— Откуда мне знать? Он и сам-то не знает.
— Дэви что-нибудь вспоминал о нем?
— Оно где-то в горах, к северу от Санта-Терезы. Что-то вроде ранчо, где он жил до того, как его сдали в приют.
— Он описывал это место?
— Да, но с его слов мне оно показалось не ахти. Дом давным-давно сгорел. А то, что от него еще осталось, кто-то покрыл крышей.
— Дом сгорел?
— Так он мне сказал.
Я встал. Девушка отпрянула, вцепившись в плюшевого пса, словно он был ее единственным другом и хранителем.
— Почему он хотел вернуться туда, Сэнди?
— Не знаю. Он жил там когда-то с отцом. И с матерью. По-моему, он считал то место раем на земле.
— Его матерью была Лорел Смит?
— По-моему, да. Она говорила, что она его мать. Но она бросила его еще маленьким. — Сэнди с шумом, прерывисто вздохнула. — Я сказала, что ему повезло, что с ним так случилось.
— Что ты имеешь против своих родителей, Сэнди?
— Не будем о них.
— Почему ты помогла Дэви в этом? Ведь ты же совсем не такая девочка.
— Вы меня не знаете. Я плохая, дальше некуда.
Напускная грубость, о которой она на время забыла, опять взяла верх. Разумеется, это было больше, чем просто игра. Ее сознание находилось в плену, балансируя между светом и тьмой, перевертываясь, словно монетка, которую она сама же подбросила вверх.
Уже за дверью, в коридоре, где меня ждала Бернис Себастьян, я вспомнил, что в комнате Сэнди чего-то недоставало. Фотография Хэйди Генслер в серебряной рамке исчезла.
С разрешения Бернис Себастьян я закрылся в кабинете и стал дозваниваться в Сан-Франциско, в пансионат Альберту Блевинсу. Сначала трубку долго не брали, потом стали отвечать разные голоса: «Альберт сейчас спустится. Альберта нет у себя, но его ищут. Альберт, вероятно, куда-то ушел, и неизвестно, когда вернется. Видимо, ушел смотреть уличное представление на Маркет-стрит».
Я попросил передать Альберту, чтобы он позвонил мне в Лос-Анджелес на автомат, записывающий все звонки, но сильно сомневался, что он сделает это сегодня вечером.
В моем распоряжении имелся еще один возможный источник информации. Я достал бумаги, полученные мною от Альберта Блевинса, и разложил их на письменном столе Себастьяна. Я еще раз прочел письмо, которое теща Альберта, Элма Р.Краг, отправила ему в 1948 году из своего дома в Санта-Монике по Уэст Капо-стрит, 209.
«...Джаспер и Лорел с ребенком поживут пока у нас, — писала миссис Краг, — а потом Джаспер хочет заняться фермерством».
Я поискал фамилию Краг в телефонном справочнике и позвонил в справочную — бесполезно. Письмо было написано почти двадцать лет назад. Миссис Краг сейчас очень стара или уже умерла.
Выяснить это я мог только одним способом. Пожелав Себастьянам спокойной ночи, я опять поехал по направлению к Санта-Монике. Движение на скоростном шоссе было по-прежнему интенсивным, но ехать было все же посвободнее. Поток ярко горящих фар стекал по Сепульведе искрящимися переливами.
Как ни странно, настроение у меня было отменное. Если миссис Краг жива и в состоянии сказать мне, где расположено это ранчо, то я закончу свое дело к утру. Я даже позволил краешку своего сознания поразвлечься мыслями о том, как я распоряжусь целой сотней тысяч долларов.
Черт возьми, ведь я мог даже поставить крест на своем ремесле, хотя этот вариант вряд ли пришелся бы мне по вкусу. Говоря откровенно, жизнь моя и смысл-то имела только ради таких вот ночей, когда я мчался по распластавшемуся на огромной территории гигантскому городу, отыскивая в нем тончайшие нити, связывающие разрозненные клеточки-судьбы двух-трех человек среди миллионов остальных его обитателей. У меня вдруг возникло безумное желание или, скорее, фантазия дожить до того дня, начиная с которого этот город навсегда станет идеально функционирующим живым организмом, конечно, при условии, что предварительно я сумею отладить все невидимые нейронные связи между населяющими его жителями. Как искусно созданная по частям невеста Франкенштейна.
Свернув с Сепульведы у Уилшира, я поехал по Сан-Висекте в сторону Уэст Капо-стрит. Здание под номером 209 оказалось трехэтажным жилым домом. Свежеоштукатуренный фасад заслоняли пересаженные пальмы, подсвеченные зеленоватым светом прожекторов.
Управляющего домом, пожилого человека в одной рубашке без пиджака, с книгой в руках, заложенной пальцем, я нашел в квартире номер один. Я назвал ему свое имя, а он мне — свое: Ральф Кадди.
Говорил он с южным акцентом, скорее всего — техасским. Над камином висели скрещенные пистолеты, а на стенах — несколько нравоучительных высказываний.
— Здесь когда-то жила некая миссис Краг? — спросил я.
— Верно.
— Вы знаете, где она живет теперь?
— В пансионате.
— В каком пансионате?
— Для выздоравливающих. Несколько лет назад она сломала бедро.
— Это очень плохо. Мне бы хотелось поговорить с ней.
— О чем?
— По семейным делам.
— У миссис Краг нет больше семьи. — И он добавил, застенчиво улыбнувшись: — Если не считать меня.
— У нее зять в Сан-Франциско. И правнук по имени Дэви, бог его знает где. Она говорила когда-нибудь о принадлежавшем ей ранчо в округе Санта-Тереза?
— Об этом ранчо я слышал.
— Вы можете сказать мне, как его найти?
— Ни разу не был там. Оно пошло в уплату за налоги несколько лет назад.
— Вы родственник миссис Краг?
— Не совсем. Я был тесно связан с их семьей. Да и сейчас связан.
— Вы можете дать мне адрес ее пансионата?
— В принципе да. А по какому поводу вы хотите ее видеть?
— Сегодня я встретил ее зятя, Альберта Блевинса.
Кадди испытующе посмотрел на меня.
— Он первый муж Этты?
— Верно.
— Ну, и при чем тут ранчо?
— Альберт говорил о нем. Он жил там когда-то.
— Понятно.
Ральф Кадди положил раскрытую книгу обложкой вверх — она называлась «Роль службы охраны в жизни предприятия» — и подошел к письменному столу в противоположном углу комнаты. Вернувшись, он протянул мне листок бумаги с аккуратно написанным адресом пансионата для выздоравливающих в Оквуде.
Пансионат занимал большое здание, выстроенное примерно в двадцатых годах в калифорнийско-мексиканском стиле. Располагался он на обнесенном высокой стеной земельном участке в Санта-Монике. Надо всей подъездной дорожкой образовывали пышный свод итальянские пинии. На освещенной стоянке стояло с десяток легковых машин, а из главного здания доносились звуки музыки. Вполне можно было представить себе, что время повернуло свой ход вспять, и в доме идет вечеринка.
Иллюзия эта начала исчезать уже в огромной приемной. Повсюду группками по двое, по трое сидели старики, беседуя между собой и поддерживая течение жизни. При виде их у меня возникла аналогия с беженцами, которым дали приют в поместье какого-то знатного барона.
Очень современно выглядящая сестра в белом нейлоновом халате провела меня по коридору в комнату миссис Краг. Это оказалась просторная, хорошо обставленная комната — одновременно и гостиная, и спальня. Старая седовласая дама в шерстяном платье сидела в кресле-коляске, ноги ее были укрыты пушистым пледом. Она смотрела развлекательную программу по телевизору. Руки ее с подагрическими утолщениями в суставах держали раскрытую Библию.
Сестра приглушила звук.
— К вам джентльмен, миссис Краг.
Та вопросительно подняла на меня свои проницательные глаза, увеличенные сильными линзами очков.
— Кто вы?
— Мое имя Лью Арчер. Вы помните Альберта Блевинса, который был женат на вашей дочери Этте?
— Ну, разумеется, я помню его. С памятью у меня все в порядке, спасибо. И что там с Альбертом Блевинсом?
— Сегодня я беседовал с ним в Сан-Франциско.
— В самом деле? Лет двадцать не получала от него вестей. Я приглашала его к нам, когда у Джаспера родился сын, но он так и не ответил.
Она помолчала, вслушиваясь в тишину. Сестра вышла из комнаты. Я сел, и миссис Краг наклонилась ко мне, переносясь из прошлого в настоящее.
— Ну, да ладно, а как он сейчас? Все тот же прежний Альберт?
— Вероятно. Я не знал его, когда он был моложе.
— И не много потеряли. — Она улыбнулась. — Муж всегда говорил мне, что Альберт родился слишком поздно. Ему бы быть пастухом-погонщиком в старые добрые времена. Альберт всегда держался особняком.
— И сейчас тоже. Живет в пансионате у себя в комнате совершенно один.
— Ничего удивительного. Ему вообще не следовало ни на ком жениться, не говоря уж об Этте. Поначалу я винила Альберта за тот скандал между ними, когда он швырнул в нее лампой и поджег дом. Но когда я увидела, что моя дочь стала вытворять потом... Это Альберт прислал вас сюда ко мне?
— Не совсем. В ходе нашей беседы он упомянул ранчо, которое вы ему то ли подарили, то ли разрешили пользоваться.
Она резко кивнула:
— Это было в 1927 году, когда Альберт женился на Этте. Сказать вам по правде, самой мне это ранчо до смерти надоело. Я ведь горожанка и была дипломированной учительницей. Двадцать лет возни с курами — этого мне было предостаточно. Я заставила Крага переехать сюда. Он получил хорошую работу место сторожа-охранника, на которой и оставался до самой пенсии. А ранчо перешло к Альберту и Этте. Они прожили года два и разошлись. Это ранчо приносило одни несчастья. Альберт рассказывал вам?
