— Приходилось видеть и получше, и похуже.
— И в покер играть частенько приходилось, не так ли?
Мне даже в зеркало не надо было смотреться, чтобы увидеть выражение, застывшее у меня на лице.
— Я почти никогда не блефовал, малыш Хантер, — ответил я. — Что-то не припомню, чтобы в этом была нужда.
— Снова это словечко — «почти». Весьма обтекаемо. Полагаю, в данном случае ты хочешь сказать «редко».
— Что делать, я — такой тупой! Не умею выражать свои мысли.
По мере приближения к дому гравиевую дорожку сменили бетонные блоки, привезенные специально из Бельгии. Я посмотрел в окно и увидел приближающийся трехэтажный особняк с дорическими колоннами и широкой лестницей. На секунду мне показалось, что на самой верхней ступеньке стоит старик, руки в боки, губы сжаты, ждет, пока я поднимусь наверх, чтобы испытать на мне свою новую палку, и это было только цветочками по сравнению с тем, что ожидало меня внутри. В верхнем окне мелькнула побледневшая мать, порывисто закрывающая лицо руками, чтобы не видеть происходящего, а из-за огромной дубовой двери выглядывали оскаленные личики Деннисона и Альфреда. Снаружи их было не разглядеть, но до моих ушей доносились приглушенные, очень довольные смешки. Где-то поблизости прятались более хитрые девочки, радостно прислушивающиеся к ударам палки по моей голой заднице.
Но я ни разу не вскрикнул, и старик так и не смог заставить меня заплакать. Позднее, оставшись наедине с собой, я позволял себе немного порыдать, но это были не слезы боли, а слезы ужасного, несправедливого унижения и бессилия, потому что мне влетало за заслуги Деннисона. Или Альфреда. Или за выходки девчонок.
Воспоминания заняли всего секунду. Теперь старик стал частью семейной истории, мать мирно покоится на дальнем кладбище, а все остальные наверняка выросли из этих детских забав.
У дверей маячила одинокая фигура дворецкого средних лет, явно ожидавшего нашего прибытия. Он был мне незнаком.
— Отменный прием, — сказал я.
Хантер кивнул и поднял свой атташе-кейс:
— Тебя ведь никак не назовешь знаменитостью, а я простой поверенный по семейным делам, не более того. Что касается Шарон, то она и вовсе человек посторонний. Так зачем беспокоиться насчет официального приема?
— Скажи мне только одну вещь, Советник. Меня ждут?
— Нет, конечно! Неужели ты думаешь, что я стал бы портить предстоящее веселье?
Губы мои расползлись в улыбке, и я захохотал:
— У меня такое чувство, что ты решил повеселиться на полную.
— Тебе правильно кажется, Дог. До сего дня мои отношения с семейкой Баррин были не слишком веселыми. Я бы даже сказал, скучными до зубовного скрежета. Думаю, настало время немного позабавиться.
Шарон поглядела на нас и укоризненно покачала головой:
— Слушайте, может, мне все же лучше будет остаться в машине?
— И это после всех тайных попыток пробраться сюда, котенок? — фальшиво удивился я. — Думаю, ты заслуживаешь того, чтобы поглядеть, какие они на самом деле, эти Баррины.
Дворецкий, которого, как оказалось, звали Харви, взял наши шляпы и проводил до гладко отполированных дверей из орехового дерева, ведущих в библиотеку, величественным жестом распахнул их и выступил вперед, чтобы объявить о нашем прибытии.
На мгновение годы как бы канули в Лету, и мне показалось, что я заглядываю в эту комнату, где за массивным письменным столом сидел сам Камерон Баррин. Теперь же на нас обратилось шесть лиц, пять глядели на нас из кресел, а шестое расположилось за столом. Интонации новый дворецкий явно перенял у прежнего, Чарльза, и присутствующие также лениво и вальяжно, как это бывало прежде, повернулись к нам.
— Мистер Лейланд Хантер, мисс Шарон Касс и мистер Догерон Келли, — торжественно объявил Харви.
Реакция родственничков оказалась весьма примечательной. Нет... она была чертовски забавной, прямо до коликов! О, они увидели нас всех сразу и были готовы одарить Хантера приветственными улыбочками, потом обратили снисходительно-любопытные взоры на Шарон, но когда до их куриных мозгов дошло наконец, что за имя Харви произнес последним, все пятеро чуть не наложили в штаны.
Маленькие, поросячьи глазки Деннисона, сидевшего за письменным столом, чуть не вылезли из орбит. Альфред напрягся и опрокинул пепельницу, стоявшую на ручке его кресла. Стакан Веды застыл на полпути к ее рту, и, не в силах решить, что же теперь с ним делать, бедняжка поставила его на пол, словно какая-нибудь пропойца в баре. Пэм и Люселла, раскрыв рот, обменялись недоуменными взглядами, а потом одновременно обратили на меня полные ужаса взоры.
Улыбнуться сумел только Марвин Гейтс, муж Пэм, которого держали из милости. Этот полупьяный человечек, одетый безупречно, словно какой-нибудь старомодный голливудский кинорежиссер, махнул в мою сторону стаканом и выдал:
— А вот и семейный скелет вылез наконец из шкафа! Добро пожаловать домой!
Пэм тут же вышла из шока, будто очнулась от ночного кошмара. Ее когда-то пронзительный голос нынче стал грубым и хриплым.
— Марвин! — резко оборвала она мужа.
— Извини, дорогая, — ответил он. — Понимаешь, хотел как лучше. — Он снова присосался к стакану и улыбнулся коктейлю.
— Сидите, сидите! Не вставайте! Не стоит беспокоиться, — обратился я ко всем сразу.
Взяв под руку Шарон, я провел девушку к огромному кожаному креслу и усадил в него. Зная, что старый Лейланд Хантер испытывает настоящее наслаждение, я не стал портить шоу.
Каким-то чудом Деннисону удалось собраться с силами, он поднялся на ноги и, глядя на меня остекленевшим взором, протянул мне руку:
— Догерон... а я думал...
Я пожал протянутую ладонь и увидел, как он вздрогнул.
— Да нет, Денни, как видишь, жив-здоров, — пробежался я взглядом по его расплывшемуся телу. — А ты растолстел, малыш.
Я отпустил его руку и посмотрел на жалкие останки жирного идиота, который превращал мою жизнь в ад много лет назад. Теперь он был сантиметров на десять ниже меня, но в весе явно не уступал, хотя почти все килограммы приходились на огромный живот и сало, свисавшее по бокам.
— Как поживает твоя женилка, Денни?
За спиной послышались возмущенные возгласы, а Хантер постарался прикрыть свой смех кашлем.
Братец Альфред не стал утруждаться и протягивать мне руку. Лицо его излучало неприкрытую ненависть, но он тоже встал, не дожидаясь, пока я подойду и подниму его из кресла. Он был похож на карикатурное изображение хорька, и выражение лица такое же, что и в тот день, когда он сбил меня своим новеньким «родстером».
— Догерон, — сказал он, а в голосе прозвучали сарказм и желание увидеть, как я свалюсь замертво у его ног.
— Неужели задница до сих пор побаливает, Альфи? — вытаращил я глаза.
— А как твоя сломанная рука, не беспокоит? — парировал он.
Я расплылся в милой непринужденной улыбке, обнажив все тридцать два зуба и сощурив глаза.
— Абсолютно не беспокоит. — Я наклонился, поднял с пола латунную пепельницу и согнул ее пополам в кулаке. — Видишь?
Ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Отлично! А то я часто волновался за тебя.
— Я так и думал, — одобрительно кивнул я. — Даже спал лучше, потому что знал, что ты переживаешь обо мне.
Затем настал черед кузин, но с ними я поздоровался коротко и вежливо. Они никак не могли преодолеть своего страха, так что я дал им время оправиться и прийти в себя. Пусть посидят и подумают, что за чертовщина такая происходит в их собственном доме. Марвин Гейтс по-прежнему глупо улыбался, занимаясь приготовлением напитков для всех нас, при этом его абсолютно не интересовало, кто что предпочитает. Время от времени он бросал на Пэм ехидные взгляды. Этот пьяница тоже наслаждался разыгравшимся на его глазах шоу и никак не мог скрыть обуревавших его чувств. Когда-то никчемному идиоту лишь чудом удалось вырвать свои яйца из рук отъявленных мошенников — и расплата за это оказалась длиною в жизнь. Пэм держала его под каблуком и долго издевалась над бедолагой, и вот теперь настал его черед посмеяться.
И только когда позади меня послышался металлический щелчок замка атташе-кейса Хантера, я вспомнил, зачем мы явились сюда. Я придвинул оттоманку к креслу Шарон и уселся рядом с ней. Девушка бессознательно протянула руку и вцепилась в мое плечо. Я почувствовал, как мелко дрожат ее пальцы, вибрируя в такт раскаленной атмосфере.
Хантер оказался неплохим актером и достойно сыграл отведенную ему в комедии роль. Слишком часто выступал он на этой сцене, слишком хорошо знал все трюки и уловки, чтобы провалиться в самый ответственный момент. Он изучил всю подноготную данной публики и умел вести себя с ней.
Окинув взором аудиторию и выдержав положенную паузу, адвокат на несколько мгновений задержался взглядом на каждом в отдельности и приступил к своей речи:
— В общем и целом встреча наша представляла бы простую формальность, если бы не возвращение мистера Келли. Теперь, однако, мы входим в новое измерение, которое по необходимости было отложено из-за его отсутствия. Так вот... — он снова обвел всех взглядом, — никто не сомневается в том, что этот человек действительно Догерон Келли?
