Прикрыв глаза тугими белыми веками, Лансдорф пожевал губами и снова заговорил скучным тоном:
— Но, к сожалению, те, для кого предназначался мой доклад, даже сейчас, в трагические для Германии дни, настолько еще обуреваемы прусской самоуверенностью, что пренебрежительно отнеслись к высокой оценке, которую я дал этого рода деятельности русских. Должен, однако, признать, что она, по всей вероятности, для нас неприемлема. И не потому, что техника их организации имеет какую-то особую специфику. А потому главным образом, что русские опираются на сочувствие населения оккупированных районов. Они рассчитывают не столько на людей, профессионально подготовленных, сколько на широкие народные массы. Для нас же более подходят формы тайных заговорщических организаций, действующих в строжайшей изоляции от населения Германии, на поддержку которого они сейчас едва ли могут надеяться.
В тысяча девятьсот восемнадцатом году я руководил диверсионными подпольными группами, состоявшими главным образом из офицеров. И когда войска западных держав оккупировали Германию, мы сумели внушить им страх и уважение отлично организованными террористическими актами. Этот опыт, несомненно, приемлем в современных условиях, и в основном, я полагаю, на восточной территории нашей страны, которая в первую очередь оккупирована Советской Армией.
Что же касается иных форм, то мы будем придерживаться системы строжайшей децентрализации диверсионных групп, распылим их по всей территории Германии.
Рассчитывать на аппарат партии, ее функционеров, нам не приходится, так как Мартин Борман разработал свой особый план перевода этого контингента в подполье. Функционеры наденут личину пострадавших от фашизма и после длительной консервации скрыто начнут действовать в сфере политики, стремясь возродить нацистскую партию под тем или иным названием.
Возможно, для этой цели им поручат проникнуть в какую-либо вновь созданную демократическую организацию, чтобы впоследствии полностью овладеть ею.
Словом, мы занимаемся здесь сейчас тем, чем некогда занимались в "штабе Вали", только обучаем не военнопленных, а немцев, главным образом из подразделений СС. Созданы специальные молодежные школы — "АдольфГитлершулен". Кстати, я считаю не лишенным остроумия, что эти школы мы разместили в старинных орденских замках и восстановили средневековый ритуал посвящения в члены тайного ордена. Различные мистические аксессуары, клятва при свете факелов, загробный голос, оповещающий, что за измену делу члены организации казнят всех родственников ослушника, процедуры испытанийц, пыток — все это очень полезно, так как разжигает воображение молодежи.
Вайс слушал и старался понять, для чего вся эта длинная лекция и какое отношение она имеет к нему самому.
— Кроме того, — продолжал своим тусклым голосом Лансдорф, — служба гестапо доставляет в "Адольф- Гитлершулен" людей, подлежащих изъятию. И курсанты не на условных, а на подлинных объектах практикуются в допросах с применением различных средств воздействия. А некоторых из этих доставленных выпускают в парк, чкобы на прогулку, и тот или иной курсант самостоятельно разделывается с ним — молниеносно и бесшумно, с таким расчетом, чтобы труп потом внушал ужас.
И, знаете ли, эти совсем молодые люди — от шестнадцати лет — весьма преуспевают.
Кстати, фрейлейн Ангелика Бюхер, ваша знакомая, зачислена по ее просьбе в такую школу. И хотя Ангелика — между нами, конечно, — истеричка, она уже стоит во главе женской пятерки. Им разрешили практику на военнопленных, работающих у окрестных фермеров. И, представьте, они орудуют так энергично, что фермеры скоро окажутся без рабочих рук. Я надеюсь, что столь же успешно они будут действовать, когда Германия подвергнется оккупации, — ведь теперешние их акции в отношении военнопленных впоследствии обяжут их поступать так же с немцами, которые захотят сотрудничать с оккупационными властями. — Закрыл глаза, произнес сонно: — Фюрер, мне передали, весьма благожелательно отозвался о наших слушателях. Он сказал: "В моих "Орденсбургах" вырастет молодежь, от которой мир в страхе отпрянет; неистово активная, властная, бесстрашная, жестокая молодежь — вот что мне нужно!"
Лансдорф помолчал, приоткрыл глаза и, строго глядя на Вайса, заметил:
— Естественно, что слушателей высших школ мы отбираем только из состава СС и гестапо. Это должны быть непревзойденные мастера. И когда Советская Армия превратится из действующей лишь в оккупационную и ее офицеры и солдаты начнут относиться к немецкому населению с тем простосердечием и добродушием, которые свойственны большевикам, убежденным, что классовые симпатии сильнее национальных антипатий, — вот тогда вся эта наша распыленная армия мести и начнет орудовать, внушая советским войскам ненависть к немцам. Естественно, советское командование примет соотстветствующие меры. Но никто из наших людей не пострадает: специальная агентура будет передавать советским оккупационным властям массовые списки немцев, якобы участвовавших в преступлениях. И на террор красных мы с еще большей силой ответим своим, черным террором.
Вайс придал лицу кислое, унылое выражение, спросил:
— Собственно, вы так увлекательно обо всем рассказываете, что я подумал — уж не хотите ли вы снова сделать меня вашим сотрудником?
— Да, — сказал Лансдорф. — Именно. Ценя ваш опыт работы в абвере.
— Но я не собираюсь менять своей должности. Кроме того, мне кажется, — на всякий случай решил похвастаться Иоганн, — я пользуюсь расположением Шелленберга и...
— Я обо всем этом знаю, — перебил Лансдорф. — Но у меня есть возможность убедить Шелленберга, что ваша служба у нас более целесообразна.
— Хорошо. Я подумаю.
— Как долго?
— Это будет зависеть от вас, — развязно сказал Иоганн.
Лансдорф вопросительно вскинул брови.
— Поскольку я не лишен права выбора, я хотел бы несколько обстоятельнее узнать, что вы мне предлагаете. Если это возможно, конечно.
— Я дам приказание майору Дитриху, и он, естественно в соответствующих пределах, ознакомит вас с тем участком работы, который мы вам предлагаем.
— Дитрих здесь?! — воскликнул Иоганн. — И уже майор?! Рад был бы поздравить его.
— Вы сможете это сделать сейчс же. — Лансдорф нажал кнопку, приказал дежурному офицеру: — Попросите майора Дитриха.
Иоганн был даже не рад, а просто счастлив, что Дитрих оказался здесь. Он знал, как ему следует вести себя с Дитрихом и чем тот ему обязан.
И когда Дитрих вошел, Иоганн просиял улыбкой, но взгляд его сохранил жесткую, непреклонную требовательность.
Проведя Вайса в вой кабинет, Дитрих уселся рядом с ним на диван и сказал участливо, но с известной долей разочарования:
— До нас дошли слухи, что вас повесили.
— Не меня, а мне, — поправил Вайс и показал глазами на железный крест, украшавший его китель.
— Поздравляю, — скучным голосом процедил Дитрих.
— У вас уже есть опыт, — дружески сказал Вайс, — и вы знаете, что я умею хранить тайну ваших преступлений как самую величайшую драгоценность.
— Не понимаю вашего шутливого тона! — возмутился Дитрих.
— Напрасно, — пожурил Вайс. — Просто я даю вам понять, что в моих глазах все это не имеет особого значения, да и, пожалуй, на общем фоне не выглядит уж столь вопиюще. Не правда ли? Сейчас люди куда покрупнее, чем вы и я, готовы черт знает на что, лишь бы только спасти свою шкуру. Но мы-то с вами, какими бы мы там ни были, готовы жизнь отдать за фюрера, не правда ли? И в волчьих шкурах "верфольфа" мы будем продолжать борьбу, когда наши начальники благополучно эвакуируются в Испанию, Аргентину, Швейцарию, Мексику; не исключено, что им предоставят убежища и в США, не так ли? А в это время мы с вами будет сражаться, как одинокие волки.
— Да, — уныло согласился Дитрих. — Возможно... — И спросил, внезапно оживившись: — Вы, кажется, были "золотым курьером"? Перевозили ценности в швейцарский банк, обеспечивая благополучие и процветание высокопоставленным деятелям рейха на время их будущей эмиграции?
Иоганн, не ответив на вопрос, сказал соболезнующе:
— Когда Советская Армия вторглась в Восточную Пруссию, я вспомнил о вас, майор Дитрих. Ведь там поместье ваших родителей? Вас лишили собственности. Это ужасно!
У Дитриха печально повисли плечи.
— Да, — подтвердил он. — Кроме офицерской пенсии, меня ничего не ждет в будущем.
— А кто вам даст эту пенсию?
— Как кто? — удивился Дитрих. — Но ведь хоть какое-нибудь правительство в Гемании будет, и уж оно не останется безучастным к судьбе офицеров, защищавших рейх на полях битв.
— Позвольте, — перебил Вайс, — но мы с вами не офицеры вермахта. Вряд ли принадлежность к нашего рода службе вызовет у нового правительства Германии желание оказать вам поддержку.
