Дэн Симмонс - Отмороженный

Хансен ощущал себя веселым и расслабленным. Всего лишь полторы недели назад он вернулся из довольно продолжительной командировки в Майами, и его загар вызывал у всех присутствующих жгучую зависть. За время, прошедшее с тех пор, как он был профессором психологии Чикагского университета, он действительно поправился почти на тридцать фунтов, но в нем было шесть футов четыре дюйма[14] росту, и прибавка веса образовалась в основном за счет мускулатуры. Хотя, когда нужно было ударить или повалить кого-нибудь, даже жир оказывался полезным.

Хансен расхаживал среди своих гостей, то и дело останавливаясь, чтобы поболтать с разбившимися на кучки друзьями, посмеиваясь неизбежным шуткам: «Полсотни, теперь под горку, под горку», — похлопывал гостей по плечам или пожимал руки. Время от времени Хансен посматривал на свою руку, вспоминал о том, где был двенадцать лет назад, о том, что он закопал в холмах национального парка Эверглейдс, о том, к чему прикасалась эта рука, и не мог не улыбаться. Выйдя на суперсовременную террасу из бетона и гнутых арматурных прутьев, расположенную над парадным входом, Джеймс Хансен вдохнул холодный ночной воздух, моргнул, чтобы стряхнуть снежинку с ресниц, и, шумно втянув носом воздух, понюхал тыльную сторону ладони. Он знал, что уже прошло две недели, и запах извести и крови никак не мог сохраниться, но воспоминание об этом запахе продолжало будоражить его.

Когда Джеймсу Б. Хансену было двенадцать лет от роду и он под своим настоящим именем, которое уже с трудом мог вспомнить, жил в Карни, городке в штате Небраска, он увидел кино с Тони Кертисом «Великий самозванец». В фильме, основанном на реальном случае, рассказывалось о мужчине, который непрерывно менял работу, а вместе с нею и собственный образ, личность и имя. Однажды герою пришлось изображать из себя доктора и по-настоящему провести неотложную операцию, которая спасла жизнь человеку. С тех пор, на протяжении почти сорока лет, эта идея несчетное количество раз использовалась в кино— и телефильмах, а также при так называемом «программировании действительности», но для юного Джеймса Б. Хансена фильм стал все равно что крещением, с которым могло сравниться только то сногсшибательное предсказание, которое получил Саул[15] по дороге в Дамаск.

Хансен немедленно начал переделывать себя. Сначала он стал лгать друзьям, учителям и матери — его отец погиб в автомобильной катастрофе, когда мальчику было шесть лет. Мать Хансена умерла, когда он учился на первом курсе в университете Небраски; через несколько дней после этого он бросил университет, переехал в Индианаполис и сменил свое имя и биографию. Это оказалось чрезвычайно просто. Установление личности в Соединенных Штатах определялось, по существу, собственным желанием человека и возможностью приобретения свидетельства о рождении, водительских прав, кредитных карточек, копий школьного аттестата и диплома колледжа и тому подобных бумажек, то есть было просто-напросто детской забавой.

Детской забавой, конечно, для Джеймса Б. Хансена, который, еще будучи ребенком, любил отрывать у мух крылышки и потрошить котят. Хансен знал, что это неопровержимый признак социопатических наклонностей и опасной психотической личности, — два года он зарабатывал себе на жизнь, будучи профессором психологии, и рассказывал об этих самых вещах, читая курс психопатологии, — но это его нисколько не тревожило. То, что конформисты — стоящие у власти посредственности, одетые в одинаковые пиджаки, — считали социальной патологией, было на самом деле, как он твердо знал, освобождением от социальных условностей и ограничений, выходом за те границы, нарушения которых миллионы окружавших его слабаков даже не могли себе представить. Так что Хансен на протяжении двух десятков лет без всякой сентиментальности осознавал свое превосходство над всеми остальными. Единственной полезной вещью, которую для него сделала школа в Небраске, было прохождение полного набора тестов. Благодаря этому он смог заблаговременно получить представление о своих возможных эмоциональных и учебных проблемах. Изумленный школьный психолог тогда сказал его матери, что коэффициент умственного развития Джимми (в то время его звали по-другому) равен 168, то есть соответствует гениальности. Хотя, возможно, он еще выше, просто дело в том, что набор тестов, которым располагает школа, не в состоянии отразить более высокий показатель. Это, впрочем, не явилось для паренька новостью, так как Джимми всегда знал, что он гораздо умнее всех своих одноклассников и учителей (настоящих друзей или даже близких приятелей у него не было). Это объяснялось не высокомерием, а просто проницательностью и наблюдательностью. Школьный психолог сказал, что молодому Хансену было бы полезно учиться по программе для талантливых и особо одаренных детей или в специальной школе для молодых дарований, но в 1960-х годах в Карни, штат Небраска, ничего подобного, конечно, не имелось. Кроме того, к тому времени учительница Хансена узнала — из собственных сочинений Джимми — о том, что шестнадцатилетний школьник обожает мучить собак и кошек, и над Джимми нависла угроза отчисления. Только вмешательство больной матери и его собственная твердость помогли ему удержаться в школе.

В этих сочинениях Хансен в последний раз в жизни сказал правду о чем-то важном.

Еще в ранней молодости Джеймс Б. Хансен познал глубокую истину, а именно то, что едва ли не все эксперты, специалисты и профессионалы — абсолютное дерьмо. Самой главной составляющей их так называемых профессий являлся язык, жаргон, специализированный лепет. Учитывая это, а также обладая умением быстро и внимательно читать все, относящееся к делу, и облачась в соответствующее одеяние, любой достаточно умный человек мог без всякого труда прикинуться кем угодно. На протяжении тридцати двух лет успешного освобождения от правды и раз навсегда предопределенной личности Хансен никогда еще не исполнял роли пилота авиалинии или нейрохирурга, но подозревал, что вполне мог бы попробовать и эти занятия.

За эти годы он успел побывать преподавателем английского языка, ведущим редактором крупного издательства, заведующим складом тяжелого строительного оборудования. Он преуспел как гонщик, участвуя в ралли национального уровня на серийных автомобилях, как психиатр на Парк-авеню[16], как профессор психологии, как герпетолог и специалист по добыче змеиного яда, как специалист по магнито-резонансной медицинской диагностике, как компьютерный дизайнер, получил приз лучшего риэлтора, побывал политическим консультантом, авиадиспетчером, пожарником и испробовал еще с полдюжины других специальностей. Ни одной из них он не учился специально, зная об избранной на ближайшее будущее работе лишь то, что можно было почерпнуть во время посещений библиотеки.

Джеймс Б. Хансен пришел к выводу, что миром управляют не деньги, а глупость и легковерие.

Хансену довелось жить в более чем двух дюжинах крупных американских городов и провести два года во Франции. Европа ему не нравилась. Взрослые там были слишком высокомерными, а маленькие девочки — чересчур практичными. Там трудно было достать пистолет. Но флики там были такими же тупыми, как копы в Америке, а еда, видит бог, куда лучше.

Его карьера серийного убийцы началась, когда ему перевалило за двадцать три года, хотя ему приходилось убивать и до того.

Отец Хансена не оставил ни страховки, ни сбережений, только долги и незаконно добытый карабин «М-1» времен корейской войны, да три обоймы патронов. На следующий день после того, как Беркстром, преподававшая английский язык в девятом классе, побежала к директору с сочинениями Хансена, в которых он описывал, как любит мучить животных, Хансен зарядил карабин, положил его в старую отцовскую сумку для гольфа вместе с клюшками и потащил все это в школу. Никаких металлодетекторов в то время не существовало. План Хансена был весьма изящным. Он намеревался убить миссис Беркстром, директора, школьного психолога — тот оказался предателем: совсем недавно он рекомендовал его в школу для одаренных детей, а теперь говорил о необходимости интенсивного лечения, — а потом всех одноклассников, которых он сумеет отыскать, прежде чем у него кончатся боеприпасы. Джеймс Б. Хансен мог положить начало той традиции, которая получила распространение после Колумбийской бойни, случившейся на тридцать пять лет позже. Но Хансен ни за что не покончил бы с собой во время или после акта. Его план состоял в том, чтобы убить как можно больше народу, в том числе его хрипящую, кашляющую, совершенно бесполезную мать, а затем, наподобие Гекльберри Финна, удрать как можно дальше.

Но, благодаря двум обстоятельствам — своей гениальности, подтвержденной коэффициентом умственного развития, и тому, что первым уроком в этот день была гимнастика, а ему совершенно не хотелось впадать в состояние одержимости убийством, будучи одетым в дурацкие спортивные трусы, Хансен передумал. Во время перерыва на ленч он отнес сумку с клюшками и карабином домой и спрятал «М-1» в укромном месте в подвале. Он знал, что найдет возможность свести счеты позже, когда после этого не придется пускаться в бега и всю жизнь прятаться от полицейских, гоняющихся за тем, что он уже тогда называл своей «личиночной личностью».