В холле перед тремя лифтами — медная указательная доска. Норма поднялась на четырнадцатый этаж. Вместе с ней в лифте ехали три медицинские сестры.
— В магазине торговля идет туго, — рассказала одна. — И салат, и шпинат, и зеленый лук, и цветная капуста — все лежит, не раскупают. Хотя цены снизили на треть. После того, как оказалось облученным молоко, нас всех предупредили, что есть опасность заражения сальмонеллой молочного порошка.
— Позавчера им пришлось в который раз остановить реактор в Хамм-Уэнтропе, — сказала другая.
— Это не там, где в августе дважды были какие-то неполадки? — спросила первая.
— Да, а сегодня в «Новостях» по радио передали, будто немецко-французская комиссия не обнаружила — ну, еще бы! — никаких дефектов на АЭС в Каттеноме, — вмешалась третья.
— Когда говорят об уровне безопасности при облучении, каждый приводит разные цифры. Детям не рекомендуется играть на траве — детям можно играть на траве сколько угодно. Детям не рекомендуется играть в песочницах — дети могут играть в песочницах хоть целый день. Мой малыш спросил меня: «Мамочка, мы все умрем?» Напугали их — ужас! Сначала ученые подсчитали, что шанс катастрофы на АЭС — раз в десять тысяч лет! Такова, мол, вероятность. Ничего себе вероятность! Сегодня Чернобыль, а в семьдесят восьмом году «Три майл айленд». [5]
— Думаешь, они что-то от нас скрывают?
— А то нет! Говорят даже, будто облучение вообще не опасно, — сказала вторая. — Не опасно — и точка. Сам Коль сказал. Мы должны продолжать развивать атомную энергетику, не то рухнет вся промышленность, сказал он. Вчера по ЦГТ. [6] Паникуют-де люди совершенно безответственные. А Дреггер сказал, что все это — бред трусливых мерзавцев. А Циммерман говорит: пусть русские объяснят поподробнее, что у них там произошло, тогда мы подумаем. Подумаем? Они не собираются ничего нам объяснять.
— Знаешь, почему они врут? Потому что речь идет о миллиардах, Ева, о десятках миллиардов, если не больше!
— Если им суждено подохнуть, им никакие миллиарды не помогут.
— А вдруг? Вдруг помогут? Они небось в этом уверены. У кого миллиарды, тому облучение нипочем. Да и сама атомная война тоже. Подожди, скоро выяснится, кто в Чернобыле виноват.
— Кто же?
— Евреи, — ответила первая сестра.
Лифт остановился на четырнадцатом этаже. Норма прошла по коридору до двери, на которой висела табличка: «Вход воспрещен». Здесь коридор поворачивал под прямым углом. По одну сторону множество дверей, по другую — высокие окна со спущенными из-за жары жалюзи. Температура здесь поддерживалась постоянная, от сияющей белизны просто слепило глаза: стены, двери, даже мебель в уголках для ожидающих пациентов были белого цвета. Вот дверь в секретариат Гельхорна, рядом его кабинет. На белом пластиковом четырехугольнике черные буквы: «Профессор доктор Мартин Гельхорн», и чуть ниже: «Запись рядом». Теперь дело осложняется тем, что к профессору Гельхорну не запишешься, подумала она, потому что профессор Гельхорн мертв. Как Пьер. Мне нужно позвонить в интернат. У Нормы закружилась голова, она прислонилась к белой стене. Через несколько секунд почувствовала себя лучше и пошла дальше. Не думай об этом, приказала она себе. Думай о своей работе! Двери, еще двери. И таблички: «Такахито Сасаки», и ниже: «Запись рядом»… «Д-р Александра Гордон. Запись рядом»… «Д-р Харальд Хольстен. Запись рядом»… «Д-р Ян Барски. Запись рядом».
А дверь рядом была открыта. Норма вошла. Две женщины сидели за длинными письменными столами. Старшая по возрасту отбирала диапозитивы для предстоящего доклада, другая же, в наушниках, печатала на электрической машинке. От наушников длинный тонкий провод тянулся к диктофону. Жалюзи на окне тоже были приспущены. Где-то рядом громко смеялся мужчина.
— Добрый день, — проговорила Норма.
На обеих женщинах были белые халаты. Старшая сняла очки и подняла на нее глаза.
— Здравствуйте.
— Я Норма Десмонд. Мы условились о встрече с…
— … господином доктором Барски, — она кивнула, а младшая продолжала печатать.
На письменных столах стояли маленькие керамические дощечки с черными буковками. Норма прочла имя секретарши.
— Вы говорили со мной, фрау Десмонд. И договорились о встрече на одиннадцать часов, — словно для того, чтобы проверить свою память, женщина взглянула на лежащий перед ней перекидной календарь.
— Да, фрау Ванис, — сказала Норма. — На одиннадцать. Надеюсь, я не опоздала.
Сейчас и молодая, фамилия которой была Воронеш, взглянула на нее и приветливо улыбнулась.
— К сожалению, фрау Десмонд, — произнесла старшая, — доктор Барски пока занят. Может, хотите отдохнуть в соседней комнате? — Она прошла вперед. Здесь, как и в секретариате, стояла белая мебель. — Прошу вас, присаживайтесь!
— Большое спасибо. — Норма села поближе к столику.
— Пойду взгляну, как там дела, — сказала фрау Ванис и вернулась на свое рабочее место. Сквозь приоткрытую дверь Норма услышала еще, как она позвала: — Герта!
После этого стук пишущей машинки прекратился. Молодая наверняка сняла наушники. Норма впервые услышала ее голос.
— Да? В чем дело?
— Доктор Барски все еще не вернулся из инфекционного отделения?
— Да, и остальные тоже там.
— Спасибо, Герта.
Мягкий стук возобновился. Кто-то набрал короткий номер телефона. И снова послышался голос старшей секретарши.
— Ванис. У вас доктор Барски… Да, да, вместе с другими, я знаю. К нему пришла фрау Десмонд. Не передадите ли доктору Барски… — Пауза. — Ах, вот как… гм… да… да, благодарю.
Фрау Ванис зашла к Норме.
— Мне очень жаль, фрау Десмонд. Доктор Барски еще занят. Вам придется подождать. Увы, никак не менее получаса. Там что-то стряслось… Когда мы с вами говорили по телефону, я не знала…
Норма улыбнулась.
— Конечно, я подожду. Откуда вы могли знать, что что-то случится.
Фрау Ванис благодарно кивнула и вышла из приемной. На столике перед Нормой лежали журналы и каталоги. Она принялась рассеянно листать их. А за стеной время от времени похохатывал мужчина.
8
Однако через полчаса доктор Барски не появился. И лишь еще двадцать минут спустя из коридора послышались мужские голоса. Один из них произнес перед самой дверью секретариата:
— Итак, прошу всех в пятнадцать часов ко мне.
Когда шаги нескольких врачей затихли в коридоре, Барски переступил порог секретариата. Норма еще не видела его, только вновь услышала голос:
— Извините, но раньше я не мог.
— Фрау Десмонд ждет вас почти целый час, господин доктор.
— Я же извинился! — И он направился в приемную.
Норма поднялась ему навстречу. Первой ее мыслью было: «В жизни он куда выше ростом, чем кажется на экране». А второй: «Выглядит он несравненно хуже, чем на том же экране. Бледный. Под глазами глубокие черные круги, они его старят. Устал от работы, выдохся? Нет, тут что-то другое. Тревожится о чем-то? Чего-то боится? Да, но чего? Мучается, страдает? На экране он производил впечатление человека несокрушимого. Железного. А тут…»
Барски отдал легкий поклон. Его коротко остриженные черные волосы слегка курчавились и были очень густыми.
— Барски. Здравствуйте, фрау Десмонд. Простите великодушно, что заставил вас так долго ждать. Срочные дела, знаете ли…
— Я знаю, доктор. В инфекционном отделении.
На его широком лице появилось вдруг такое выражение, что Норма испугалась. Только что он как будто непринужденно улыбался, теперь же эта улыбка оледенела, превратившись в отталкивающий оскал.
— Где?
— В инфекционном отделении, — повторила она, ощущая необъяснимую беспомощность.
— С чего вы взяли? — В его приятном голосе появились режущие слух нотки.
— Ну да, вы были в инфекционном отделении, — повторила Норма.
Это просто омерзительно, подумала Норма. С какой стати я заискиваю перед ним? И что его так разъярило?
