Бэттен сидел откинувшись в своем мягком кресле и просматривал газеты.
При моем появлении он повернул голову, но вошедшая вслед за мной горничная, не спрашивая разрешения и не ожидая вопросов, быстро проговорила:
— Он не дал мне возможности доложить вам, мистер Бэттен.
Вильс кивнул головой, горничная улыбнулась мне и исчезла.
— Не тратьте деньги, Бэттен, которые вам еще не принадлежат.
— Я могу ждать, Дип, и пока что только рассчитываю на них.
Он устроился поудобнее в кресле и, когда я сел на указанное мне место, спросил:
— Что у вас теперь на уме, Дип?
— Беннет.
— Ах, да.
— Имел ли он где-либо в банке на хранении сейф или шкатулку?
В уголках губ Бэттена заиграла сардоническая улыбка.
— Все еще ищете, Дип?
— Не готовы ли вы рыть землю, чтобы найти золото?
— Тем же самым путем вы найдете свинец.
— Не будьте столь загадочны, Бэттен.
Улыбка исчезла с его физиономии, и брови нахмурились.
— Подобного намерения у меня нет и не было.
— Давайте говорить прямо.
Он неопределенно махнул рукой.
— Намекал ли вам Беннет, что все свои сделки, деловые взаимоотношения с различными контрагентами он держит в своей голове?
— Никогда.
— Вы были только его законным советником?
— Исключительно. К его незаконным операциям, если таковые были, я не имею ни малейшего касательства.
— Вы были осведомлены, разумеется, о том, как он проводил свои операции?
Бэттен пододвинул вперед кресло и облокотился на стол.
— Знаете, Дип, имея длительный опыт, я сделал некоторые заключения, известные выводы, но уверен, что вы также пришли к тому же итогу.
— Это нетрудно, Бэттен. Все об этом говорит.
— Хорошо, но это не предмет обычных разговоров. Подобные вопросы обсуждаются в спокойной обстановке, между близкими людьми в момент, когда существуют гарантии того, что вас никто не подслушивает.
— Вы полагаете, что в данный момент подобных условий нет?
— Не в том дело, Дип. В данный момент нет самого главного. Нет темы для беседы.
— Опять загадочность?
— Вовсе нет. Повторяю, я был поверенным только в легальных, законных делах Беннета и об этих делах готов с вами беседовать. Ни о каких иных его делах, если такие, скажем, имели место, я не осведомлен.
— Был ли у него еще какой-нибудь доверенный человек, имевший доступ ко всяким его документам, кто вел бы запись операций, которые не проходили бы через ваши руки?
— Ничего подобного мне неизвестно. И вообще мне кажется, если хотите, на Беннета это не похоже.
— Это почему же?
— Видите ли, Беннет во многом отставал, во многом смотрел не вперед, а назад, он как бы задерживался на данной точке.
— Беннет? Что вы говорите, Вильс?
— Да, да. Вы хорошо его знали в прошлом, были близки с ним, и поэтому вам трудно было бы подметить эту его черту.
— Любопытно. Постарайтесь быть поточнее.
— Он обладал скорее юношеским взглядом на вещи, чем взглядом взрослого. Вот вы были в его доме. Вы там могли заметить, насколько он был привержен к прошлому. За все эти годы его вкусы не изменились. Не выветрилась из головы и юношеская романтика. Все это уживалось в нем с его давней склонностью к криминальным делам. Подобные его дела мне не известны, но такая склонность не ускользнула от моего внимания.
— Так. Возможно, Вильс, в ваших замечаниях и содержится доля истины, хотя это и мало приближает меня к цели.
Говоря так, я думал иначе. Замечания Бэттена относительно некоторых черт характера Беннета мгновенно ассоциировались с тем, что я видел в его доме и в клубе, со всем тем, что прочно привязывало Беннета к прошлому, к его юношеским годам, когда мы действовали вместе. Не осознавая еще всей важности сказанного, я почувствовал, что какой-то шаг к моей цели сделан, хотя еще, может быть, и придется основательно поразмыслить над новой мыслью, запавшей мне в голову.
Задребезжал звонок телефона, Бэттен снял трубку, нахмурился и передал ее мне.
Это был Кэт, сообщивший, что он еще не разыскал Лео Джеймса, но обследовал пока не все места, где тот мог быть. Кэт побывал также в «Вестгемптоне» вслед за копами, и ему удалось там проделать нечто большее, чем копам. При помощи парочки банкнот он договорился с клерком, ярым ненавистником копав, и тот пообещал ему припомнить номер телефона, по которому была установлена связь между Мори Ривсом и неизвестным. Клерк утверждал, что ему это будет нетрудно, так как номер содержит в себе хорошо знакомую ему рифму, которую он непременно вспомнит. Тем временем Чарли Виц пытается нащупать адрес врача, к которому с гарантией безопасности мог бы обратиться раненый Лео Джеймс.
Выслушав Кэта и сказав «о'кей», я повесил трубку и обратился к Бэттену:
— Предположим, что вы сможете представить себе, где находятся документы Беннета, до того, как я их найду. Что тогда?
— Незамедлительно сообщил бы вам. Любые соображения или догадки. Я убежден в том, что для меня гораздо более выгодно не иметь вас за спиной с револьвером, чем пользоваться сомнительными преимуществами от владения какими-то секретными документами, связанными с незаконными делами и операциями. В конце концов, Дип, жизнь много дороже любых денег.
— Превосходная мысль. Так всегда и поступайте, Бэттен.
— Это мое кредо.
— У вас есть какие-либо планы на самое ближайшее время?
— Ничего такого, что я не мог бы отложить. А что вас интересует?
— Предполагаю, что вскоре вы мне можете понадобиться, Бэттен, и я просил бы вас оставаться некоторое время в этом кресле.
— Хорошо, я буду ждать, Дип.
Я нашел в кармане листок бумаги, на котором Эллен написала мне номер своего телефона, и позвонил ей из ближайшей телефонной будки, как только покинул офис Бэттена.
Она сказала, что будет очень рада, если я приеду к ней как можно скорее. Она жила на Семнадцатой авеню, и я пообещал быть у нее минут через двадцать, попросив приготовить что-нибудь поесть.
Эллен, поджидавшая меня у дверей, выглядела еще более прекрасной, чем когда-либо. Черный бархатный халатик выгодно подчеркивал темный оттенок ее вьющихся волос, а алый кружочек ожерелья — красивый розоватый цвет ее лица.
Да, она была более чем прекрасна, и я даже остановился перед ней на какую-то пару секунд, молча ее созерцая и не зная, что сказать.
— Войдем? — сказала она, улыбнувшись.
Когда я ответил на ее улыбку, она взяла меня за руку и потащила в квартиру.
Стоя посреди комнаты, я собирался с мыслями и зачарованно смотрел на нее.
— Хотела бы я знать, Дип…
— Что именно?
— Почему вы пялите на меня глаза?
— У вас… у вас изящный халатик.
— Только и всего? Но ведь и платье мое не хуже халатика. Вот… пожалуйста.
Быстрым движением пальцев она развязала пояс, внезапно распахнула халатик и развела его полы в стороны. Прелестное домашнее платье из тончайшего голубого шелка нежными линиями обрисовало ее фигурку.
— Нравится?
— Черт возьми! Эллен, никогда больше этого не делайте.
Мой голос звучал хрипло, и я почувствовал сухость во рту.
Она подошла ко мне, и ее горячие ладони прижались к моим щекам.
— Но почему, Дип?
Она взглянула мне в глаза, и я почувствовал ее близость. У меня было много знакомых женщин, и среди них немало красивых, но ни одной подобной Эллен не было.
Я не осмелился коснуться ее и не сделал попытки использовать удобный случай. Я хотел ее оттолкнуть, но я знал, что прикосновение к ней могло привести к кризису, результаты которого могли стать весьма нежелательными.
— Дип…
— Вы уже говорили мне однажды, Эллен. Я — отрава. Сильный и опасный яд. И никто лучше вас не знает этого.
— Это не так, Дип. Этого не может быть.
Овладев собой, я отступил на шаг назад и перестал чувствовать ее нежные ладони на своих щеках.
— Со мной должно скоро кое-что случиться, Эллен, и вы будете рады этому.
Она знала, что я имел в виду, и опустила голову, уйдя в себя. Когда через секунду-две она повернула голову в сторону, я заметил на ее щеках слезинки.
— Вы думаете, что я могла бы пожертвовать всем, чтобы видеть, как вас убивают?
— Именно это я и подразумевал, и именно это вы утверждали.
— И вы, Дип, с вашим умом и проницательностью могли поверить этому?
— Не знаю. Актриса вы неплохая, а я недостаточно хороший критик. Бывают моменты, когда я совершенно не знаю, о чем вы думаете и что у вас на уме.
Эллен приподняла голову и взглянула мне в глаза. Ничего похожего на ложь и лукавство в ее прекрасных глазах не было.
— Нет, Дип. Не вам вводить меня в заблуждение. Вы хорошо знаете, что и как я чувствую, а я тоже понимаю, что вы чувствуете. Могу ли я говорить прямо?
