Дэн Симмонс - Отмороженный

— Нет, сэр, — ответил Брубэйкер.

— Тогда зачем вы меня побеспокоили? — Никаких реальных доказательств того, что произошло тройное убийство, не было, и показания, которые дали посетители ресторана, не совпадали друг с другом. Полицейский, одетый в форму, которого оглушили, когда он справлял нужду, ничего не помнил и сделался посмешищем всего отдела.

— У нас появились соображения, — заявил детектив Майерс.

Хансен с трудом сдержался, чтобы не ответить на эти слова должным образом, и молча ждал продолжения.

— Парень, которого мы сегодня вели... Он тоже недавно вышел из Аттики, — заговорил Брубэйкер.

— Каждый четвертый житель нашего прекрасного города или побывал в Аттике, или связан с кем-нибудь из ее постояльцев, — заметил Хансен.

— Да, но этот громила, вероятно, знал Марионеток, — сказал Майерс. — И имел мотивы для того, чтобы убрать их.

Хансен стоял в снегу и ждал, что они скажут дальше. Некоторые из его гостей уже начали отъезжать. Прием предполагался непродолжительным, подавались только напитки почти без закусок, а к обеду должны были остаться лишь несколько его самых близких друзей.

— Банда «Мечети» блока "Д" провозгласила фетву против нашего парня, — сказал Брубэйкер. — Награда десять тысяч долларов. Фетва — это...

— Я знаю, что такое фетва, — перебил Хансен. — Я, по-видимому, единственный из офицеров в отделе, кто прочел Салмана Рушди.

— Да, сэр, — сказал Майерс, словно пытался извиниться за своего напарника. Два башмака пара.

— Так из чего же вы исходите? — поинтересовался Хансен. — По-вашему, Пруитт, Тайлер и Бэйнс, — он никогда не употреблял прозвища или непочтительные эпитеты, когда говорил о мертвых, — попытались нажиться на щедрости «Мечети» блока "Д", а подозреваемый успел разделаться с ними раньше, чем они с ним?

— Да, сэр, — подтвердил детектив Брубэйкер.

— Как его зовут?

— Курц, — доложил Майерс. — Джо Курц. Он сам недавно освободился. Отсидел одиннадцать лет из восемнадцати, которые ему дали за...

— Да, да, — уже не скрывая нетерпения, перебил Хансен. — Я видел его дело. Он был в числе подозреваемых в причастности к массовому убийству членов банды Фарино, которое случилось в прошлом ноябре. Но никаких доказательств его связи с событием не нашлось.

— Когда дело касается Курца, то доказательств и не может быть, — горестно проронил Брубэйкер. Хансен знал, что Брубэйкер имел в виду смерть своего приятеля Джимми Хэтуэя. Хансен на довольно долгое время уезжал из Буффало, и как раз в это время Хэтуэй был убит, но Хансену доводилось встречаться с этим человеком, и он считал его, пожалуй, самым глупым полицейским из всех, с которыми ему когда-либо приходилось встречаться, и при этом едва ли не самым болтливым. Согласно профессиональному мнению Хансена, которое разделялось большинством старших офицеров, включая ветеранов, проработавших в полиции много лет, причиной гибели Хэтуэя послужила его тесная и давняя связь с бандой Фарино.

— На улицах поговаривают, что Курц швырнул торговца наркотиками, Малкольма Кибунта, в Ниагарский водопад, как только вышел из Аттики, — заметил Майерс. — Просто так, взял и перебросил его через эти е... Прошу прощения, капитан.

— Я тут, с вами, уже замерз, — сказал Хансен. — Что вам нужно?

— Мы стараемся следить за этим самым Курцем и тратим на это наше свободное время, — пояснил Брубэйкер. — Мы хотели бы, чтобы за ним было объявлено официальное наблюдение. С этим вполне могут справиться три группы. Три команды могут сделать это. Вольц и Фарелл сейчас ничем не заняты, и...

Хансен покачал головой:

— Вы сами этим и займетесь. Вам нужно следить за этим парнем — вот и занимайтесь слежкой несколько дней в рабочее время. Только не вздумайте потом требовать за это сверхурочные.

— Вот б... Вот так штука, капитан! — воскликнул Майерс. — Мы сегодня уже отметили себе двенадцать часов и...

Хансен смерил его ледяным взглядом.

— Что-нибудь еще?

— Нет, сэр, — откликнулся Брубэйкер.

— Тогда будьте любезны убрать это барахло с моей дороги, — приказал Хансен и зашагал к своему ярко освещенному дому.

Анжелина Фарино Феррара сидела в дорогом секторе ледового дворца, наблюдала за игрой «Буффало сейбрз» и с нетерпением ждала, когда же кто-нибудь получит травму. Впрочем, ожидание оказалось не слишком долгим. Прошло одиннадцать минут и девять секунд первого периода, и защитник «Сейбрз» Ретт Воренер припечатал капитана «Ванкувер канукс» Маркуса Неслунда к бортику в углу, повалил его на лед и сломал ему голень. Толпа болельщиков зашумела.

Анжелина ненавидела хоккей с шайбой. Конечно, она ненавидела все организованные спортивные состязания, но хоккей вызывал у нее самое сильное отвращение. Когда она узнавала, что ей предстоит целый час — а на самом деле, два — смотреть, как эти беззубые обезьяны суетятся на коньках в маленькой коробочке и при этом могут даже не открыть счета — вообще не открыть счета! — ей хотелось плакать. Но ее покойный отец, обожавший хоккей, в течение почти четырнадцати лет снова и снова таскал ее на игры «Сейбрз». Новая ледовая арена называлась «HSBC», что походило на аббревиатуру названия какого-нибудь банка, но каждый обитатель Буффало знал, что это означало или «Hot Sauce, Blue Cheese», или «Holy Shit, Buffalo's Cold!»[17].

Анжелина хорошо помнила единственную игру, которая действительно доставила ей большое удовольствие. Это было очень много лет назад, когда она была совсем юной. Шел матч решающей серии «Кубка Стэнли», проходил он в старом «Колизее», а сезон растянулся гораздо дольше обычного, до середины мая. Когда игра началась, температура воздуха перевалила за девяносто[18], лед таял, и над ним висел густой туман, разбудивший множество летучих мышей, которые на протяжении многих десятилетий висели вниз головами среди деревянных стропил древнего «Колизея». Анжелина помнила, как ругался отец. В тот день туман сгустился настолько, что даже обладатели самых дорогих билетов не видели почти ничего из того, что происходило на площадке. Оттуда доносились лишь крики и ругань сталкивавшихся и дравшихся между собой в тумане игроков, да все время из тумана бесшумно появлялись и так же бесшумно исчезали летучие мыши, кружившие над трибунами, отчего забившие ледовый дворец женщины визжали, а мужчины ругались еще громче.

От той игры Анжелина получила истинное наслаждение.

Теперь же, не оглядываясь на суетившихся вокруг упавшего Неслунда тренеров, санитаров и неповоротливых кукол на коньках — товарищей по команде, — Анжелина поднялась и направилась в женскую комнату.

«Мальчики» Марко и Лео протискивались рядом с нею, окидывая толпу подозрительными взглядами. Анжелина знала, что эти двое были неплохими телохранителями и проверенными членами банды — по крайней мере, такое впечатление производил Марко, — но она также знала и о том, что их подобрал Стиви и что их главной задачей было следить за ее действиями и сообщать о ее поведении брату в тюрьму.

Анжелине Фарино Ферраре достаточно хорошо были известны судьбы целого ряда знаменитых людей — скажем, премьер-министра Индиры Ганди, — которые были застрелены собственными телохранителями, оказавшимися предателями. Ее такая судьба нисколько не устраивала.

Было похоже, что Марко и Лео вознамерились войти в женскую комнату вместе с Анжелиной.

— О, ради бога, — сказала она. — Никто не станет подкарауливать меня в «джоне»[19]. Идите, купите на всех пива с крекерами и хот-догов. Три хот-дога.

Марко кивнул Лео, предлагая ему выполнить поручение, но сам, кажется, решил подежурить возле входа в туалет.

— Да иди же, помоги Лео, — с кислой миной проронила Анжелина.

Марко нахмурился, но все же послушно направился следом за вторым громилой за угол, где располагался небольшой буфет. Анжелина зашла в переполненное помещение туалетов, не увидела там Джо Курца и быстро вышла в вестибюль.

Курц стоял, прислонившись к стене возле бокового прохода по другую сторону вестибюля. Анжелина быстрыми шагами направилась к нему.

Курц держал правую руку в кармане полупальто. Ни говоря ни слова, он кивнул, указывая на узкий служебный коридор.

— Это у вас пистолет в кармане? — осведомилась Анжелина. — Или вы просто...

— Это пистолет, — коротко ответил Курц и так же кивком приказал ей открыть дверь с надписью «ТОЛЬКО ДЛЯ ОБСЛУЖИВАЮЩЕГО ПЕРСОНАЛА», которой заканчивался коридор.

Анжелина вздохнула и толкнула дверь, успев заметить, что язычок замка был заклеен толстым скотчем. Сразу же за дверью начиналась металлическая лестница, спускавшаяся в дико загроможденный подвал, забитый бойлерами, бесчисленными трубами и клапанами, идущими к расположенному наверху катку. Курц указал на один из узких проходов между машинами, и Анжелина послушно пошла вперед. На полдороге они миновали окно какой-то комнатушки; оттуда выглянул чернокожий мужчина, кивнул Курцу и вернулся к своим делам.