— Он вам это говорил?
— Нет.
— Откуда же вам знать, как он относится к ней? Может, его привлекает именно ее душа?
Каммингс сложила руки на груди и посмотрела на Берта поверх очков.
— Мало вероятно.
— Вы просто предполагаете, что он легкомысленный человек. Но наверняка не знаете. И Лоррейн не знает.
— Я не предполагаюничего. Я знаю,что особый агент ФБР флиртует с довольно известной девицей из рекламной телепередачи; популярность этой девицы основана на сексуальной привлекательности и вызывает похотливость. Эта связь не согласуется с требованием осмотрительности, которое Бюро предъявляет своим сотрудникам. Я сомневаюсь, что у Тоцци хватит нравственных качеств не причинить Бюро серьезных неприятностей своими отношениями со Стэси.
Гиббонс закусил щеки изнутри, чтобы не выругаться.
— Что вы можете знать о нравственных качествах Тоцци?
— Я видела, как он бессовестно унижал Сола Иммордино. И отношения со Стэси его, похоже, мало заботят. Я понимаю, Тоцци ваш друг, но он безответственный человек. Берет, что хочет и когда хочет, почти не считаясь с окружающими.
— Вы сами не знаете, что говорите.
Каммингс обратила указательный палец к словам, написанным краской на стекле парадной двери:
— "Приют Марии Магдалины для матерей-одиночек". Подобные заведения существуют по вине мужчин, не способных сдерживать свои прихоти и желания.
— Хотите сказать, что Тоцци наградит Стэси ребенком, а потом бросит?
Если Тоцци так поступит, он убьет его. Каммингс опустила веки и дернула плечом.
— Этого я не утверждаю. Не настолько хорошо знаю его, чтобы выносить профессиональное суждение. Однако потенциальные склонности к неприемлемому поведению присущи каждой личности.
— Все это вздор.
Каммингс вздернула подбородок и пристально посмотрела на Гиббонса.
— А не может ли ваша упорная защита своего напарника объясняться косвенным переживанием его отношений со Стэси?
Гиббонс стиснул зубы.
— Оставьте психологию для психов, ладно?
Сука.
— Очень нехорошо. Очень.
Они оба уставились на маляра, водящего валиком по одному и тому же месту. Он качал головой и бормотал себе под нос, не отрывая взгляда от стены:
— Нехорошо.
Появилась сестра Сил, она приближалась, будто летящий нетопырь. Черная ряса ее вилась вокруг щиколоток. Плохой признак. Обычно она одевалась более современно, носила юбку до колен и небольшую шапочку. Гиббонс понимал, что в этом одеянии она будет преисполнена Божьего духа и станет упорно уклоняться от ответов на его вопросы.
Остановясь возле маляра, монахиня полюбовалась его работой, потом взяла за руку и передвинула валик на фут вправо.
— Очень хорошо, Дональд. Теперь постарайся использовать побольше краски.
Потом, шелестя рясой, пошла к двери и поприветствовала гостей, улыбаясь и поблескивая очками. Гиббонсу стало понятно, почему никто из ходивших в приходскую школу не оканчивал ее.
— Как поживаете, агент Гиббонс?
— Вы помните меня?
— Конечно, помню. — Она обратила сверкающие линзы к его спутнице. — А вы...
— Мадлен Каммингс. Тоже служу в ФБР.
Монахиня кивнула и улыбнулась. Непонятно чему.
— Я прошу извинения за внезапный визит, сестра, — Каммингс искоса посмотрела на Гиббонса, — но мой партнер настоял на этом. Если вы можете уделить нам несколько минут, мы хотели бы спросить вас кое о чем.
— Конечно, конечно. Пойдемте в гостиную. И осторожней, не испачкайтесь свежей краской.
Монахиня повела их в комнату, находящуюся по правую сторону от вестибюля, мрачную, с опущенными до середины окон толстыми шторами. Под потолком гудели лампы дневного света. Гостиная нуждалась в окраске еще больше, чем вестибюль, однако при темпах работы маляра на это ушло бы слишком много времени.
Три обветшалых разномастных дивана стояли у старого, облицованного белым мрамором камина. Вместо дров в нем располагался телевизор. Девчонка, открывшая им дверь, сидела на ближайшем к телевизору диване и жадно смотрела какую-то «мыльную оперу». Еще одна, с нечесаными белокурыми волосами, примостилась рядом, держа на руках малыша. Гиббонс видел только его ножки, потому что голова находилась под необъятной тенниской матери, у ее груди. Ни та, ни другая не обратили никакого внимания на пришедших. «Мыльная опера» была гораздо важнее.
— Садитесь, пожалуйста.
Сестра Сил указала на обитый зеленой парчой диван напротив девчонок.
Гиббонс заметил, что Каммингс вновь уставилась на него. Надеется прочесть его мысли. Небось думает, что он забудет обо всем на свете, раз эта дуреха кормит малыша грудью. Ему наплевать. Да и все равно ничего не видно — только узкая полоска ее голого живота да ножки младенца. Чего она от него ждет, черт возьми? Что он набросит на них одеяло? Выгонит девчонок из комнаты? Господи, жизнь у них и без того несладкая. Пусть себе наслаждаются «мыльной оперой».
Сестра Сил села и сложила руки на коленях.
— Как идут ваши дела, мистер Гиббонс?
— Отлично, сестра. Отлично.
Гиббонс ожидал, что в ее неизменно любезном тоне зазвучат саркастические нотки. Он и Тоцци два года назад арестовали ее брата в Атлантик-Сити. Она понимала, что агенты приехали расспрашивать ее о Соле.
— А как поживает мистер Тоцци?
Гиббонс кивнул:
— Отлично.
— Я вижу, он уже не ваш напарник. Теперь вы работаете в паре с агентом Каммингс?
Они оба ответили хором:
— Временно.
— А-а. — Сестра Сил улыбнулась и кивнула. — Мисс Каммингс, можно попросить вас кое о чем до того, как мы приступим к вашему делу?
— Пожалуйста.
— Я не жду от вас немедленного ответа, но была бы очень благодарна вам, если б вы смогли приехать сюда как-нибудь вечером и поговорить с девочками. У них так мало образцов для подражания, и, думаю, преуспевающая женщина из реального мира произведет на них сильное впечатление.
Сестра Сил указала подбородком на двух девчонок.
На экране телевизора богатая стерва-блондинка с важным видом расхаживала по кабинету, свысока обращаясь к маленькой брюнетке-секретарше. Похоже, она отговаривала брюнетку от встречи с каким-то парнем, говорила, что не «очень разумно» показываться с ним на людях. Брюнетка многое скрывала, у нее было симпатичное «страдающее» лицо. Блондинка непрерывно поводила плечами. Девчонки прямо-таки прилипли к экрану.
Монахиня вздохнула:
— К сожалению, я не могу предложить им более полезных развлечений, чем эта дрянь. Но, пожалуй, нужно быть довольной и тем, что у нас есть телевизор. Денег нам всегда не хватало, а сейчас пожертвования сократились и приходится особенно туго.
Каммингс повернулась от экрана к монахине и поправила очки:
— Телефильмы сильно воздействуют на молодежь. Молодые женщины особенно легко усваивают проповедь ошибочных взглядов, прежде всего идеализированных концепцией романтической любви. Эти идеи часто становятся ведущим подтекстом большинства коммерческих телепрограмм. Молодые женщины так стремятся к тем образцам чарующей любви, какие видят на телеэкране, что становятся легкой добычей безнравственных мужчин.
Она снова поправила очки и посмотрела Гиббонсу в глаза.
Гиббонс потер челюсть, поглядел на потолок и вздохнул. Отвяжись же ты от меня.
Сестра Сил сложила руки на груди:
— Вы совершенно правы, мисс Каммингс. Я слышу буквально то же самое от каждой юной собеседницы. Они так жаждут любви, что покоряются любому парню, который оказывает им малейшие знаки внимания. Мужчины, кажется, находят таких девчонок каким-то животным инстинктом. Чуть ли не по запаху. Я уверена, что люди они не злые, просто сами подвергаются тому же порочному влиянию. Но когда дело касается невинных девушек, они становятся грешниками. Может, тут зов природы, но это их не оправдывает.
Досказав свою небольшую речь, Сил плотно сжала губы.
— Это нехорошо! Очень нехорошо! Очень!
Маляр уже не стоял лицом к стене вестибюля. Он в упор смотрел на Сил, лицо его было раздраженным, гораздо более «страдающим», чем у брюнетки на экране. Он достал из кармана черные деревянные четки, уже испачканные краской.
— Нехорошо! Очень!
Сил вскочила с дивана, подошла к нему, взяла за плечи и стала утешать, говорить, что все хорошо, все замечательно. Он слегка коснулся валиком ее рясы, оставив на ней светло-желтый мазок.
— Пошли со мной, мой хороший, — сказала ему монахиня. — Пора сделать перерыв. Люси приготовит тебе большую чашку чаю. Как тебе это нравится? Большую чашку чаю.
Она повела его в глубь дома, а он продолжал взволнованно бормотать:
— Это нехорошо! Очень нехорошо! Очень!
Девчонки на диване не шевелились. Они по-прежнему неотрывно смотрели на экран. Малыш под тенниской блондинки перестал сосать.
Гиббонс повернулся к Каммингс и снова натолкнулся на ее упорный взгляд.
