– Я констатирую факты. Тебе не нравится что-то менять.
– А кому нравится? К тому же я люблю Джессику. Сама знаешь.
– Хорошо, ты ее любишь, – сухо отозвалась Эсперанса. – Ты прав, мне не стоило затрагивать данную тему.
– Отлично! Мы закончили?
– Нет. – Эсперанса перестала теребить соломку. Она закинула ногу на ногу и скрестила руки на груди. – Мне трудно об этом говорить.
– Может, перенесем на другой раз?
Она закатила глаза:
– Ни в коем случае. Я хочу, чтобы ты меня выслушал. Выслушал по-настоящему.
Майрон замолчал и слегка подался вперед.
– Я не требую увеличения зарплаты, потому что не желаю на кого-то работать. Мой отец всю жизнь прислуживал разным идиотам. Мать убирала чужие дома. – Эсперанса остановилась, проглотила комок в горле и глубоко вздохнула. – Меня это не устраивает. Я не собираюсь тратить жизнь, работая на других.
– В том числе и на меня?
– А разве ты не относишься к «другим»? – Она покачала головой. – Господи, иногда ты просто не слушаешь.
Майрон открыл рот и закрыл.
– Тогда я не понимаю, к чему ты клонишь.
– Я намерена стать совладельцем фирмы.
Он скорчил физиономию:
– «МБ спортпред»?
– Нет, «Ай-би-эм». Конечно, «МБ спортпред»!
– Но она называется «МБ», – заметил Майрон. – «М» значит Майрон. «Б» – Болитар. А тебя зовут Эсперанса Диас. Я же не могу переделать ее в «МБЭД». Звучит по-дурацки.
Эсперанса бросила на него холодный взгляд:
– Ну вот опять. Я пытаюсь говорить серьезно.
– Сейчас? Как раз в тот момент, когда меня только что шарахнули ломом по голове…
– По плечу.
– Не важно. Слушай, ты знаешь, как много ты для меня значишь…
– Речь идет не о дружбе! – перебила она. – В данный момент мне наплевать, как ты меня ценишь. Меня волнует, как меня ценит «МБ спортпред».
– Высоко. Очень высоко.
– Но?
– Никаких «но». Ты застала меня врасплох. Я едва отбился от банды полоумных нацистов. На людей моего склада это действует обескураживающе. Не говоря уже о том, что я расследую похищение ребенка. Разумеется, я понимаю, что без перемен не обойтись. Я собирался поручать тебе больше дел, вести переговоры, искать новых клиентов… Но партнерство… это уже другая история.
В ее голосе зазвучали жесткие нотки.
– Значит…
– Значит, я должен об этом подумать. Как ты вообще планируешь стать партнером? Вложить деньги, работу или что-либо еще? Надо обсудить много проблем, и сейчас не самое подходящее время.
– Ладно. – Она встала. – Пойду посижу в баре для игроков. Может, поболтаю с кем-нибудь из жен.
– Хорошая идея.
– До встречи.
Она двинулась к выходу.
– Эсперанса!
Девушка обернулась.
– Ты ведь не злишься, правда?
– Не злюсь.
– Мы что-нибудь придумаем.
Она кивнула:
– Хорошо.
– Не забудь. Через час после финала мы встречаемся с Тэдом Криспином. У спортивного магазина.
– Хочешь, чтобы я там была?
– Да.
Эсперанса пожала плечами и ушла.
Майрон откинулся на спинку стула и посмотрел ей вслед. Прекрасно! То, что нужно. Лучший друг в качестве партнера. Когда это работало? Деньги портят все, так устроена жизнь. Его отец и дядя – идеальные братья, лучших он не видел – однажды попытались это сделать. Результат оказался катастрофическим. Отцу в конце концов удалось избавиться от дядюшки Мориса, но после они не разговаривали четыре года. Майрон и Уин приложили немало усилий, чтобы разделить бизнес, хотя цели и интересы у них были практически одинаковые. И это сработало, ведь их работа и деньги не пересекались. С Эсперансой все тоже было замечательно, но лишь потому, что их связывали отношения подчиненного и босса. Каждый знал свою роль назубок. Впрочем, он ее прекрасно понимал. Эсперанса заслужила шанс. Точнее, заработала. Она являлась не просто ценным сотрудником фирмы. Она была ее частью. И что теперь?
Майрон поудобнее устроился на стуле и приложился к банке «Йо-Хо», ожидая, когда его осенит какая-нибудь идея. К счастью, ему не пришлось напрягаться, потому что кто-то похлопал его по плечу.
– Привет!
Майрон оглянулся. Линда Колдрен, в темных очках и платке. Грета Гарбо образца 1984 года. Она приоткрыла сумочку.
– Я перевела на него звонки с домашнего телефона, – тихо произнесла она, показав лежавший внутри мобильник. – Можно присесть?
– Конечно, – сказал Майрон.
Она села напротив. Очки закрывали пол-лица, но он заметил красноту вокруг глаз. Нос тоже выглядел так, словно его постоянно вытирали косметической салфеткой.
– Есть новости? – спросила Линда.
Он рассказал о нападении Наци-Красти. Она задала несколько вопросов. Линду раздирало все то же противоречие – ей не хотелось, чтобы сын обманывал ее, и в то же время она надеялась, что с ним все в порядке. В заключение Майрон добавил:
– Думаю, нам пора связаться с федералами. Я могу сделать это бесшумно.
Гольфистка покачала головой:
– Рискованно.
– Так же, как ничего не делать.
Линда откинулась на спинку стула. Несколько секунд они молчали. Ее взгляд был устремлен куда-то вдаль. Потом она проговорила:
– Когда Чэд родился, я на два года ушла из спорта. Вы об этом знали?
– Нет, – ответил Майрон.
– Ох уж этот женский гольф, – пробормотала она. – Я была на пике своей формы, лучшим игроком в мире, а вы об этом даже не читали.
– Я не очень слежу за гольфом, – попытался оправдаться Майрон.
– Ну да, – фыркнула Линда. – Если бы Джек Никлос на два года бросил спорт, вы бы сразу узнали.
Майрон кивнул. Она права.
– Возвращение было трудным? – поинтересовался он.
– Вы имеете в виду игру или разлуку с сыном?
– И то и другое.
Линда вздохнула, обдумывая его вопрос.
– Я скучала по гольфу. Вы даже не представляете как. Уже через два месяца я снова стала первой. Что касается Чэда… он был еще совсем маленьким. Я наняла няньку и путешествовала вместе с ним.
– Долго это продолжалось?
– Пока ему не исполнилось три. Тогда я поняла, что больше не могу таскать его с собой. Детям нужна стабильность. И мне пришлось сделать выбор.
Они опять замолчали.
– Поймите меня правильно, – продолжила она. – Я не собираюсь жаловаться на судьбу и довольна тем, что у женщины есть выбор. Но когда говорят о выборе, часто забывают, что он сопровождается чувством вины.
– Какой вины?
– Самой худшей – вины матери. Это бесконечная, непрекращающаяся боль. Она не дает спать. Гложет изнутри. Каждый раз, когда я оказывалась в гольф-клубе, меня угнетала мысль, что я бросаю ребенка. Я старалась почаще летать домой. Пропустила несколько турниров, хотя мне хотелось сыграть в них. Я изо всех сил старалась совмещать материнство и карьеру. И постоянно чувствовала себя эгоисткой. – Линда взглянула на Майрона: – Вы меня понимаете?
– Думаю, да.
– Но не особенно сочувствуете, верно?
– Разумеется, сочувствую.
Линда скептически поджала губы.
– Если бы я была преданной матерью и домохозяйкой, вряд ли бы вы так сразу заподозрили, что Чэд сам замешан в похищении. Все дело в том, что он рос без матери.
– Не без матери, – поправил Майрон. – Без родителей.
– Это то же самое.
– Не совсем. Так вы зарабатывали больше денег. Сточки зрения бизнеса вы считались вполне успешной парой. Если кому и следовало оставаться с сыном, то Джеку.
Она улыбнулась:
– Мы следуем принципу политической корректности?
– Нет, здравому смыслу.
– Все не так просто, Майрон. Джек любит сына. Все годы, если у него не было квалификационных турниров, он оставался дома. Но тяжесть вины падает на мать.
– Это еще не значит, что так и должно быть.
– Ответственность все равно лежит на мне. Я уже сказала – я сделала свой выбор. Если бы мне пришлось повторить все сначала, я вернулась бы в спорт.
– И ощущали бы себя виноватой.
Линда кивнула:
– Вместе с выбором приходит и вина. Неизбежно.
Майрон отпил глоток «Йо-Хо».
– Значит, иногда он все-таки оставался дома?
– Да. Когда завалил «школу К».
– Что?
– Школу квалификации, – пояснила она. – Каждый год сто двадцать пять самых успешных игроков автоматически попадают в мировые турниры по гольфу. Еще два или три получают путевки от спонсоров. Остальным приходится проходить через «школу К». Квалификационный турнир. Если вы плохо там себя покажете, то не будете играть целый год.
– Все решает один турнир?
Она слегка приподняла бокал, словно объявляя тост.
– Именно так.
Вот вам и стресс.
– Значит, когда Джек не прошел квалификацию, он оставался дома целый год?
Она кивнула.
– Какие отношения были у Джека с Чэдом?
– Чэд боготворил отца.
