Самолет описывал круги над Астонвиллем, и Кэд, посмотрев в иллюминатор, заметил большое облако дыма, покрывающее север города. Кэд догадывался, что все это будет неприятно, но не до такой же степени! Страх, не покидавший его в течение двух часов полета, теперь стал острей: лицо покрылось потом, а сердце болезненно сжалось. Кэд почувствовал, что ему надо выпить еще один стакан вина.
Светящийся экран над головой предложил Кэду застегнуть ремень и погасить сигарету. Теперь стюардесса уже не принесет ему выпить. Он и так уже порядочно надоел ей. За два часа полета она уже восемь раз приносила ему виски и с каждым разом становилась все менее любезной. Теперь, несмотря на то, что его напряженные нервы как никогда нуждались в порции виски, нужно было ожидать посадки.
В самолете, кроме Кэда, было еще два пассажира. В Астонвилле происходили такие вещи, что мало находилось желающих лететь туда добровольно. Двадцать с лишним пассажиров, которые вылетели вместе с Кэдом из Нью-Йорка, покинули самолет в Атланте, а в самолет вошли эти двое: высокие парни с красными лицами, одетые в пропыленные городские костюмы и широкополые панамы. Они сели в кресла на несколько рядов позади Кэда, и когда стюардесса принесла ему виски, они прокомментировали это таким образом, что привели его в самое дурное расположение духа.
В то время, как самолет шел на посадку, один из них сказал:
— Посмотри, Жак, какой дым. Мне кажется, что мы вернулись как раз вовремя. Нам удастся позабавиться.
— Паршивые негры, — проворчал другой, — надеюсь, их уже поджаривают.
Кэд вздрогнул и бросил взгляд на потрепанный саквояж, который он положил на соседнее сиденье. Там был фотоаппарат и все необходимые принадлежности. Он подумал, что было бы безумием везти аппарат в футляре. Вряд ли в таком городе, как Астонвилль, сейчас приветливо встретят фотографа.
— Думаешь, полиция уже приехала? — спросил тот, которого назвали Жаком.
Его приятель засмеялся:
— Это было бы странно… Я знаю Фреда, он не даст этим парням испортить нам удовольствие. Конечно, если только его не заставят.
— А, может быть, какой-нибудь черномазый уже позвонил туда?
— Фред сказал, что будет следить за всеми телефонными звонками… Нет, Жак, на этот раз они получат хороший урок, эти негры, и никакой паршивый иностранец не сможет нам помешать, это я тебе обещаю.
Кэд вытащил из кармана носовой платок и промокнул лоб.
Как только его вызвал Матиссон, он понял, что начинаются неприятности. Входя в его маленький запущенный кабинет, Кэд понял, что сейчас его чело будет отмечено поцелуем Иуды. Генри Матиссон считался лучшим редактором и шефом. В течение трех недель он делал для Кэда все, что мог, давая ему шанс за шансом. Он поверил Эду Бурдику, который пытался убедить его, что Кэд гений и что, если дать ему возможность, он докажет, что был, есть и будет лучшим фотографом на свете. Эту возможность Кэд получил. И что же он сделал?
На протяжении пяти месяцев он ни разу не дал Бурдику и Матиссону пожалеть о потраченных деньгах. Несколько раз Матиссон, которого, между прочим, не так-то легко удивить, таращил глаза, когда Кэд выкладывал перед ним свои блестящие снимки. Это продолжалось ровно пять месяцев, а потом Кэд снова начал пить. У него была причина, очень серьезная причина. Но Матиссон не считал эту причину такой серьезной. Генри Матиссон думал лишь о своей работе, ничего другого для него не существовало. Кэд знал, что рассказывать о Хуане — бесполезное занятие. Женщины для такого человека, как Матиссон, не существовали.
В течение следующих трех недель Кэд завалил три важных задания, и Матиссон, узнав об этом, хотел выбросить фотографа за дверь.
Кэд не знал, что он будет делать, оказавшись на улице. Он был болен. Он не мог больше спать. Только бутылка виски могла вылечить его, и он ежедневно выпивал бутылку. И это было еще самое маленькое. Он мог выпить гораздо больше, но ему нужна была эта бутылка, чтобы оставаться на ногах. Кэд был без денег, в редакции платили только за работу. Если фотограф хотел пить, он должен был забыть о деньгах. Он был без гроша, не закончил платить за машину и задолжал квартплату. Единственная ценная вещь, которая у него осталась, это фотоаппарат, но он предпочел бы умереть, нежели расстаться с ним.
— Садитесь, Кэд, — сказал Генри Матиссон, маленький тщедушный мужчина с быстрыми глазками. Он выглядел лет на десять старше Кэда, которому на тот день было тридцать семь с половиной. — Дела идут не слишком-то хорошо, да?
Кэд положил дрожащие руки на спинку стула. Действие последнего выпитого им стакана заканчивалось. Ему было жарко, голова разламывалась от боли.
— Не надо читать мне мораль, — сказал Кэд. — Вы совершенно правы. Я был счастлив, работая на вас, а теперь…
— Замолчите и сядьте, — тихо сказал Матиссон.
Он достал из ящика письменного стола бутылочку скотча — шотландского первоклассного виски — и два маленьких стакана, наполнил их и придвинул один к Кэду.
Кэд некоторое время сопротивлялся соблазну, потом взял стаканчик и наполовину опорожнил его. Сел, не выпуская из рук стаканчика, секунду поколебался и залпом допил остальное.
— То что надо! — воскликнул он с воодушевлением.
— Есть новости, Кэд, — сказал Матиссон. Он посмотрел на фотографа с жалостью и подтолкнул к нему бутылку. — Налейте себе еще. Мне кажется, вы нуждаетесь в этом.
Кэд сделал вид, что игнорирует бутылку и спросил:
— Что произошло?
— У синдиката «АС-корпорейшн» есть сенсационная работа для вас. Они хотят, чтобы это сделали именно вы. Это хорошее дело для всех: для нас, для них и для вас.
Работа на синдикат сулила неплохие деньги. «АС-корпорейшн» занимался распространением снимков по всему свету, а прибыль делилась поровну.
— В чем заключается эта работа?
Если только смочь перестать пить, эта работа так выручила бы его… Он наполнил свой стакан.
Матиссон смотрел в другую сторону:
— Сегодня вечером в Астонвилле должна начаться массовая манифестация за права человека. Ходят слухи, что завтра там может быть побоище. Люди из синдиката хотят, чтобы вы слетали туда именно завтра утром.
Кэд почувствовал, что у него холодеет спина.
— Почему не сегодня вечером? — спросил он, мрачно разглядывая свой стакан.
— Они не хотят, чтобы вы прилетели туда слишком рано. Речь идет о том, чтобы быстро сделать снимки и сразу же убраться оттуда.
— Если мне удастся это сделать, — печально возразил Кэд.
Матиссон, не отвечая, допил свой стакан.
После долгого молчания Кэд наконец произнес:
— В последний раз, когда фотографы из Нью-Йорка пытались сделать что-то в этом роде, трое из них оказались в госпитале, пять камер было разбито в щепки и никто не сделал ни единого снимка.
— Поэтому «АС-корпорейшн» и хочет, чтобы это сделали именно вы.
— А вы тоже хотите этого?
— Да, я тоже. Если вам удастся сделать хорошие снимки, АФ заключит с «Лайфом» договор на большую сумму…
Наступило молчание.
— Я говорил с представителем «Дженерал Моторс» по телефону. Он хотел узнать, уладим ли мы вопрос с вашей машиной. Я вынужден был сказать ему, что это не было предусмотрено нашим контрактом.
Кэд молчал.
— Теперь в игру вступать вам, Кэд. Алиса займется вашим билетом. Вы получите сотню долларов на расходы, и даже больше, если понадобится… Итак?
— Странная работа, — сказал Кэд, чувствуя, как страх змейкой вползает в его сердце. — Кто еще поедет туда?
— Никто. Никто кроме вас. Если правильно возьметесь за это дело, ваши снимки принесут вам много денег.
Кэд провел рукой по лицу:
— А если нет?
Матиссон посмотрел ему в глаза, потом взял карандаш и начал набрасывать что-то на бумаге. Он всегда делал так, показывая, что говорить больше не о чем.
«Поцелуй Иуды», —сказал Кэд себе. Но в нем оставалось еще немного самолюбия. Кроме того, скотч несколько воодушевил фотографа.
— Ладно, — сказал он. — Я поеду завтра утром.
Он с усилием встал и с достоинством пьяницы покинул кабинет Матиссона.
* * *
Выходя из здания аэровокзала Астонвилля, Кэд увидел, как где-то вдалеке к безобразно закопченному небу поднимается столб дыма. Странный, немного зловещий, как во время солнечного затмения, свет стоял над аэропортом.
Кэд не торопился. Было жарко и влажно, чемодан оттягивал руку, и он уже жалел, что покинул аэровокзал.
Потом подумал, что можно было бы сразу отправиться на место пожара, но страх удерживал на месте. Будет разумней пойти в отель и попытаться узнать, что здесь происходит. Но, прежде всего, следовало выпить. Кэд вернулся в прохладный, полутемный зал ожидания. Там было пусто, если не считать тех парней, с которыми Кэд летел в самолете. Они разговаривали в другом конце зала с высоким крепким парнем, одетым в спортивную рубашку с короткими рукавами, расстегнутым воротом и в выцветшие брюки цвета хаки.
