Он поднял черную пешку и сделал ход d5.
Коки съел его пешку.
— Все это, мягко говоря, называется тайным сообществом старых друзей. А грубо говоря, группой заговорщиков и интриганов. — Флинн сделал ход конем на f6. — Группа людей, которые, на первый взгляд никак не связаны общими деловыми интересами, тайно объединяются и начинают не только защищать свои интересы, но и расширять сферы влияния, используя близость к власти. И им на всех вокруг наплевать, они делают только то, что выгодно им.
Коки пошел слоном на b5.
— Шах… Ты вроде бы хотел позвонить сержанту Уилену.
— Даже думать об этом противно.
Флинн сделал ход пешкой на с6. Коки взял ее. В ответ Флинн тоже взял пешку Коки своей, черной.
Коки сделал ход слоном на с4.
Флинн сказал:
— Нет, все же позвонить Гроуверу надо.
Пробил гонг. Даже на втором этаже звук был такой, что Флинн вздрогнул.
— Вроде бы на обед еще рановато, — заметил он.
И подошел к окну. Лужайка между главным зданием и озером была ярко освещена. По ней носились совершенно голые распаренные после сауны мужчины и прыгали в озеро (Клиффорд — вереща на бегу; Бакингем и Арлингтон — смешно подпрыгивая; Лодердейл мчался длинными скачками; Оленд семенил мелкими шажками; Рутледж с Робертсоном вышагивали не спеша и беседовали о чем-то; Эшли еле плелся, перекинув полотенце через плечо; Д'Эзопо, опустив голову, тащился позади). Впервые за все время Флинну показалось, что Оленд с Лодердейлом выглядят естественно.
— Имеется шанс увидеть нашего комиссара в чем мать родила, — стоя у окна, бросил Флинн Коки. — Будет о чем вспомнить, когда придется слушать одну из его длинных послеобеденных речей.
Коки не сдвинулся с места.
— А впрочем, бог с ним, — пробормотал Флинн. — Остается надеяться, что поблизости у них имеется кардиолог.
Он снял телефонную трубку, набрал семерку, затем — нужный ему номер.
И продолжал наблюдать из окна за происходящим на лужайке.
— Гроувер? Ну как прошел ленч?
Стоя по грудь в воде, Бакингем ударил Клиффорда по затылку ребром ладони. По всей видимости, довольно сильно. Клиффорд упал лицом в воду.
— Я бы уже давно домой ушел, если б вы не сказали, что будете звонить. Ладно, минут пять, так уж и быть, уделю.
— Очень благородно с твоей стороны.
— Но ведь сегодня воскресенье!
— А ты пробездельничал среду, четверг и пятницу. Не думай, я все вижу и замечаю.
— Но в среду почти весь день пришлось проторчать в комитете по подготовке к конкурсу!
Находившийся метрах в трех от Бакингема Клиффорд с трудом нащупал дно и встал. Он не обернулся. Просто вышел из озера на берег и побрел к дому.
— А как вы относитесь к ленивым сандвичам,[12] инспектор?
— Сроду не пробовал.
— Шутите, что ли? Это же ленивые сандвичи!
— Ты прекрасно знаешь, Гроувер, я никогда не шучу. И по большей части с трудом понимаю, о чем ты лопочешь.
— Но ленивые сандвичи, кто ж их не знает! Жуткая вкуснятина! Вам бы наверняка понравились.
— Нет.
— Почему нет? Почти всем ребятам из комитета понравились.
— Во-первых, потому, что они ленивые. Во-вторых, потому, что сандвичи. А стало быть, набиты всякой дрянью.
— Почему это обязательно дрянью?
— Ладно, довольно об этом! Что-нибудь важное есть? — спросил Флинн. — Ты выяснил, кто убил того старика на велосипеде? Арестовал кого-нибудь?
Члены клуба не слишком задерживались в воде. Теперь они снова бегали по лужайке.
— Выяснил все, что мог. Покойного звали Хирам Голдберг. Он был ювелиром. Возраст — семьдесят два года. Жена говорит, что каждый день ездил на работу на велосипеде. За исключением суббот, разумеется.
— Но убили-то его как раз в субботу.
— Можете минутку обождать?
— Извини. Вовсе не собирался тебя торопить. — Фонари на лужайке погасли. — Валяй, можешь не спешить.
— В пятницу он ездил на работу, потом шел в синагогу.
— Ну это понятно.
— А в субботу вечером шел из синагоги на работу, забирал оставленный там велосипед и на нем возвращался домой.
— Понятно. Стало быть, вечером. Уже в темноте.
— Потому как на том же велосипеде в понедельник утром ему снова надо было ехать на работу.
— Ясно. А в ту субботу при нем были какие-нибудь камни, драгоценности?
— Даже денег не было. Ни кошелька, ничего. Ни удостоверения личности… Вот почему мы сразу не могли опознать пострадавшего.
— Вон оно как… Понятно.
— Ну и не успели привезти его в Бостонскую городскую больницу, как он скончался. Вообще, как я понимаю, был человек не шибко богатый.
— Ну а что насчет машины, которая его сбила?
Флинн услышал, как Гроувер снова зашуршал бумажками.
— С восьми пятнадцати вечера, то есть в субботу, в Бостоне было зарегистрировано семь случаев угона автомобилей.
— Так много? О боже ты мой! Нет, полиции следует предпринять какие-то решительные меры. Ты, Гроувер, плохо исполняешь свои обязанности.
— Я выполняю!
— Из рук вон плохо, — сказал Флинн. — Всю вышеизложенную информацию можно получить, сделав всего один телефонный звонок. А теперь хотелось бы услышать результаты второго звонка, в автоинспекцию.
Секунду-другую Гроувер зализывал рану. Язвительное замечание Флинна попало в точку.
— Найдены три машины. Одна — в три часа ночи на Лэндсдоун-стрит, с четырнадцатилетними пацанами. Их задержали, потом отпустили на поруки родителям.
— Угон в чистом виде. Дальше.
— Вторую обнаружили у дома одного врача, в Бруклине. Сам врач утверждает, что не знает, как она там оказалась. Просто его жена позвонила в участок в Бруклине сегодня, в девять утра, и попросила убрать от ее дома эту машину.
— Не понял.
— Это был катафалк, инспектор.
— Ага, теперь ясно. Жены врачей, как правило, весьма трепетно относятся к репутации своих мужей.
— Третью нашли патрульные, объезжая Элм-стрит в Саут-Энде. Сегодня, в полдень. Рутинная проверка водительских прав. Машина возвращена владельцу, Уилларду Мэтсону, по адресу 212 Фэарвью, тоже в Саут-Энде.
— А эта машина Мэтсона… находилась далеко от его дома?
Флинн почти физически почувствовал, как завертелись в голове Гроувера шарики и винтики.
— Примерно в миле. Ну, может, в полутора.
— Это наша машина, Гроувер. Это она и есть! Готов побиться об заклад твоей шкурой! А ее осмотрели, прежде чем вернуть владельцу? На предмет обнаружения фрагментов ювелира?
В трубке послышался шелест переворачиваемой страницы.
— Тут не сказано.
— Хочу, чтоб ее осмотрели. Сегодня же! — бросил Флинн.
— Сегодня?
— Хочу, чтоб ты лично осмотрел эту машину сегодня, Гроувер. Подчеркиваю, лично! И если обнаружится что-либо подозрительное, хочу, чтоб ее конфисковали и осмотрели уже более тщательным образом завтра, в отделе судебной медицины.
— Но Френк… — вздохнул Гроувер, — ну почему именно сегодня? Ты же знаешь, предстоит встреча лиги по боулингу…
— Потому что сегодня воскресенье, Гроувер. А авторемонтные мастерские по воскресеньям не работают. А завтра понедельник. И завтра они все работают, ясно?
Снова тяжкий вздох.
— И не пыхти, старина. Иначе щеки будут красные, как свекла.
— Но номер 212 по Фэарвью — это даже не по дороге к дому…
— Я сказал, сегодня, и точка! Утром позвоню.
Флинн вернулся к шахматной доске и сделал ход слоном.
Снова ударил гонг. Флинн пожалел, что не родился глухим.
— А вот теперь, должно быть, на обед. — Флинн уселся напротив Коки. — Но думаю, особенно спешить нам ни к чему.
— Френк?..
— Что-нибудь придумал?
— Этот парень, Пол Уэлер. Он вроде бы не один из них, верно? Он не член клуба «Удочка и ружье»?
Флинн мысленно представил картину: голые мужчины прыгают в холодное озеро. Уэлера среди них не было.
— Пол Уэлер, — сказал Флинн, — это примерно то же самое, что и «Хижина лесоруба». Прикрытие. Фасад. Как это сказала сегодня утром одна из красоток Беллингема? «Купается в лучах чужой славы»…
Коки сделал рокировку.
Флинн задумчиво изучал ситуацию на доске. Затем тоже сделал рокировку.
— Да… — задумчиво протянул он. — Совершенно новая получается игра. И тут перерыв на обед. И как бы ни свежи были их продукты, ручаюсь, обед получится такой же безвкусный. Эх, дураки мы с тобой, Коки! Надо было купить в Беллингеме хотя бы крекеров. Вечно мы с тобой думаем не о том… вот в чем наша проблема, Коки…
Коки, прихрамывая, спускался вниз, а Флинн, услышав телефонный звонок, вернулся в комнату. Звонок раздался, когда он уже закрывал за собой дверь.
— «Хижина лесоруба», — бросил он в трубку. — Место встречи элиты.
— Это ты, пап? В доме сущий бедлам, ничего не слышно!
У Флинна не было ни малейших сомнений на тему того, кто звонит. Он знал, только его девятилетний сын Уинни способен сказать «сущий бедлам». По крайней мере, он был уверен, что Уинни — единственный на свете девятилетний мальчик, который может сказать такую вещь.
