Сбросив ноги с кровати, Фосс распластал на стуле чистый лист и принялся писать. Лучше бы попросить о такой услуге генерала Цайтлера, но сумеет ли тот помочь? Нет, полковник СС Вайсс — единственный человек, с которым он может иметь дело, если это вообще возможно — иметь дело с ребятами из СС.
Он писал неразборчивым, тонким, как паутина, почерком — мозг Карла всегда работал быстрее, чем его рука. Смял черновик и начал сначала. Второй набросок постигла та же участь. Он сам не понимал, чего нужно добиваться. Надо спасти брата, да, безусловно, однако — на каких условиях? И не так-то легко провести Юлиуса теперь, когда его мысль столь изощрилась, просветленная страданиями.
Растенбург
5 января 1943 года
Дорогой Юлиус,
офицер, который вручит тебе это письмо, вывезет тебя из Котла, а затем мы сможем переправить тебя в берлинский госпиталь. Тебе придется принять трудное, страшное решение. Если ты останешься, то разобьешь сердце нашей матери и — ты знаешь, это правда! — убьешь отца. Ты — первенец, тебе он всегда отдавал предпочтение, с тобой связывал все надежды, и, с тех пор как он вынужден был уйти в отставку, ты сделался для него единственным источником жизненных сил. Если тебя не станет, жизнь его утратит всякий смысл.
Если ты сейчас покинешь армию, твои люди не станут винить тебя. Другое дело, что ты сам будешь себя упрекать, ты понесешь бремя выжившего, бремя избранного. Решать только тебе, но твоя душевная рана, думается, из тех, что со временем залечиваются, а наш отец не исцелится.
Поверить не могу, что решился возложить весь груз выбора и ответственности на тебя в твоих и без того отчаянных обстоятельствах. Я пытался написать это письмо по-другому, чтобы оно стало истинным искушением святого Юлиуса, но к чему приукрашивать? Трудный, жестокий выбор. Одно могу сказать: что бы ты ни решил, ты всегда остаешься моим любимым братом, лучшим человеком на свете.
Карл
Фосс застегнул мундир, накинул шинель и вышел на морозный воздух. Порой он оскальзывался, сапоги скрипели на жесткой, промороженной почве. Пройдя в Закрытую зону I, Фосс прямиком направился к штабу подразделения СС, где неотлучно и неумолимо пребывал полковник Вайсс. Офицеры с удивлением смотрели ему вслед: ни одна живая душа не входила по доброй воле в этот штаб, ни у кого не возникало желания пообщаться с полковником СС Вайссом. Фосса тут же провели к полковнику. Вайсс восседал за массивным столом, на его лице тоже проступило удивление. Кожа, неправдоподобно белая на фоне черного мундира, слегка порозовела, а шрам от глаза и до скулы налился алой кровью. Страх ударил Фосса в живот, срикошетил, попытался вырваться наружу.
— Чем могу служить, капитан Фосс?
— По личному делу, полковник.
— По личному? — Вайсс как будто не поверил своим ушам: кому взбредет в голову обращаться к нему с личными вопросами?
— Мне представляется, в феврале прошлого года мы достигли полного взаимопонимания, вот почему я осмеливаюсь обратиться к вам с личной просьбой.
— Сядьте! — словно псу, скомандовал Вайсс. — Вид у вас больной, капитан.
— Аппетит пропал, — ответил Фосс и поспешил опуститься на стул: колени дрожали. — Знаете… положение Шестой армии… мы все переживаем…
— Фюрер решит эту проблему. Победа будет за нами, капитан. Вот увидите, — проговорил Вайсс, искоса поглядывая на Фосса и пытаясь разгадать не только смысл, но и подтекст его слов.
— Мой брат там, в Котле, герр полковник. Он тяжело болен.
— Кажется, его перевели в госпиталь на лечение?
— Да, его отправили в госпиталь, но он в таком состоянии, что лечение в полевых условиях не помогло. Он просил позволения вернуться к своим людям. Полагаю, вылечить его можно только в настоящем госпитале, за пределами Котла.
Вайсс промолчал. Повел пальцами по изуродованной шрамом щеке. Ухоженные, блестящие ногти — полковнику, безусловно, не приходилось питаться сушеной ослятиной — уродовали синюшные пятна возле лунок.
— Где вы размещаетесь, капитан? — спросил он после затянувшейся паузы.
Вопрос застал Фосса врасплох. В первую минуту он не мог сообразить, где же он размещается. Какие-то числа вспыхивали в мозгу.
— Зона три, эс четыре, — пробормотал он.
— Ах да, по соседству с капитаном Вебером, — подхватил Вайсс с такой готовностью, что сомнений не оставалось: он заранее знал ответ.
Спинка стула больно впивалась в тощие ребра Фосса. Он уже понял: в мире полковника Вайсса нельзя рассчитывать на заработанные ранее очки, каждый раз приходится платить заново.
— Капитан Вебер довольно-таки неосторожный человек, верно, Фосс?
— В каком смысле, майн герр?
— Пьет, болтает, повсюду сует свой нос.
— Сует нос?
— Любопытствует, — уточнил Вайсс. — Я так понимаю, с первыми двумя утверждениями вы не спорите?
— Прошу прощения, герр полковник, но, как мне кажется, менее любознательного человека, чем капитан Вебер, трудно себе представить. Он полностью сосредоточен на своей работе и ничем более не интересуется, — заверил Фосс. — Что касается пьянства… А кто сейчас не пьет?
— А что касается болтовни? — поднажал Вайсс.
— С кем же ему тут болтать?
— Вы не бывали в городе вместе с капитаном Вебером?
Фосс растерялся. Он понятия не имел о вылазках Вебера.
Вайсс побарабанил пальцами по столу, выбил торжествующую дробь.
— Вебер занимает весьма деликатную позицию — здесь, в штабе, в средоточии всех дел, — продолжал он. — О чем вы с ним рассуждаете, когда пьете вместе?
Не следовало выдавать свою растерянность перед всеведением СС, но Фосс ничего не мог с собой поделать. Адреналин разошелся по венам, паника сжала горло.
— Да ни о чем таком…
— Поподробнее.
— Иногда он просит, чтобы я что-то ему растолковал.
— Что именно? Как играть в шахматы?
— Шахматы он терпеть не может.
— Так что же?
— Физику. До призыва я учился в Гейдельберге.
— Физику?! — переспросил Вайсс, и страшные глаза вспыхнули.
Фосс расслышал его интонацию, притворную небрежность в голосе и понял, что ступил на опасную почву, на минное поле.
— Вечера здесь, в Растенбурге, длинные, — попытался вывернуться он. — Вебер меня подначивает, говорит, на черта мне знать физику и прочие естественные науки, лучше заняться чем-то естественным… ну, вы же понимаете, женщинами.
— Женщинами, — повторил Вайсс и засмеялся, но веселья в этом смехе было мало.
— Да он не любопытствует, больше от скуки, — попытался уточнить Фосс, но полковник уже не слушал.
— Значит, вы хотите вытащить брата из Котла? — Резкая перемена темы оставила у Фосса неприятное впечатление, будто он выдал в разговоре нечто важное и сам о том не догадывается. — Что ж, ввиду нашего прежнего взаимопонимания полагаю, что смогу помочь вам. У вас есть точные данные?
Фосс передал письмо от Юлиуса, напрасно пытаясь угадать: неужто та кроха информации, которую он сообщил о Вебере, для параноидального Вайсса оказалась целым скелетом, который не замедлит обрасти плотью?
— Будьте спокойны, — завершил разговор Вайсс, — мы вытащим его. И я надеюсь, что наше особое взаимопонимание еще более возрастет, капитан Фосс!
Но Вайсс так больше и не вызвал его к себе, а сам Фосс старался не попадаться лишний раз на глаза полковнику. Отцу он написал коротко, сообщил, что пытается вытащить Юлиуса из Котла под Сталинградом. Скоро он надеется услышать благоприятные новости, однако на это потребуется время, отец сам понимает, какой хаос царит в окружении. С Вебером он больше не общался, часами играл сам с собой в шахматы и почему-то каждый раз проигрывал.
Неделю спустя на встречу в оперативном штабе собрались все старшие офицеры. Этот день решил судьбу Карла Фосса. С фронта прибыл капитан с докладом об истинном положении дел в Котле. Фосс проскользнул в комнату вовремя: гонец повествовал о том, как люди питаются конским мясом, запивая его талой водой, а в них при этом кровавыми вампирами впиваются тысячи вшей; о повальной желтухе, от которой ноги и руки распухают в три обхвата; о том, как каждый день сотни, если не тысячи солдат умирают от голода и беспощадного мороза; как раненые лежат под открытым небом, их вытекшая кровь превращается в красный лед, а мертвые остаются без погребения, поскольку нечем долбить твердую словно камень землю. Фюрер слушал молча, ссутулив плечи, опустив тяжелые веки.
И — момент истины.
Капитан подводил итоги: силы подразделений, попавших в Котел, исчерпаны, извне подкреплений не будет. Фюрер кивнул. Замедленным движением развернулся к карте, обхватил пальцами подбородок. Другая рука, чуть подрагивая, приподнялась. Капитан смолк на полуслове: фюрер выровнял накренившийся значок и пустился толковать о танковой дивизии СС, находившейся в трех неделях пути от Сталинграда. Капитан заговорил снова, машинально воспроизводя затверженную наизусть речь, но его уже не слушали. Речь утратила смысл, предлоги и союзы выпали, глаголы обратились в свою противоположность, существительных никто не понимал.
