— Ничего не понимаю. Было договорено на моих людей. Этого капитана в списках не было!
— Что ты хочешь? Капитан прибыл с полковником всего полчаса назад, — эту фразу дежурный офицер повторил полушепотом. — Сам Рюмин!… Да и какая тебе, на хрен, разница? Так и так его кончат.
— Оно конечно, но работать вне графика… В конце концов, у них есть свои «мешки»! Не люблю я этих внеочередников!… — майор примолк. На другом конце зала появилась пара военных. Один из приближающихся на ходу освобождался от мундира. Поморщившись, майор пробормотал:
— Что за дурацкий маскарад!
Дежурный деликатно кашлянул, делая вид, что ничего не слышал.
— Вставай, самурай! — жестким, как дерево пальцем, сержант ткнул Валентина в спину. — Пришли по твою душу архангелы.
— Я вижу, все готово? — сухой, как щепка, полковник одобрительно кивнул. Сняв фуражку, положил ее на столик арбитра. Седоволосый, с бронзовым от загара лицом, он изучающе оглядел Валентина.
— В общем хорош. Только уж больно квелый. Супа недодали или не выспался?
— Должно быть, не выспался, — хмыкнул дежурный офицер. Валентин тем временем шатко подошел к барьеру, мельком успел рассмотреть противника. Белобрысый субъект, на вид крепкий, прочно стоит на ногах. Плохо, что остался в сапогах. Но одновременно и хорошо. Убить наповал армейским сапогом проще простого, а с другой стороны много в них не намахаешься. И быстро провести удар сложно. Каждый грамм на счету… Валентин мысленно развеселился. Ему ли сейчас рассуждать об этом?…
— Что ж, приступим, — полковник кивнул своему подопечному. — Давай, Вань. Как договаривались.
Белобрысый капитан живчиком перемахнул через барьер, отомкнул решетчатую дверь.
— Пошел! — сержант дал Валентину звонкого леща. — И смотри! Ниже пояса не бить!
Шутке с удовольствием посмеялись. Даже тот белобрысый, что перетаптывался уже на арене. Валентин сухо сглотнул. Итак, господа зрители, белый танец объявлен! Старуха с косой канделяет через зал, оправляя кокетливо юбочку. И наперед ясно, кого она собирается пригласить…
Валентин передвигался, не забывая покачиваться, лишь чуть приподняв руки. Он не смотрел на противника. Намеренно не смотрел. Когда-то такой прием он опробовал на Барине. Поединок имел место, когда они еще знать не знали друг друга. Барин тогда откровенно растерялся, а Валентин неожиданно понял, что противника можно держать в поле зрения, фактически не видя. Безусловно игра затевалась рискованная, однако отчего не рискнуть напоследок? Не видят твоих глаз, значит, не видят и намерений. Тоже плюс — и немалый. Открытие это принадлежало не Валентину. Подобным образом дрался в одной из зон уркаган Зуб. Выбрасывая тяжелый кулак, он неизменно глядел в сторону, чем почти всегда обескураживал наказуемого. О хитрости Зуба знали многие, и тем не менее в критический момент плошали и роковой удар пропускали.
Белобрысый капитан ринулся в атаку, чуть приостановился. Ноги в сапогах фигурно сфинтили, и Валентин отскочил. Кажется, вовремя. Начатая атака провалилась. И тотчас Валентин челноком прыгнул обратно, лишь в последнюю секунду вскинув глаза. Капитан успел встретить его тычком в скулу. Чувствительно, но не смертельно. Валентин ударил двойкой, закончил левым боковым. Капитан пропустил лишь последний, блокировав первые два удара. Но Валентин уже не смотрел на него. Сразу после серии, он послал тело винтом, группируясь и проводя подсечку. Сапоги-сапожища подвели служивого. Не та легкость, не тот маневр. Крякнув и взболтнув руками, как теряющий равновесие канатоходец, капитан рухнул на спину. Попытался перекрутиться на бок, но Валентин был уже рядом. Прямой в висок и повторно в челюсть. Голова белобрысого дернулась и застыла. Возле лопнувшей губы багрово блеснула капелька крови. Словно ягода костяники, волшебным образом вызревшая на человеческой плоти.
— Остановить бой!…
Вероятно, это кричал полковник. Валентин же мысленно верещал. Это походило на некий варварский вопль. Победа — и какая! Менее, чем в полминуты! Такого они, разумеется, не ждали. И теперь против него, конечно, выпустят сержанта — самодовольного волкодава с клыками, ежедневно испытывающим на прочность шкуру заключенных. Чуть развернувшись, чтобы наблюдать за решетчатой дверью, Валентин грубыми рывками стянул с ноги капитана сапог. Сержант уже распахивал калитку, устремляясь к нему, но он опоздал. Стиснув голенище в кулаке, Валентин метнулся навстречу. Что-то почувствовав, сержант замедлил бег, но Валентин не собирался давать ему времени на раздумье. Орудуя сапогом, словно цепом, он пер на противника, пытаясь угодить каблуком по наиболее уязвимым частям. Опешивший сержант защищался блоками. Руки у него оказались совершенно скованными. Попробовав ухватить взбесившийся сапог, он лишний раз проиграл, пропустив прямой левый. И тогда он пустил в ход ноги. Первый же его выброс, нацеленный в туловище, Валентин поймал в замок. Сапожище был ему уже не нужен. С задранной ногой сержант получил удар в пах, после чего ногу ему Валентин попросту вывернул, растянув сухожилие и выдавив из соперника нечленораздельное блеяние. Уже упавшему нанес контрольный удар в челюсть. В этого он бил от души. Было за что.
— Черт подери! Да он взбесился! — у решетки топтался потрясенный майор. Дежурный офицер отталкивал его в сторону, неуверенно наводя на Валентина пистолет.
— Давай, крыса, пали! Авось не промажешь, — шумно дыша, Валентин взглянул на майора. — До тебя бы мне дотянуться! С легкостью бы умер, только глотку бы твою пощупать.
— Ну-ка! — майор вырвал оружие из рук дежурного. Краска с лица следователя схлынула, нижняя челюсть заметно тряслась. — Да я тебя, как бешеного пса!…
— Баран! — прохрипел Валентин. Ему хотелось сказать многое, но сил хватило лишь на одно это слово. Выцедив жалкий плевок себе под ноги, он демонстративно повернулся к майору спиной, все еще дрожащие руки сунул в карманы. Пусть стреляют. В спину, как последние лохи!
— Отставить!… Я вам говорю, майор!
Не веря ушам своим, Валентин обернулся. К клетке спешил незнакомый полковник. Секунда, и пистолет перекочевал в его ладонь. Значит, сам решил. Обиделся за сопляка капитана. Ну, это нам без разницы. Лишь бы сразу — в голову или в сердце. Валентин судорожно вздохнул. Скрипнула калитка, и, зайдя на арену, полковник медленно шагнул к распростертым телам. Опустившись на колено, уверенным движением коснулся шеи поверженного капитана.
Отняв руку, задумчиво пробормотал:
— Дышит.
— Так и должно быть.
Глаза полковника глянули в упор и жгуче — словно хлестнула наотмашь холодная пятерня.
— А мог бы убить, а?
Валентин выдавил из себя усмешку.
— Сами видели, чего спрашивать?
— Что ж, твое счастье, — полковник обернулся к стоящим за решеткой людям. — Майор! Проследите, чтобы Лужина вернули в камеру.
Брови Валентина дрогнули. Выходит, полковник знал его фамилию! Интересно девки пляшут!…
— Вызвать сопровождение? — дежурный взялся за трубку коммутатора.
Полковник пожевал губами, размышляя.
— Вызывайте, хотя… — он снова взглянул на заключенного, и Валентину показалось, что в выразительных глазах начальника мелькнуло подобие насмешки. — Думаю, эксцессов больше не последует. Все что мог, он уже сделал.
А было это первый раз так…
То есть, может быть, и не первый, но кто их вспоминает — десятки и сотни полудетских потасовок? Однако именно та стычка вошла в память, образовав слой вечной, никогда не оттаивающей мерзлоты. Возможно, потому, что это было его первое настоящее УНИЖЕНИЕ. Потому что стукнуло Лене Логинову уже шестнадцать, и той, что шагала рядом тоже было не больше, и шел он расфранченный, в новеньких, еще не разношенных туфлях, в лаковой курточке, впервые вместо кроликовой шапки нахлобучив на голову настоящего пыжика. Ни робости перед темными улицами, ничего тревожного он не ощущал, — одно голимое молодое счастье. Именно в этот вечер приключился его первый Поцелуй, который неизвестно кто кому подарил. Наверное, все же она. Дамы в этом смысле отважнее. Леонида же смущала прорва деталей — что говорить при этом, говорить ли вообще, куда смотреть, наклоняться ли к ней или, обняв, притянуть к себе? Словом, он только тужился да соображал, как бы так половчее приникнуть губами, а она взяла и поцеловала его — естественно и просто, заставив враз забыть о всех тактических треволнениях. И был танцевальный галоп под «АББУ», и было пьянящее покачивание под вечно юные битловские голоса. Кто-то в школьном туалете раскупорил бутылку «Вермута», но он на поднесенный стаканчик лишь снисходительно покачал головой. Он был счастлив и без того. Однако, когда начались провожания, а жила она не близко, сумма счастья, очевидно перевалила через край, превысив критическую массу и накликав беду.
