– Дэнни… – прохрипел я. – Дэнни Бойд. Но все друзья называют меня просто Дэнни.
– После того как хирург сделал ему пластическую операцию, он считает, что любая девушка должна сходить от него с ума, – заметила Эйприл довольно ехидно.
Откуда-то снизу сквозь переборки палубы донеслись резкие диссонирующие звуки трубы, и я громко шмякнул оба чемодана на настил.
– Это Мускат Муллинс терзает свою трубу, – объяснила Элен Фицрой. – Он опять напился. Глория и Эдвард должны скоро вернуться. Хотите что-нибудь выпить?
– Конечно, хотим, – быстро ответил я, хотя с ее стороны это была лишь дань вежливости.
– Я должна распаковать чемоданы Глории, – заметила добросовестная Эйприл. – Где ее каюта?
– Идите вперед, на нос, мимо камбуза. Потом спуститесь по лестнице. Наша каюта первая на левой стороне.
– Спасибо. – Эйприл повернулась ко мне и недвусмысленно посмотрела на два тяжелых чемодана, которые стояли между моими ногами: – Дэнни?
– Теперь ваша очередь, мисс, – небрежно бросил я. – Ступив на палубу океанского лайнера, я полностью расслабляюсь. – Как вежливый человек, я отошел от чемоданов, чтобы не мешаться.
Эйприл удивленно посмотрела, но я только загадочно улыбался. В конце концов она подняла оба чемодана и направилась на нос, бормоча разнообразные морские проклятия.
Брюнетке явно понравился профиль Дэнни Бойда, и у меня появилось чувство, что мою физиономию щадили в драках только ради нее.
– Что же вы не догоните свою спутницу?
– Надо бы, но мой типаж – брюнетка в белом бикини, – быстро ответил я.
Не прошло и двух минут, как мой ответ дошел до ее милой, но пустой головки – правда, эта часть ее тела интересовала меня в последнюю очередь, – мы уже сидели в рубке и прислушивались к немузыкальным, но очень успокаивающим звукам, которые издавали кубики льда в наших стаканах с виски.
Внезапно труба взревела, после чего раздался пронзительный крик женщины, сменившийся через несколько секунд снова голосом трубы – это были первые такты увертюры к «Вильгельму Теллю». Я вопросительно поднял брови и посмотрел на Элен Фицрой.
– Это Мускат, – сказала она. – Надо было предупредить Эйприл. Если вблизи трубача появляется женщина, то у нее есть только одна возможность ускользнуть от него: размозжить ему череп графином или бутылкой.
– И много бутылок вы уже разбили о его голову? – поинтересовался я.
– Ни одной, – ответила она. – Но однажды мы стояли у перил, и я столкнула его в воду. Прошло порядочно времени, прежде чем я поняла, что он не умеет плавать… Но с тех пор он ни разу не пытался приставать ко мне, Дэнни. Может быть, потому, что слишком сильно наглотался воды, прежде чем Эдвард его вытащил.
– У вас всегда такая бурная реакция, если мужчина пытается ухаживать за вами? – спросил я испуганно.
– Все зависит от обстоятельств, – ответила она, пожав плечами. – И от кое-чего другого.
– От чего? – пробормотал я несколько секунд спустя. Она покачала головой:
– Настроение, Дэнни. У девушки должно быть нужное настроение, но, я думаю, вы хорошо это знаете.
Передо мной открылась вдруг интересная и неисследованная область, и я уже собрался ее исследовать, как внезапно появилась Эйприл, показавшаяся мне такой же желанной, как чиновник из налогового управления.
На ее нежных щечках было немного больше краски, чем обычно, дышала она чаще.
– Клянусь, я согну в бараний рог это шестирукое чудовище! – вырвалось у нее. – С чего он, собственно, так взбесился?
– Он считает, что на него так действует музыка. – Элен хихикнула. – Выпейте, дорогая, это вас успокоит.
Эйприл энергично покачала головой:
– Спасибо, я не пью.
Брюнетка удивленно посмотрела на нее.
– Не слишком ли много добродетелей для одного человека? – констатировала она.
Эйприл не успела ответить, потому что на палубе раздались шаги, двери рубки резко распахнулись и в нее вошли два типа, настолько же уместные в Байя-Мар, как я на собрании академии художеств.
Вместе они представляли забавное зрелище. Один – солидный и немного неуклюжий, другой – маленького роста, кривоногий, как бывший жокей. Они стояли молча и так долго, что я даже спросил себя, а не начнут ли они бросать в нас земляные орехи.
– Если вы ищете помойное ведро, – сказал я, – то его уже вынесли. А самый короткий путь с яхты – через перила.
Высокий внимательно посмотрел на меня и сделал несколько разминочных упражнений.
– В голове – солома, – поставил он наконец свой диагноз тихим угрожающим голосом.
– Птичка певчая, – поддакнула ему голосом евнуха карманная копия человека.
– Ему, наверное, безразлично, останутся у него целы зубы или нет? – проговорил крепыш, не спуская с меня глаз.
– Послушайте, вы, Пат и Паташонок, – вмешалась Элен, – что вы, собственно, хотите? Что-нибудь определенное? Или просто любопытствуете?
Силач уважительно склонил голову набок.
– Какие округлости, – заключил он, – и она даже может разговаривать.
– Эта леди тебя кое о чем спросила, и ты должен ответить, – пропищал экс-жокей. – Так скажи же хоть что-нибудь, чурбан ты этакий!
– Угу! – буркнул тот, и было видно, что он напрягает изо всех сил свои немногочисленные извилины. – Мы разыскиваем парня по имени Вулрих. Яхта ведь его, правда?
– Да, – ответила Элен. – Но сейчас его нет. Развлекается где-то на суше, и я не знаю, когда он вернется.
Наморщив лоб, верзила мучительно думал и наконец решил.
– Мы его подождем, – сказал он.
– И выпьем по рюмочке, – добавил его кривоногий спутник. – Вы как раз этим занимались, да?
Черт возьми, это была не моя яхта, и, возможно, оба эти парня были друзьями Вулриха или – что более вероятно – продавцами яхты, которые хотели отобрать у него судно, потому что он не оплатил очередной взнос. Меня это, во всяком случае, не касалось, поскольку я приехал сюда с одной целью – увезти Глорию.
Музыка тем временем зазвучала громче. Одинокие звуки трубы, исполняющей блюз, становились все мощнее, пока сама труба не появилась в рубке, таща за собой трубача.
Мускат Муллинс тщательно закрыл за собой дверь, оторвал инструмент от губ и в изнеможении закрыл глаза.
– Я постепенно растворяюсь, – заявил он гробовым голосом. – Понятно? Чувствую, гробовщики трут меня спиной о могильную решетку, иначе говоря, мне надо выпить.
– Я тебе приготовлю, – покорно сказала Элен. – Или, может, будет лучше дать тебе сразу всю бутылку?
– Налейте ему рюмку, леди, – поспешно вмешался экс-жокей. – Не забывайте, что здесь есть еще люди, испытывающие жажду.
Мускат покачнулся, ударившись о дверь. Густые черные волосы упали ему на лоб и закрыли один глаз, натянутая на скулах кожа выглядела как старый пергамент. У него был такой вид, словно он вот-вот отдаст концы, и это еще мягко сказано.
Элен раздала выпивку. Мускат осушил свой бокал одним глотком и, не раздумывая, снова протянул рюмку. Когда Элен наполнила ее до краев чистым бурбоном, к ней протянулись еще две руки.
После второго бокала трубач уже смог открыть глаза и обозреть тех, кто пил вместе с ним.
– Представь меня, куколка, – еле ворочая языком, пробормотал он.
– С Эйприл Мауэр ты уже познакомился, – серьезно начала Элен, и лишь в уголках губ таилось какое-то подобие усмешки.
– Если это можно назвать знакомством, – холодно заметила Эйприл. – Но я не собираюсь продолжать его.
– Лицо кажется мне знакомым, – изрек Мускат, глядя вовсе не на лицо Эйприл. – Ты та, которая выскользнула из моих рук, – добавил он.
– А это Дэнни Бойд с киностудии, где работает Глория, – продолжала Элен.
– Вот этот? – Мускат одним движением своей трубы как бы перечеркнул мое существование. – Этого выброшенного из стада одинокого легавого я и знать не хочу, – тактично добавил он.
– А эти два джентльмена, – быстро сказала Элен, – пришли сюда, ну, я точно не знаю зачем, но так и застряли здесь.
Высокий кашлянул.
– Мое имя Мэрфи, – выдавил он, – но еще меня называют Кусок Мяса. А это, – он слегка толкнул кривоногого, который стоял рядом с ним, и тот отлетел в сторону и ударился об окно рубки, – Пальчик. Нам надо поговорить по делу с этим Вулрихом.
Кусок Мяса – это было точное определение для такой мускулистой гориллы, но Пальчик? Что-то здесь мне не нравилось.
– Почему – Пальчик? – спросил я.
Коротышка вытащил из кармана кошелек и сунул его Мускату под нос.
– Ваш? – спросил он своим детским голосом.
Муллинсу стоило большого труда сфокусировать взгляд на предмете, но через какое-то время ему это все же удалось.
– Черт возьми, – фыркнул он, – да ведь это мой кошелек!
– Правильно, – заметил с ухмылкой Пальчик. – Теперь вы поняли, почему меня так зовут?
– Вам надо еще выпить, Дэнни, – сладким голосом сказала Элен. – Сегодня, кажется, не лучший ваш день.
В течение последующего часа я только и делал, что пил, все остальные, за исключением Эйприл Мауэр, следовали моему примеру. Потом Мускат снова начал солировать на своей трубе. Сперва мелодии казались мне знакомыми, потом он перешел на исполнение собственных, и я уже больше не мог разобраться в его импровизациях. Но на него, собственно, уже никто не обращал внимания. В перерывах он тоже пил, и тот, кто невзначай смотрел на него в этот момент, мог со спокойной душой подумать, что музыкант празднует свое воскрешение из мертвых.
