нашел ее?
— Ее нет ни в одной из больниц, которые обзванивала Пат, — сказал Страйк, — если только она не поступила под другим именем, но…
Его мобильный снова зажужжал.
— Это Мидж, — сказал он и прочитал текст вслух. — “Спасибо, блядь, за это”.
Телефон зажужжал в третий раз.
— Шах. “Спасибо, блядь.” Как насчет того, чтобы подарить им всем словари на Рождество?
Робин начала смеяться и обнаружила, что не может остановиться, хотя слезы все еще капали из ее глаз.
— Подожди, — сказал Страйк, когда его телефон снова зажужжал. — У нас что-то новенькое. Пат спрашивает: “Она действительно в порядке?”
— О… Я люблю Пат, — сказала Робин, и ее смех тут же перешел в рыдания.
— Ей шестьдесят семь, — сказал Страйк.
— Что шестьдесят семь?
— Именно это я и сказал, когда она мне рассказала. Шестьдесят семь лет.
— Серьезно? — сказала Робин.
— Да. Но я ее не уволил. Думал, ты на меня разозлишься.
В дверь постучали, и Робин подскочила так резко, как будто услышала выстрелы.
— Это всего лишь твой бренди, — сказал Страйк, поднимаясь на ноги.
Когда он взял стакан у услужливой женщины из отеля, передал его своей напарнице и снова сел на кровать рядом с ней, он сказал:
— Другие новости: Литтлджон был подсадной уткой. Из Паттерсон Инк..
— Боже мой! — сказала Робин, которая только что выпила немного бренди.
— Да. Но хорошая новость в том, что он предпочел бы работать на нас, и он уверяет меня, что он очень надежный и лояльный.
Робин рассмеялась еще громче, хотя, казалось, не могла сдержать слез. Страйк, который намеренно рассказывал о жизни за пределами фермы Чепмен вместо того, чтобы расспрашивать ее о том, что произошло внутри, тоже рассмеялся, но он молча фиксировал все, что Робин до сих пор рассказывала ему о своих последних нескольких днях: они заперли меня в коробке. Или это, или секс с ним. А Манифестация была…
— А Мидж на меня обиделась, потому что я подумал, что они с Ташей Майо могут слишком сблизиться.
— Страйк!
— Не беспокойся, Пат меня уже отчитала. Она когда-то была знакома с другой лесбиянкой, так что это вполне в ее компетенции.
В смехе Робин, возможно, слышалась истерика, но Страйк, который знал цену юмору на волне ужаса и необходимости подчеркнуть, что Робин вернулась во внешний мир, продолжал рассказывать ей о том, что происходило в агентстве, пока ее не было, пока женщина из отеля снова не постучала в дверь, на этот раз неся суп и бутерброды.
Робин съела несколько глотков супа, как будто несколько дней не видела еды, но через пару минут отложила ложку и поставила миску на прикроватную тумбочку.
— Ничего, если я просто…?
Закинув ноги на кровать, она упала боком на подушку и мгновенно уснула.
Страйк осторожно встал с кровати, чтобы не разбудить ее, и пересел в кресло, больше не улыбаясь. Он был обеспокоен: Робин казалась гораздо более хрупкой, чем можно было предположить по ее письмам, и сквозь разорванную часть ее спортивных брюк он мог видеть ободранную кожу на ее правом колене, которое выглядело так, словно она на нем ходила. Он полагал, что должен был предвидеть резкую потерю веса и глубокое истощение, но истерия, безудержный страх, странная реакция на вид горячей ванны, зловещие обрывки информации — все это в совокупности привело к чему-то более серьезному, чем он ожидал. Что, черт возьми, это была за “коробка”, в которой ее заперли? И почему она сказала, что единственной альтернативой получению пощечины был принудительный секс с сыном их клиента? Он знал, что его напарница была физически храброй; более того, не раз бывало, что он называл ее безрассудной. Если бы он не был уверен в ней, то никогда бы не позволил ей работать под прикрытием на ферме Чепмена, но теперь он чувствовал, что должен был послать туда одного из мужчин, должен был отклонить просьбу Робин выполнить эту работу.
Звук автомобиля заставил Страйка подняться на ноги и заглянуть за шторы.
— Робин, — тихо сказал он, отходя к кровати, — полиция уже здесь.
Она продолжала спать, и он осторожно потряс ее за плечо, от чего она проснулась и дико посмотрела на него, как на чужого человека.
— Полиция, — сказал он.
— О, — сказала она, — точно… Хорошо…
Она с трудом вернулась в сидячее положение. Страйк пошел открывать дверь.
Шесть на четвертом месте означает:
Благодать или простота?
Приходит белый конь, словно на крыльях.
Он не является грабителем,
Он будет свататься в нужное время.
И-Цзин или Книга Перемен
Оба офицера из Норфолка были мужчинами: один — пожилой, лысеющий и суровый, другой — молодой, худощавый и бдительный, и они потратили целых восемьдесят минут на то, чтобы взять у Робин показания. Страйк не мог винить их за то, что они хотели получить как можно более полный отчет о том, что утверждала Робин, учитывая, что продолжение расследования означало бы получение ордера на проникновение в комплекс, принадлежащий богатой организации с высокой судебной практикой. Тем не менее, несмотря на то, что в сложившихся обстоятельствах он и сам поступил бы аналогичным образом, его раздражали медленные, методичные расспросы и дотошное выяснение каждой мелочи.
— Да, на верхнем этаже, — сказала Робин в третий раз. — Конец коридора.
— А как фамилия Джейкоба?
— Должно быть либо Уэйс, либо Бирпрайт… Пирбрайт, простите, — сказала Робин, с трудом удерживая внимание. — Я не знаю, какая именно, но это фамилия его родителей.
Страйк видел, как взгляды мужчин перебегали с ее порванного спортивного костюма с логотипом ВГЦ на синяки на ее лице. Несомненно, ее рассказ показался им очень странным: она признала, что получила удар в челюсть, но заявила, что не хочет выдвигать обвинений, отмахнулась от расспросов о травме колена, продолжая настаивать на том, что просто хотела, чтобы они спасли ребенка, который умирал в комнате наверху, за двойными дверями с вырезанными драконами. Они бросали подозрительные взгляды в сторону Страйка: не виноват ли в синяке крупный мужчина, молча наблюдавший за интервью? К объяснению Робин, что она частный детектив из лондонского агентства “Страйк и Эллакотт”, отнеслись если не с явным подозрением, то с некоторой опаской: создавалось впечатление, что все это нужно проверить, и то, что в столице
