О'Гар подошел ко мне.
– Ну, и что ты об этом думаешь? – пробормотал он едва слышно.
– Думаю, они сделают выбор.
– Твоя догадка о том, что она жена Моллоя, попала прямо в яблочко. Такого я просто не ожидал. Как ты ее раскусил?
– Когда она воспроизводила речь Моллоя о сиамцах, при словах «мой муж» она постоянно прилагала усилия, подчеркивая кивками, что имеет в виду Рихтера.
– Вот оно что...
Шепот из дальнего угла стал порой доноситься до нас, правда, в виде неразборчивого шипения. Наконец из уст Рихтера вырвалась вполне членораздельная выразительная сентенция:
– Да чтоб мне провалиться!..
Они дружно оглянулись украдкой, затем снова заговорили тише, но не надолго. По-видимому, дама в чем-то горячо убеждала собеседника. Он упирался, отрицательно мотая головой. Даже попытался взять ее за руку, каковую попытку дама пресекла решительным движением, продолжая уговоры.
И тут Рихтер произнес намеренно громко:
– Давай, если ты полная дура! Это твоя шея, в конце концов. Я ножиками ни в кого не тыкал.
Дамочка отскочила от Рихтера, глаза ее на побелевшем лице полыхнули черным огнем. Мы с О'Гаром плавно двинулись вперед.
– Ты, крыса! – И она плюнула в Рихтера. Затем обернулась к нам и заорала: – Да, это я убила его! Эта тварь на стуле даже убить никого...
Рихтер замахнулся ореховой тростью.
Я прыгнул – не слишком удачно – и врезался в спинку стула. Палка, Рихтер, стул и я, наконец, – все вместе покатилось по полу. Капрал помог мне подняться. Вместе с ним мы отволокли Рихтера назад на кушетку.
А уста озлобленной женщины прорвало, как плотину:
– Его настоящее имя не Моллой. Он Ланж, Сэм Ланж. Я вышла за него в 1913-м в Провиденсе, и мы укатили в Китай, в Кантон, где у него было место в тамошнем пароходстве. Нам не пришлось жить там долго: очень скоро Сэм влип в неприятности из-за каких-то своих революционных связей. После этого мы мотались кругами, в основном по Азии.
А эту тварь, – она указала на притихшего Рихтера, – встретили в Сингапуре, думаю, в 1919-м, сразу после мировой войны. Его зовут Холли – вы проверьте, Скотленд-Ярду кое-что о нем известно. У Холли был план. Он пронюхал о месторождении драгоценных камней в Верхней Бирме, одном из многих неизвестных британской колониальной администрации. Холли познакомился с какими-то туземцами, связанными с месторождением, и выведал места их тайников.
С ним вместе пошел мой муж и еще двое парней, которые погибли. Они разорили тайники туземцев и пытались унести ноги с целым мешком сапфиров, топазов и рубинов. Двоих туземцы убили, а мой муж был тяжело ранен.
Я была уверена, что он тоже погиб. Мы скрывались в крохотной хижине почти на границе с Юньнанем. Холли убеждал меня взять сокровища и убраться восвояси вместе с ним. Сэм вроде как погиб, оставаться было очень рискованно. К тому же по Сэму я не очень-то и убивалась: он оказался совсем не таким, каким представлялся мне до замужества.
Итак, мы с Холли бежали. Пришлось истратить чертову уйму камней, чтобы проделать путь через Юньнань, Кванси и Квантун, но нам это удалось. Когда мы добрались до Сан-Франциско, у нас еще оставалось достаточно, чтобы купить этот дом и кинотеатр, и с тех пор мы здесь. Мы давно уже ведем добропорядочный образ жизни, но я не очень надеюсь, что это сыграет какую-то роль. У нас хватало денег, чтобы жить с комфортом.
А сегодня появился Сэм. Мы ничего не слышали о нем с тех самых пор, как бросили его в Бирме. Сэм рассказал, что попался и провел три года в тюрьмах. Затем бежал и следующие три посвятил поискам наших следов. Это так похоже на него. Не меня Сэм хотел вернуть, а денежки. Он потребовал все, что у нас было. Холли запаниковал и совершенно потерял голову – вместо того чтобы сторговаться с Сэмом, он попытался решить дело пальбой.
Сэм отнял у Холли пистолет и ранил его в ногу. Но в пылу схватки обронил нож – малайский крис, по-моему. Я подобрала его, и Сэм тут же набросился на меня. Не помню, как все случилось. Помню лишь, как Сэм отшатывается, хватаясь за грудь обеими руками, в моей же – окровавленный нож.
Сэм выронил пистолет, который тут же схватил Холли, чтобы довести дело до конца. Но я ему не позволила. Все произошло в этой самой комнате. Уж не помню, дала ли я Сэму саронг со стола или же он сам им воспользовался. Как бы то ни было, именно саронгом Сэм пытался остановить кровь. Он вышел, пока я удерживала Холли от выстрела.
Я не сомневалась, что Сэм в полицию не обратится, но намерений его предвидеть не могла. Было заметно, что он очень плох. Если Сэм свалится где-то и умрет, не исключено, что следы приведут к нам. Я следила за ним из окна, и казалось, никто не обращает на него ни малейшего внимания, но я-то знала, как серьезно он ранен, и была полностью уверена, что, как только газеты сообщат о найденном на улице покойнике, его вспомнит каждый прохожий. Холли волновался даже сильнее меня. Из-за его ранения скрыться мы не могли. Поэтому пришлось сочинить эту «сиамскую» сказку. Я отправилась в Окленд за новой скатертью. В доме имелось несколько восточных ножей и сабель. Сломав сабли, я завернула все это добро в пакет и бросила с парома по пути в Окленд.
Как только утренние газеты сообщили о случившемся в «Континентале», мы приступили к осуществлению нашего плана. Костюм Холли, в котором он был ранен, а также подтяжки для носков, пробитые пулей, пришлось сжечь. Проделав похожее отверстие в пижамных брюках и разбинтовав ногу Холли, я смыла запекшуюся кровь и снова вызвала кровотечение. А затем подняла тревогу. – Она развела руками, цокнув при этом языком. – И вот вы здесь.
– Что вы можете добавить к сказанному? – обратился я к Холли, который непрерывно пялился на свою ногу.
– Только в присутствии адвоката, – буркнул тот. О'Гар повернулся к капралу:
– Подавай фургон, Флинн.
Спустя десять минут мы грузили Холли и дамочку в полицейский автомобиль.
За углом, на другой стороне улицы, показалась троица смуглолицых пошатывающихся парней, сильно смахивающих на малайских матросов. Один из них был мертвецки пьян, приятели волокли его. У другого под мышкой торчал коричневый сверток, наверняка с бутылкой.
О'Гар перевел взгляд на меня и захихикал.
– А если бы мы поверили байке, у нас прямо сейчас нашлось бы дельце к этим ребятам, не правда ли? – шепнул он мне.
– Заткнись ты, свиной окорок! – рявкнул я в ответ, кивнул в сторону сидевшего в машине Холли и продолжил тоном ниже: – Если он опознает в них своих сиамцев, даже Большое жюри окажется бессильным.
Мы заставили озадаченного водителя крутить баранку шесть лишних кварталов, чтобы только разминуться с малайцами. И дело стоило того: теперь ничто не могло помешать Холли и миссис Ланж разделить досуг с Фемидой – на ближайшие двадцать лет.
"The Big Knockover". Рассказ напечатан в журнале «Black Mask» в феврале 1927 года. Составляет дилогию с рассказом "106 тысяч за голову". Переводчик В. Голышев.
Пэдди Мексиканца я нашел в шалмане Лароя. Пэдди, симпатичный аферист, с виду – король Испании, оскалил в улыбке все свои крупные белые зубы, толкнул ко мне ногой стул и сказал сидевшей напротив девушке:
– Нелли, познакомься с самым благородным сычом в Сан-Франциско. Этот дядя сделает для тебя все на свете – лишь бы закатать тебя потом на пожизненное. – И, повернувшись ко мне, показал на девушку сигарой: – Нелли Уэйд, и ей ты ничего не воткнешь. Ей работать ни к чему, у нее отец – бутлеггер.
Нелли: тоненькая девушка в голубом; кожа белая, глаза продолговатые, зеленые; короткие каштановые волосы. Ее хмурое лицо ожило и похорошело, когда она протянула мне через стул руку, и мы оба посмеялись над Пэдди.
– Пять лет? – спросила она.
– Шесть, – поправил я.
– Черт, – сказал Пэдди, ухмыляясь и подзывая официанта. – Когда же я обману хоть одного легавого?
До сих пор он обманывал всех – он ни разу не ночевал в тюрьме. Прейс Кардиган раздела до нитки пятерых молодых людей в Филадельфии. Мы с Даном Мори поймали ее, но потерпевшие не захотели давать показания, и ее выпустили. Девчонке шел тогда двадцатый год, но она была уже ловкой мошенницей.
Посреди зала одна из артисток Лароя запела: «Скажи, чего ты хочешь, и я скажу, чего я дам.» Пэдди долил джину в стаканы с имбирным ситро, принесенные официантом. Мы выпили, и я дал Пэдди клочок бумаги, где были карандашом написаны фамилия и адрес.
– Горячка-Мейкер просил передать, – объяснил я. – Вчера его видел на Фолсомской даче. А это будто бы его мать, просил тебя заглянуть к ней – не нужно ли ей чего. Как я понимаю, это значит, что ты должен отдать ей его долю с последнего вашего дела.
– Ты меня обижаешь, – сказал Пэдди, пряча бумажку и снова извлекая из-под стола бутылку джина.
