– Чем я могу вам помочь? – спросил остроносый белый в униформе, с вьющимися рыжими волосами, а поскольку я продолжал молчать, он добавил: – Корреспонденция принимается с девяти до шести.
– Нет-нет, – пробормотал я, пытаясь вспомнить имя нужного мне человека.
– Именно так! А теперь вам лучше уйти.
– Нет, я хочу сказать, я...
Человек в униформе попятился к скамейке у стены. Я сообразил, что там он держит резиновую дубинку.
– Олбрайт! – завопил я.
– Что?! – завопил он в ответ.
– Олбрайт! Я пришел к Олбрайту!
– А кто такой Олбрайт?
Его взгляд не смягчился, и рука продолжала шарить под скамейкой.
– Вы хотите что-нибудь передать? – спросил он, протягивая тощую руку.
– Нет. Мы договорились о встрече. – Я прямо-таки возненавидел этого человечка.
– Вы договорились встретиться? И даже не помните с кем?
– Мы условились встретиться с мистером Олбрайтом сегодня, в любое время после семи.
– Условились встретиться после семи? Но сейчас половина девятого, он, наверное, уже ушел.
– Он сказал, в любое время после семи.
Человек в униформе не унимался:
– Он дал вам записку, где указано, чтобы вы пришли в неурочный час?
Я покачал головой. Мне хотелось растерзать его на части.
– Откуда мне знать, что вы не какой-нибудь там воришка? Даже имя не могли вспомнить. А может, у вас сообщники, которые только и ждут, чтобы я вас впустил.
Меня мутило от отвращения.
– Ладно, хватит. Просто скажите Олбрайту, когда с ним увидитесь, что приходил мистер Роулинз. Скажите ему, чтобы в следующий раз он давал записку, потому что ниггеров с улицы без записки вы не пускаете.
Я уже был готов вернуться домой, решив, что в конце концов деньги можно попробовать достать где-нибудь еще.
– Подождите, – вдруг остановил меня человек в униформе, – я сейчас.
Он бочком протиснулся в одну из кремовых дверей и запер ее за собой, через несколько минут приоткрыл ее и помахал мне рукой. Впуская меня, он боязливо озирался по сторонам, видимо опасаясь моих возможных сообщников.
Дверь выходила на открытый дворик, вымощенный темно-красным кирпичом. Здесь росли три большие пальмы, их вершины подымались выше трехэтажного дома. Внутренние двери двух верхних этажей были зарешечены, и с решеток водопадом сбегали вьющиеся стебли белых и чайных роз. Было еще светло, но над крышей виднелся серп луны.
Человек в униформе открыл еще одну дверь, по другую сторону двора. За ней была уродливая железная лестница, ведущая вниз. Мы миновали котельную и попали в пустой коридор, выкрашенный грязноватой желто-коричневой краской. С потолка свисала густая бахрома паутины. В конце коридора виднелась дверь того же цвета, вся выщербленная и покрытая толстым слоем пыли.
– Вот то, что вы искали, – сказал мой провожатый.
Я поблагодарил его, и он исчез. Больше я его не видел. Мне часто приходит в голову, что люди заглядывают в мою жизнь всего на несколько минут, вздымают облачко пыли, а затем исчезают навсегда. Таким был мой отец, да и мать немногим лучше.
Я постучался в уродливую дверь. Она открылась, и я увидел комнатушку, а в ней двух мужчин странной наружности. Человек, открывший дверь, был высок и худощав, с курчавыми каштановыми волосами и с темной, как у индийца, кожей. Карие глаза были такими светлыми, что казались почти золотистыми. Его приятель, стоявший напротив двери у противоположной стены, был невысок ростом. По разрезу глаз я принял было его за китайца, но, приглядевшись к нему попристальнее, передумал. Между тем человек, открывший дверь, улыбнулся мне и протянул руку. Я думал, он хочет поздороваться, но он принялся похлопывать меня по бокам.
– Эй, приятель! Ты что? – удивился я, отпихнув его от себя.
Тот коротышка, что стоял у стены, проворно сунул руку в карман.
– Мистер Роулинз, – сказал смуглокожий с чужеземным акцентом. Он все еще улыбался. – Отведите, пожалуйста, руки немного в стороны. Это простая проверка. – Улыбка превратилась в ухмылку.
– Не давайте волю рукам. Я никому не позволю себя обыскивать.
Коротышка наполовину вытянул руку из кармана и шагнул ко мне. Смуглокожий попытался ощупать мне грудь, но я вцепился ему в руку и с силой стиснул запястье. Глаза смуглокожего сверкнули, он улыбнулся и сказал своему партнеру:
– Не беспокойся, Мэнни. Он в порядке.
– Ты уверен, Шариф?
– Да. Он парень ничего, только немного дерганый. – Зубы Шарифа блеснули между темными губами.
Я все еще сжимал его запястье.
– Мэнни, доложи, – сказал Шариф.
Мэнни опустил руку в карман и снова вынул ее, чтобы постучать в дверь. Через минуту она распахнулась, и на пороге появился Де-Витт Олбрайт. Он улыбнулся:
– Это Изи.
– Парень не хочет, чтобы до него дотрагивались, – сказал Шариф, когда я отпустил его руку.
– Оставьте, – велел Олбрайт. – Я просто хотел убедиться, что он пришел один.
– Как пожелаете, – сказал Шариф с видом очень уверенного в себе, даже слегка надменного человека.
– Вы с Мэнни можете идти, – продолжил Олбрайт. – Нам с Изи нужно кое-что обсудить.
* * *
Мистер Олбрайт сел и положил ноги в светлых ботинках на большой белый письменный стол, где стояла початая бутылка виски. За его спиной на стене висел календарь с изображением корзины с ежевикой. И больше ничего. Пол был покрыт желтым линолеумом в цветную крапинку.
– Присаживайтесь, мистер Роулинз, – пригласил Олбрайт, указывая на стул. Он был без шляпы и без пиджака. Из-под левой подмышки выглядывала белая кожаная кобура. Дуло пистолета почти касалось пояса.
– Приятные у вас друзья, – сказал я, разглядывая пистолет.
– Они вроде тебя, Изи. Когда мне требуется подкрепление, я призываю их. Существует целая армия людей, готовых за приличное вознаграждение выполнить любое поручение.
– Этот коротышка – китаец?
Олбрайт пожал плечами:
– Этого не знает никто. Он воспитывался в приюте для сирот в Джерси-Сити. Хочешь выпить?
– Конечно.
– Это одно из преимуществ человека, работающего на себя. Я всегда держу бутылку на столе. Все прочие, включая президентов крупных компаний, хранят спиртное в нижнем ящике стола, а у меня оно всегда на виду. Хотите выпить? Прекрасно. Не хотите? Дверь как раз у вас за спиной.
С этими словами он достал из ящика письменного стола два стакана и плеснул в них виски.
Меня заинтересовал его пистолет – единственный черный штрих на белом фоне его костюма.
Когда я протянул руку за стаканом с виски, он спросил:
– Так, значит, ты согласен, Изи?
– Все зависит от того, что вы имеете в виду.
– Я разыскиваю одну девушку.
Из кармана рубашки он достал фотографию красивой белой девушки и положил ее на стол передо мной. Это была черно-белая фотография, раскрашенная от руки. Подобные раскрашенные фотографии джазовых певиц обычно выставляются при входе в ночные клубы. Светлые волосы, струящиеся по оголенным плечам. Широкие скулы и голубые глаза, если только художник верно подобрал краски. Целую минуту я внимательно изучал фотографию девушки и пришел к выводу, что стоит ее разыскать хотя бы затем, чтобы она вот так же вам улыбнулась.
– Дафна Моне, – пояснил Олбрайт. – На вид неплоха, но ее дьявольски трудно разыскать.
– Я все еще не понимаю, какое это имеет ко мне отношение. Я ни разу ее в глаза не видел, – сказал я.
Олбрайт улыбнулся:
– Весьма сожалею, Изи. И тем не менее я думаю, ты мог бы мне помочь.
– Не представляю себе, каким образом. Таким женщинам вряд ли известен номер моего телефона. Вам следовало бы обратиться в полицию.
– Я привык иметь дело с друзьями или по крайней мере с друзьями моих друзей. Я не знаком ни с одним полицейским, равно как и мои друзья.
– Ну, тогда вы...
Он не дал договорить:
– Видишь ли, Изи, Дафна склонна водить компании с неграми. Она обожает джаз, поросячьи ножки и "темное мясо", если ты понимаешь, что я имею в виду.
Я понимал, но слышать это мне было неприятно.
– Значит, вы думаете, она может оказаться где-нибудь возле Уаттса?
– Вне всякого сомнения. Но, видишь ли, я сам не могу отправиться на ее поиски: я не обладаю даром убеждения. Джоппи вполне доверяет мне и сообщает все, что ему известно. Я обратился к нему за помощью, и он посоветовал мне нанять тебя.
– Так зачем же она вам?
– Один мой друг хочет попросить у нее прощения. Друг ужасно вспыльчив, они повздорили, и она ушла от него.
– И теперь он хочет ее вернуть?
Мистер Олбрайт улыбнулся.
– Не знаю, смогу ли я вам помочь, мистер Олбрайт. Как сказал вам Джоппи, два дня назад я потерял работу и должен найти другую, прежде чем получу уведомление из банка.
– Сто долларов в неделю, и плата вперед. Если завтра ты находишь ее, деньги остаются у тебя в кармане.
– Даже не знаю, мистер Олбрайт. А если я влипну в какую-нибудь историю? Что вы...
Олбрайт многозначительно прижал палец к губам:
