Шейни снял нечищенный ствол и подошел с ним к окну. Он внимательно осмотрел его со всех сторон, но так и не обнаружил на нем номера или другой пометки. Вернувшись к столу, Майкл взял пистолет Марши и проделал с ним то же самое. В конце концов он убедился в том, что невозможно определить, какой ствол от какого пистолета.
Аккуратно вытер отпечатки пальцев с чистого ствола и вставил его в свой пистолет. Затем извлек один патрон из полной обоймы Марко, взял еще один патрон, лежавший на столе, и зарядил в обойму своего кольта. Отложив его в сторону, Майкл взял нечищенный ствол своего пистолета и вставил его в пистолет Марши, тщательно уничтожив отпечатки пальцев. Магазин с недостающим патроном был вставлен туда же.
Проделав все это, Шейни еще раз отполировал тряпочкой пистолет Марши и положил оба пистолета в ящик стола. Оглядев оружие, он удовлетворенно вздохнул. Его кольт был теперь абсолютно чистым и с полным боевым зарядом. Из пистолета Марши недавно стреляли — это легко определить и по состоянию ствола, и по недостающему в обойме патрону. Шейни уже готовился задвинуть ящик, как вдруг сообразил, что упустил одну маленькую деталь. После каждого выстрела кольт выбрасывает использованную гильзу и автоматически досылает в патронник следующий патрон. Мало-мальски разбирающийся в оружии человек сразу поймет, что тут что-то не так: в магазине семь патронов, а патронник пуст.
Благословляя всех богов — хранителей частных сыщиков, Шейни платком взял пистолет и передернул затвор, досылая патрон в ствол. После этого закрыл ящик и выпил еще немного. Пройдя в спальню, он задвинул шторы, снял куртку и вытянулся на кровати. Через пять минут Шейни уже спал. Телефон разбудил его далеко за полдень. Звонил Джон Марко. Его голос звучал устало:
— Я все обдумал, Шейни. Я согласен. Когда Марша будет дома?
— Подожди, — запротестовал Майкл. — Ты говоришь так, словно девушка у меня на крючке. Я вовсе не держу ее ради выкупа. Я даже не уверен, смогу ли ее найти. Я просто предложил свои услуги на случай, если они вдруг понадобятся.
Последовала длинная пауза. Затем Марко хрипло сказал:
— Ладно. Пусть будет так. Сколько ты хочешь?
— Да уж побольше, чем стоит твоя дочь на самом деле, — весело заверил его детектив. — Десять тысяч будет в самый раз.
— Десять тысяч? Боже мой, Шейни, — Марко потрясенно умолк. Шейни держал трубку, с явным удовлетворением прислушиваясь.
— Хорошо, — убито произнес Марко, — но оплата потом.
— Слушай, — грубо сказал Майкл, — ты слишком стараешься внушить себе, что это вымогательство. Теперь мои условия — или все кончено. Завтра утром ты приносишь чек или наличные в Первый Национальный Банк и делаешь вклад на мое имя. Там же оставишь заверенное заявление о том, что эти деньги причитаются мне в счет уплаты за работу — поиски дочери, которая добровольно покинула дом, — оговорив, что деньги могут быть вручены мне только по возвращении твоего чада домой в целости и сохранности. Иначе я и пальцем не пошевелю, чтобы найти ее.
— Ты слишком официально к этому подходишь, — жалобно произнес Марко.
— Я доверяю тебе не больше, чем взбесившемуся буйволу, — любезно ответил Шейни. Снова последовала долгая пауза. Видимо, Марко с кем-то советовался. Не с Пэйнтером ли?
Наконец хозяин казино заговорил:
— Можешь ты гарантировать мне безопасность дочери, пока я не сделаю вклад?
— Какие могут быть гарантии, черт побери? Я ведь даже не знаю, где она. И я не собираюсь искать ее, пока ты не выполнишь мое условие.
Шейни повесил трубку и подошел к столу налить себе коньяку. Прихлебывая коньяк, он развернул на столе листок с одиннадцатью вопросами, которые записал сегодня утром. Взгляд Шейни скользил по вопросам, пока не остановился на одиннадцатом. Глаза его оживились, и он вычеркнул одну строку. По крайней мере, самый важный вопрос решен. Шейни пошел на кухню, Приготовил кофе и яичницу и набросился на еду, как хорошо потрудившийся человек.
Он съел все до крошки и собирался выпить последнюю чашку кофе, когда снова зазвонил телефон.
Это был Билл Джентри.
— По поводу машины и жертв ничего утешительного, — начал он. — Я связался с Нью-Йорком по поводу номеров и отослал отпечатки в Вашингтон. На оружии никаких номерных знаков. Ясно только, что они недолго пробыли в Майами и ничем себя не обнаруживали.
— Что с носовым платком?
— Тоже мало чем порадую. Мой эксперт проверял его всеми возможными способами, но это всего лишь обычный носовой платок. Совершенно идентичный тому, который ты оставил на моем столе после обеда.
— Не спускай с них глаз. Эти платочки — главные вещественные доказательства в деле Грэйнджа, хотя и тела, найденные в канале, не менее важны.
Шейни повесил трубку, зажег свет и с отвращением допил остывший кофе. Он долго сидел, вытянувшись в кресле, еще и еще раз перебирая в памяти все имевшиеся факты. Масса мелочей. Сама по себе каждая из них не так уж важна.
Но если связать их воедино… Однако именно это у него пока и не получалось. Даже самые серьезные находки совсем не радовали Майкла. Кольт, без сомнения, украл его лучший друг, Ларри Кинкейд. И из его пистолета был убит Гарри Грейндж. Зазвонил телефон, и Шейни жадно схватил трубку. Звонил Тони.
— Эй, Майк, — начал он взволнованно, — ты утром спрашивал, где околачивается Чак Эванс.
— Да, он съехал от мамаши Джулии.
— Я могу сказать, где сейчас его мадам, если тебя это интересует.
— Его красотка? Для меня это очень важно.
— Ее нашли мертвецки пьяной в одном притоне на 79-й улице. Гнусное местечко…
— Я знаю, где это, — перебил Шейни. — Как ты узнал?
— Я встретил нашего парня. Он только что оттуда. Она там, вся в рыданиях. Утверждает, что Чак от нее сбежал. Но у нее слезы всегда наготове, так что…
— Я попробую ее найти.
— Слушай, шеф. Лучше я сам. Там часто околачиваются люди из банды Берни. А ты знаешь, как нежно он тебя любит.
— Этот пустоголовый? — Шейни презрительно рассмеялся. — Ничего, пока я крепко стою на ногах.
Он повесил трубку, захватил куртку и спустился в фойе. Проходя мимо дежурного, Майкл бросил:
— Я ненадолго выйду. Если зайдет моя сестра — впустите ее ко мне в номер и передайте, чтобы подождала.
— Которая из ваших сестер?
— Любая.
Шейни вышел к машине и поехал на 79-ю улицу.
На 79-й улице, к западу от деловой части Литтл-Ривер, за складами и частными домиками потянулись маленькие овощеводческие фермы и длинные ряды цитрусовых деревьев. Кое-где встречались участки дикорастущих сосен и заросли субтропических кустарников, которых еще не коснулась цепкая рука цивилизации. Хотя и эти заросли были уже рассечены поперечными дорогами, ведущими в аэропорт, Опа-Лоска, Хайалиа и другие пригороды, бурно разросшиеся в дни строительного бума.
Луна не взошла, но звезды уже усеяли бархатно-синее тропическое небо, освещая все своим тусклым призрачным светом. Воздух был прохладен и влажен, как всегда бывает в Майами весенними ночами.
Сидя за рулем, Шейни наконец расслабился и глубоко вдохнул ночной воздух. Ему казалось, что время остановилось. Он встряхнул головой. Глупо, конечно, и не лучший способ выражать так свои мысли. Но иллюзия не исчезала. Это была ночь иллюзий, как многие ночи в Майами. Шейни подумал: «Уж не воздух ли действует так пагубно на нормальных людей?» Возможно, поэты именно это имели в виду, когда писали о цветке тропического лотоса. Опасная уверенность в том, что важен только настоящий миг… Этот час — это мгновение — остановившееся время.
Он очнулся, когда в свете фар появилось низенькое строение. Оно находилось на некотором расстоянии от трассы в глубине просеки. Сквозь скрывавшие его высокие кокосовые пальмы был виден лишь пробивающийся из-за прикрытых ставень свет. Оставив «родстер» у трассы, Шейни двинулся к дому, то и дело спотыкаясь об осколки кораллов. Окна и двери дома были затемнены.
Шейни мало что знал об этом месте, разве что слыхал о дурной славе «Хлева». Это был один из дешевых притонов, которые в начале каждой зимы возникают на окраинах Майами. Тут обычно собираются отбросы общества и любопытный деревенский люд, которому не по карману роскошные отели на побережье и в центре города. Легкая бамбуковая ширма в рост человека отделяла темную прихожую от ярко освещенных комнат. Толстый мальчишка с розовыми щеками и подведенными глазами склонился над сосновой стойкой прямо у двери. Он скривил лицо в развратной ухмылке и пропел фальцетом.
— Вашу шляпу, мистер.
Шейни прошел мимо, не взглянув на него. Центр комнаты был огражден натянутой веревкой. Вокруг стояли столы. Под потолком висели лампы в стеклянных абажурах. В их тусклом свете было видно, что только десять — двенадцать столов заняты. Вдоль трех стен тянулись кабины, разделенные невысокими ширмами из некрашеных досок. Вместо двери вход в каждую кабину прикрывала занавеска на проволоке. Ничто в «Хлеве» не напоминало о веселых публичных домах городского центра. Грех здесь — не легкая забота, а тяжелый труд, дающий возможность выжить. Он совершается с отвратительной развращенностью, радующей темные души завсегдатаев подобных притонов.
