— Тише ты…
— Ладно!
Подстрахованный снизу, боец вытянул руку и легонько толкнул стекло иллюминатора — поддалось… Еще немного расширив проем, он уцепился фалангами пальцев за край образовавшейся щели и одним движением подтянул себя: вверх и вперед!
Перед самым носом Виноградова опасно мелькнула рифленая подошва высокого спецназовского ботинка. Внутри, за переборкой, что-то негромко упало и покатилось.
Несколько долгих секунд все неотрывно смотрели вслед ушедшему. Наконец в круглом распахнутом теперь уже настежь проеме показалась бледная физиономия:
— Можно.
— Откатись потом туда, назад… — скомандовал мотористу Головин.
— К корме?
— Вот именно! — Он передал наверх оба автомата, свой и первого бойца. А потом и сам исчез в иллюминаторе…
— Ну что — все?
— Вроде бы… — Владимир Александрович с трудом перевалился через фальшборт и сразу же отскочил в сторону: вслед за ним по выброшенному Головиным веревочному трапу энергично карабкался дедушка-речник. — Пардон!
— Теперь все.
Было на удивление тихо — только ровное гудение судового двигателя под ногами и плеск волн.
— Дур-рдом…
— Я тоже чего-то не понимаю. Чего там? — не удержался майор.
Головин вместо ответа пожал плечами и повторил:
— Дурдом.
Первым делом следовало заняться мостиком, радиорубкой и машинным отделением.
— Так, пошли… С Богом!
— К черту!
И сформированные еще на базе штурмовые группы двинулись по маршрутам.
Ни Виноградов, ни представитель славного речного флота в герои не лезли — замыкав цепочку людей Головина, они просто старались поменьше шуметь и не путаться под ногами. Тем более что без оружия Владимир Александрович чувствовал себя не просто голым — а голым, с которого к тому же содрали часть кожи.
Для себя майор успел уже решить, что при первых же выстрелах просто-напросто рухнет на палубу — и пусть списывают на боевые потери! Конечно, если сначала убьют парня, который идет сейчас впереди, и можно будет воспользоваться его стволом… Тогда повоюем. А голыми руками — дураков нет! Не сорок первый год.
— Тс-с! — Виноградов замер, повинуясь командному жесту.
И тут же сзади на него чуть не налетел сопящий от страха речник:
— Что такое?
— Тихо…
— Извините.
Хороший он, в сущности, мужик, подумал Владимир Александрович. Но ведь пропадет, если что, зазря — такие обычно первую же пулю и хватают.
— Может, вернетесь?
— Нет.
Правильно, одному еще хуже. Вообще трудно жить с обостренным чувством профессионального долга — это майор знал… Иначе сейчас и он сам уже ехал бы домой в тихой, мирной и полупустой электричке. Или, по крайней мере, наблюдал за событиями на теплоходе из рубки милицейского катера-«водомета».
— Пошли! — Группа двинулась дальше по бесконечной, во всю длину коридора, ковровой дорожке.
Ничего пока не происходило, но…
Пахло страхом. И не страхом даже, а каким-то запредельным ужасом — густым и тягучим, как начавшая запекаться кровь. Ужасом сочилось все: и тишина вокруг, и теплый воздух кондиционеров… Даже свет матовых плафонов, казалось, дрожит и старается стать незаметнее.
Десятки, сотни мельчайших деталей.
Багровое пятно на палубе… вывороченный из стены огнетушитель… какие-то осколки. Вмятина, след от огромной подошвы на матовом пластике… Дверь, обвисшая на последней петле…
Поравнявшись с открытой каютой, Виноградов вслед за идущим впереди автоматчиком глянул внутрь.
Полумрак. Распахнутый иллюминатор — именно тот, догадался майор… Крошечная клетушка, явно не для командного состава: койки одна над другой, опрокинутая ваза с цветами. Внизу — обнаженное женское тело, отвратительно и бесстыдно распластанное на смятом белье.
— Гос-споди! Она мертвая?
Бедняга речник… Сколько ему — под шестьдесят? Для Великой Отечественной он был слишком мал, а Афганистан и внутриутробные войны России этого поколения уже не коснулись.
— Мертвая.
Жилые помещения команды закончились — за тяжелой металлической переборкой Владимир Александрович разглядел уводящую вперед череду дверей пассажирских кают.
— Эй! — Вместо того, чтобы сделать следующий шаг, он коснулся рукой плеча переднего спутника.
Тот обернулся, проследил взглядом за жестом Виноградова и тут же без звука передал информацию дальше.
Почти мгновенно рядом вырос Головин. Посмотрел, кивнул и поднял обнаруженную майором гильзу — стандартная, от «Макарова», она еще чуть-чуть пахла порохом. Где-то должен быть и след от пули… Ага! В подволоке, почти над головой — аккуратная дырка.
Двинулись дальше — теперь еще осторожнее, прикрывая друг друга на трапах и непросматриваемых местах.
Судно по-прежнему казалось пустым и безжизненным…
Наконец — дубовая дверь с потемневшей от времени табличкой «Посторонним вход воспрещен» и более свежей надписью примерно такого же содержания по-английски.
«Здесь?» — уточнил взглядом Головин.
«Да», — молча кивнул запыхавшийся речник.
Головин тихо, почти без усилия надавил на бронзовую ручку.
— Пошли!
И ничего не случилось. Никто не выстрелил, не рванула привязанная изнутри хитроумная мина-ловушка… На первый взгляд мостик вообще показался пустым: зеленоватое свечение локатора, какие-то огоньки на панелях. Штурвал в привычном понимании был, но функцию выполнял скорее декоративную — судно двигалось в автоматическом режиме.
— Сюда, быстро! — У противоположной двери, с правого борта, лицом вниз лежал парень в безукоризненно отглаженных черных брюках и пижонской белой рубашке с короткими рукавами. Судя по погонам, это был кто-то из судовых офицеров. — Помоги…
Раненого перевернули на спину, и один из бойцов завозился с медикаментами. В нос ударил противный аптечный запах.
— Чем это его так?
— Ногами…
— Пашкевич, третий помощник, — сглотнув слюну, выдавил из себя речник. — Он живой?
— Пока — да! Слушайте… вы рулить умеете?
— В смысле?
— Ну этой штукой управлять? — Головин собирательным жестом обвел оборудование мостика.
— Вообще-то… Вообще-то я механик.
— Придется, — подал реплику Виноградов. Вставало солнце, и прямо по курсу уже отчетливо вырисовывался недалекий берег. — Надо хотя бы остановиться — и лечь в дрейф.
— Попробую, — кивнул речник и потянулся к одному из никелированных рычажков. Он был отличным дядькой, к тому же не без чувства юмора: — Вот и дослужился на старости лет до капитана… Вернусь, старуха не поверит. Вы уж мне справочку выпишите!
— Выпишем… Как там парень?
— Глухо, командир. Своими силами не откачать.
— Поговорить не сможет? — на всякий случай уточнил Головин. — Хоть немного?
— Какое там…
— Гляньте-ка! — Виноградов склонился над штурманским столиком. Лист карты с текущей прокладкой был изуродован матерным словом из трех букв и соответствующей иллюстрацией: колоссальных размеров и угрожающего вида член раскинулся на просторах от Петрокрепости до банок в центре Ладоги.
— Сволочи… — Головин потянулся к карте.
— Не трогай!
— Почему?
— Вещественное доказательство. Потом для экспертизы пригодится. — Виноградов вовсе не был умнее, просто он слишком долго носил милицейские погоны. И все оставшиеся годы ему предстояло жить с оперативно-следственным видением мира.
— Командир! В радиорубке чисто.
Здоровяк из второй штурмовой группы с трудом скрывал возбуждение.
— Что там?
— Никого… Правда, пошалили там, чувствуется, от души — дверь выломана, кровища! И вообще.
— Рация работает?
— А я чего — инженер, что ли? — удивился боец.
— Тоже верно…
Неожиданно чисто, почти без помех, ожил динамик внутренней связи:
— Эй, наверху! Это кто там командует?
— А это кто? — Головин покосился на речника, пытающегося совладать с какими-то кнопками и тумблерами. — Ты, что ли, Борька?
— Ну так! — радостно отозвался старший группы, отправленной в машинное отделение. — Как у вас?
— Порядок, — суховато оценил обстановку командир. — Так что глуши мотор.
— Попробуем.
— В каком смысле? У вас что — тоже ни кого?
— Почему? Двоих взяли — один со стволом был, у другого нунчаки.
— Моряки?
— Не-ет… — В голосах собеседников слышалось полное взаимное непонимание.
— Так, все — я спускаюсь. Сидите тихо.
— Есть, командир! Ждем-с…
— Саныч, пойдешь со мной? — повернулся Головин к майору. Чувствовалось, что он в недоумении. — Одна голова хорошо, а две…
— Разберемся, — кивнул Виноградов.
— Петров! За старшего здесь, понял? Мы быстренько, пять минут…
Однако прошло значительно больше времени, прежде чем офицеры вернулись на мостик. Вернулись не одни… И с информацией, сложившейся наконец в целостную картину.
…Рейс начался как обычно — вечером отошли от Речного вокзала, пригласили пассажиров на ужин. Погода не баловала, поэтому на палубе никто не задержался: ресторан «Чернышевского» мог вместить всех желающих в одну смену.
