, за ним Стерн. Ватутин шагнул к столу, ногой придвинул к себе стул с тем расчетом, чтобы сидеть точно напротив молодого рабочего Якова Кешмаре. Тот отложил в сторону недоеденное яйцо. Он слегка отодвинул от стола свой табурет. Под столом стоял ящик с плотницким инструментом, что привезли с собой молдаване. Остро заточенный топор лежал топорищем к Якову. В случае чего, если на словах не договорятся, можно выхватить инструмент и хватить Ватутина лезвием топора между глаз.
– Мы работали на строительстве птичника, – сказал Яков.
Сейчас он говорил не высоким, как всегда, и низким утробным голосом чревовещателя. Он держал ладони на столе, перекатывая недоеденное яйцо, желток крошился по газете.
– Кое-что там получили. Не так уж много. Но все деньги здесь.
Яков показал пальцем на рюкзак, валявшийся в углу.
– Там и Тараса деньги и мои. Берите.
Ватутин не ответил, только отрицательно помотал головой.
За окном прозвучал сухой пистолетный выстрел. За ним второй. И снова наступила тишина. Яков вздрогнул, будто его ударили кулаком по лицу.
– Неужели нельзя с вами договориться? – в глазах Якова стояли слезы. – Мы ведь простые рабочие. То есть уже я один… Остался… Отпустите меня по-хорошему? Что мне за дело до тех бочек? Мне ведь все равно…
Ватутин покачал головой.
– Придет время, хозяин и тебя кончит, – сказал Яков. – Помяни мое слово. Так и будет.
– Мы с ним друзья, партнеры, – ответил Ватутин.
– Надо было днем отсюда бежать, – Яков кивнул на темное окно. – Я ему говорил, Тарасу: бежим. А он уперся. Струсил, не захотел.
– Вы бы не убежали, – ответил Ватутин.
Яков убрал правую руку со стола, опустил ее вниз, будто хотел почесать ногу. Он наклонился ближе к столу, кончиками пальцев дотянулся до топорища. Ватутин усмехнулся, разоблачив эту простенькую хитрость. Под полой куртки он держал пистолет. Под столешницей он направил ствол в живот Якова. И дважды нажал на спусковой крючок. Выстрелы прозвучали так громко, что в ушах зашумело. Стреляные гильзы отлетели в угол. Яков свалился с табурета. Перевернулся со спины на бок, обхватив живот ладонями, и протяжно застонал. Ватутин вытащил из кармана пачку курева, чиркнул спичкой. Не торопясь, дотянул сигарету до фильтра, пуская изо рта мелкие колечки дыма. Бросил окурок в недопитую чашку с кипятком. Яков был еще жив, когда Ватутин поднялся со стула, встал над ним, широко расставив ноги, и добил жертву двумя выстрелами в шею. Через минуту вернулся Стерн. Он, ухватив мертвого Тараса за кисти рук, волочил его за собой. Лицо рабочего было в крови, кепка потерялась где-то в грязи строительного двора. Стерн бросил тело прямо в тесном предбаннике возле двери. Зашел в комнату, долго копался в карманах рабочих спецовок и штанов, брошенных на лавке, но не нашел, чего искал. Тогда вытащил из дальнего угла объемистый туго набитый рюкзак, сел на корточки посередине комнаты под лампой. Развязал веревку, расстегнул клапаны карманов. Молдавские паспорта лежали отдельно от носильных вещей, в целлофановом пакете, завернутые в застиранную тряпицу. Стерн неторопливо перелистал паспорта, изучая сделанные в них пометки, разглядывая вклеенные фотографии.
