class="p1">— И не будет.
— Почему?
— Потому что ее нет в живых. Её повесили.
Билл протянул мне фотографию.
Скороходова висела на верёвке на фоне белой стены. На ней были светлая кофта и короткая, выше колен черная юбка. К груди прилеплена бумага, на которой было написано красным фломастером: «Venganza!» Лицо искажено гримасой, но узнать ее было можно.
— Это прислал твой отец. Узнаешь?
— Да, это она. Скороходова. Выходит, кто-то нашел ее раньше нас.
— Получается, так.
— Это не инсценировка?
— Хороший вопрос. Я уже об этом подумал. Сегодня же пошлю запрос специалистам.
— Ну а если это не инсценировка, то смогут ли специалисты определить, сама она повесилась или кто-то ей помог?
— Не знаю, но попрошу.
— Venganza! — это месть. Интересно, за что ей отомстили. Отец как-нибудь объяснил, как попала к нему эта фотография?
— Фотографию получил по почте немец, который снимает у Скороходовой квартиру, получил и передал другу твоего отца.
— Друга я знаю. Обратный адрес, разумеется, не указан.
— Не указан. Но отправлена она из Латвии.
— Из Латвии? Странно. Из какого города?
— Твой отец мне сказал, но я не записал.
— А если попытаться найти ее следы в Латвии? Попросить наших коллег в Латвии узнать, когда она туда приехала, где жила.
— Мало данных. Кроме того, мы знаем только, что фотография пришла из Латвии, а повесить ее могли в любой стране.
— Это верно.
Я вертела в руках фотографию:
— Не повезло ей. Конец печальный. А я радовалась, что мы ее опередили.
— Теперь о твоей немецкой даме. Она точно еще соображает?
— Соображает.
— Что это за цифры, про которые она говорила? Она их не придумала?
— Не похоже.
— Ладно, запрошу наших коллег.
* * *
Вернувшись в свой кабинет, я сразу же позвонила отцу:
— Как фотография попала к Кузякину?
— Когда месяц назад он беседовал с секретарем господина Вагнера, который снимает у Скороходовой квартиру, он оставил ему свой номер телефона «на всякий случай». Два дня назад этот господин позвонил Кузякину и спросил, не будет ли тот настолько любезен передать госпоже Скороходовой письмо, которое пришло на ее адрес. Кузякин, естественно, был любезен, встретились в метро. Дома он открыл письмо, там лежала фотография. То, что письмо послали по старому адресу Скороходовой, означает, что пославший давно не встречался с ней и не знал, что она сдает квартиру немцу.
— Как ты думаешь, ее действительно повесили?
— Скорее всего, повесили.
— За что повесили? Кто повесил?
— Если мы узнаем, за что, поймем, кто.
— Когда ее могли повесить?
— Кузякин вчера позвонил ее подруге Ире Петровой, спросил, когда она видела Скороходову в последний раз. Та ответила, что в последний раз видела ее месяца два назад, но десять дней назад Скороходова ей позвонила и поздравила с Днем рождения. Откуда она звонила, Петрова не знает.
— Просто так «Месть» не пишут.
— Да. Слово это серьезное.
— Написали по-испански. Надо бы проверить, кто из ее знакомых говорит по-испански. Например, тот парень, который ездил с ней в Алжир.
— Хорошая идея, — согласился отец. — Попрошу Кузякина узнать.
— Из какого города послано письмо?
— Из Юрмалы. Это курортный город около Риги.
— Может быть, слетать в эту Юрмалу?
— Ты собираешься заняться расследованием убийства гражданки России, совершенное в Латвии?
* * *
Отец позвонил снова через несколько дней:
— Ты предлагала лететь в Юрмалу?
— Предлагала.
— Слетать — это правильно. Это хорошая мысль. Только не слетать, а съездить на машине.
— В Юрмалу?
— Почему в Юрмалу? В Джексонвилл.
— Это который во Флориде?
— Во Флориде.
— Зачем?
— У меня есть старый знакомый. Его зовут Валеро. Кубинец. Мы с ним работали ещё тогда…
— Когда меня еще не было на свете, — подсказала я.
— Когда не было на свете твоей матери. Он полковник военной разведки.
— Но он уже, наверное, отошел от дел.
— Да. Он на пенсии. Но он единственный, к кому я могу обратиться по поводу Venganza!
— Он может помочь?
— Вряд ли. Но дать хороший совет может.
— Он в Джексонвилле? — догадалась я.
— Да, в больнице. В Specialty Hospital Jacksonville.
— Specialty! Он что, ку-ку?
— Я сначала так и подумал. Потом проверил. Это многоотраслевой стационар.
— Я знаю такие стационары. Надо сначала договориться о свидании.
— Я уже договорился.
— Встречаемся в Джексонвилле?
— Нет. Завтра ты прилетаешь в Орландо. Ночуешь дома. А на следующий день на моей машине вместе поедем в больницу.
— Мне нужно договориться с Биллом.
— Я уже договорился.
До госпиталя мы добрались за два с половиной часа. Таблички, сначала Main Entrance, потом Visitor Parking. Это для нас. Валеро ждал на скамейке напротив маленького фонтана.
Увидев нас, он поднялся, протянул руку.
— Если я скажу тебе, Лонов, что ты прекрасно выглядишь, ты из-за вежливости скажешь мне то же и соврешь. Поэтому не надо начинать беседу со лжи.
Не знаю, как он выглядел раньше, но сейчас это был невысокий плотный старик, совершенно лысый с маленькими хитрыми глазами.
— Это твоя новая? — он показал на меня.
— Это моя дочь, Карина.
— Ты всегда любил chicas jóvenes.
Мы говорили по-английски, но он не нашел подходящего слова.
— Молоденьких девочек? Неправда.
— Верно, неправда. Но chicas jóvenes всегда тебя любили. Ты знаешь, Карина, я всегда предлагал ему наших chicas, у нас очень красивые chicas.
— Не поверю, чтобы он отказался.
— У них тогда это было запрещено. Теперь скажи, что тебе от меня нужно. Если ты скажешь, что пришел меня проведать, не поверю. Я, Лонов, тебя знаю.
— Скажи сначала, что ты делаешь в этом госпитале.
— Лечусь. Я приехал в Джексонвилл в клинику Майо, они мне поставили диагноз и сказали, что меня нужно немедленно hospitalizar. И сказали, что на машине нельзя, es muy peligroso. Я спросил: «Как на самолете?» Мне сказали, что тоже muy peligroso. Можно только на дирижабле. Представляете, моя большая семья, у меня двенадцать внуков, сидит в садике, мы живём в Майами, и вдруг я спускаюсь на дирижабле. Тогда всю мою семью отправят в госпиталь, и вы знаете, какой.
Отец вынул фотографию повешенной Скороходовой. Протянул Валеро:
— Что ты скажешь про это? У тебя есть какие-нибудь идеи, что это?
Валеро расплылся в улыбке:
— Есть идеи. И много. Сеньориту я не знаю, но за что ее повесили, знаю.
Отец не поверил:
— Убийство было совершено на прошлой неделе, а ты уже двадцать лет как не у дел.
— Десять, почти десять.
— Ну и за что?
— А это не убийство. Это ejecución. Se ejecutó.
Отец
