— Думаю, вам пора хоть кому-нибудь рассказать правду.
Она вспыхнула — слабо, как отсыревшая спичка.
— Как я могла сказать ему правду? Генри стоял совсем рядом, прислушиваясь к каждому моему слову. Я и заикнуться не смела о том, что подозреваю его...
— Ага, значит, вы его все-таки подозревали.
— Я подозревала его с самого начала, теперь я могу себе в этом признаться. Но мне было так хорошо с ним, что у меня просто не хватало духу посмотреть фактам в глаза. Я знала, что у него нет денег, а он знал, что у меня они есть. Я понимала, конечно, что это глупо — сразу выскакивать за него замуж, не выяснив, кто он и откуда. Но мне так хотелось верить, что он любит меня ради меня самой, что я сознательно закрыла на все глаза и бросилась за ним очертя голову. Я никогда бы не отдала ему тридцать тысяч, если бы не стремилась обмануть саму себя. Я, конечно, глупая женщина, мистер Арчер, но не настолько же глупая.
— Вы вовсе не глупая, Марджори, — возразил я. — Но вы чересчур уж доверяетесь чувствам, и в этом ваша беда. Быть может, вы совершили ошибку, разведясь с Джорджем, но точно такие же ошибки делают многие женщины. Или делают другую — не разводятся с «Джорджем».
— Вы ужасный циник, просто ужасный. Но то, что вы говорите, — совершенная правда. Я действительно слишком эмоциональна. Я большая эмоциональная дура, вы очень верно подметили мое главное слабое место. Из-за своих глупых эмоций я и отдала ему деньги. Я доверилась ему, потому что очень хотела довериться. Мне необходимо было верить ему, чтобы хоть немного продлить ощущение того, что у нас с ним все по-настоящему. А оно уже, видно, начинало рассеиваться.
— Когда у вас впервые появилось это чувство?
— В прошлый четверг, на следующий день после нашего приезда сюда. До этого мы останавливались в Санта-Барбаре, в отеле «Билтмор». Мы прожили там неделю, и это была настоящая идиллия. Там прекрасный большой бассейн, и Генри научил меня плавать. Генри великолепный спортсмен, и мне это так нравилось в нем. Я обожаю, когда мужчина умеет что-то делать. Он рассказывал мне, что, до того как его ранили, он был чемпионом армии по боксу. — Она заметила, что мягчеет по отношению к Генри, и оборвала себя на полуслове. Когда она заговорила снова, в голосе ее снова прорезалась нотка отвращения: — Врал, наверное, как и во всем остальном.
— До того, как его ранили? — переспросил я.
— Да, на войне. Он дослужился до полковника, пока его не уволили из-за ранения. Он жил на пенсию по инвалидности.
— Вы когда-нибудь видели его пенсионные бумаги?
— Нет, но тут он не соврал. Я видела шрам от раны.
— Где он получил ранение?
— В Германии. Он воевал в армии генерала Паттона.
— И куда он был ранен?
— О! — Она зарделась. — У него был страшный шрам внизу живота. Столько лет прошло, а рана еще как следует не зарубцевалась.
— Бедняга, — посочувствовал я.
— За ту неделю, что мы провели в Санта-Барбаре, он рассказал мне всю свою жизнь. Но уже тогда у меня возникли какие-то подозрения. Взять хоть этого официанта из «Билтмора» — он узнал Генри и окликнул его, но назвал каким-то другим именем. Похоже, он встречался с ним, когда работал в другой гостинице. Генри тогда очень смутился. Объяснил, что это не имя, а прозвище. Но ясно ведь, что прислуга в отелях не обращается к гостям по кличкам, — тут я и призадумалась.
— Как он его назвал?
— Удивительно, но я не запомнила. Хотя, может быть, еще вспомню. В общем, тогда у меня впервые появились серьезные подозрения насчет Генри. А потом, когда мы приехали сюда, он все время куда-то исчезал — объяснял, что уходит по делам, но никогда не говорил куда. В воскресенье мы из-за этого поссорились. Он опять хотел исчезнуть, а я не дала ему ключей от машины, и ему пришлось взять такси. Когда такси вернулось, я заплатила водителю, чтобы он сказал мне, куда он отвез Генри. Оказалось — к дому этого самого Даллинга. Я ждала его допоздна, однако, вернувшись, он не захотел сказать мне, что он там делал. То же самое повторилось в понедельник вечером. Он уехал, а я все ждала и ждала и в конце концов отправилась искать его к дому Даллинга.
— И вместо него нашли меня.
— И вместо него нашла вас, — улыбнулась она.
— Но лейтенанту Гери вы ничего этого не сказали.
— Ни словечка. Ведь Генри был рядом.
— Вы упомянете об этом в ваших официальных показаниях?
— По-вашему, я должна?
— Обязательно.
— По правде сказать, не знаю. — Она отодвинула свой стул от стола, встала и начала прохаживаться по мягкому ковру с индейским узором, неслышно ступая длинными стройными ногами и плавно покачивая полными бедрами. — Не знаю, стоит ли. Может быть, он действительно уехал по делам и завтра вернется, как обещал. Генри странный человек — такой скрытный, неразговорчивый.
— Значит, он все-таки сказал, что вернется завтра?
— Да, что-то в этом роде. Думаете, ему можно верить? Было бы ужасно, если бы все это оказалось ошибкой, и он действительно вернется, а здесь его ждет полиция. — Она остановилась, глядя на дверь со странным выражением покаянного ожидания на лице, точно с минуты на минуту в комнату должен был войти Генри и осыпать ее упреками за неверие в его кристальную честность, — Что мне делать, мистер Арчер? Я слишком долго собиралась, но именно об этом я и хотела с вами поговорить.
— А чего вы сами хотите? Вернуть Генри назад?
— Нет, пожалуй. Даже если бы он вернулся, я не смогла бы больше ему доверять. Я боюсь его. Дело не только в том, что он обманул меня — это я могла бы простить, если бы он возвратился, доказав, что любит меня и хочет начать все снова, с чистого листа. Но меня не оставляет ощущение, что он замешан в этом ужасном убийстве и именно поэтому так неожиданно исчез. — Она тяжело присела на край кушетки, точно у нее внезапно подкосились ноги.
— Сдается мне, я знаю, кто такой ваш Генри, — сказал я. — Тот официант в Санта-Барбаре, он его не Спидом назвал?
Она резко вскинула голову.
— Спид! Ну конечно, Спид, Я же говорила, что вспомню! Как вы догадались? Вы его знаете?
— По слухам, — ответил я. — А слухи о нем ходят самые нехорошие. Рану в живот он получил не на войне, а в стычке с гангстерами — такими же, как он сам.
— Я знала! — воскликнула она и замотала головой из стороны в сторону, так что желтые крашеные волосы хлестнули ее по щекам. — Я хочу обратно в Толидо, где живут порядочные люди. Я всю жизнь мечтала переселиться в Калифорнию, но теперь я знаю — это адское место. Разбойничий притон — вот что это такое. Кругом одни грабители, убийцы и мошенники. Я хочу вернуться к Джорджу.
— Совсем неплохая идея, — заметил я.
— Если в я только могла! Но он никогда не простит меня. Я буду посмешищем до конца своих дней. Что я скажу ему о тех тридцати тысячах? Почти сорока, если прибавить то, что я выложила за машину и потратила на всякие глупости. — Она в отчаянии мяла в руках свой кошелек из крокодиловой кожи.
— Не исключено, что вам удастся их вернуть, — сказал я. — Куда уехал Генри, вы, конечно, не знаете?
— Он ни словом об этом не обмолвился. Просто уехал, и все. Я никогда его больше не увижу, но, если все-таки увижу, я выцарапаю ему глаза. — Взгляд ее яростно сверкал сквозь завесу спутанных волос. Я не знал, смеяться мне или плакать вместе с ней.
Я посмотрел в окно, где разбрызгиватель осыпал водяной пыльцой ярко-зеленый газон.
— Писем он не получал? — спросил я. — Телеграмм? Может быть, кто-нибудь звонил или приходил в гости?
Последовала долгая пауза. Я смотрел на газон.
— Вчера ему звонили из Сан-Франциско. Я сама сняла трубку, но он велел мне уйти в спальню и закрыть дверь. Это имеет какое-нибудь значение?
— Возможно, — сказал я, вставая. — Во всяком случае, это уже что-то. Звонивший не представился? Может быть, телефонистка назвала его имя?
— Нет.
— Но вы уверены, что звонили из Сан-Франциско?
— Да, так сказала телефонистка. — Она откинула волосы с лица и выглядела уже не такой несчастной. В глазах ее появилась ледяная твердость, которой я не замечал раньше.
— Должен сказать вам, миссис Феллоуз...
— Миссис Баррон, — упрямо поправила она. — Я не была его женой на самом деле.
— Хорошо, миссис Баррон. Я думаю, вы достигнете больших результатов, если обратитесь в полицию.
— Я не могу. Ведь вся эта история сразу же попадет в газеты. Тогда уж и думать нечего возвратиться домой, понимаете?
— Если мне удастся получить ваши деньги или часть их обратно, я оставлю себе пятнадцать процентов. От тридцати тысяч это составит четыре тысячи пятьсот долларов.
— Хорошо.
— Помимо этого я потребую от вас лишь оплаты моих расходов, и ни цента больше. Обычно я беру плату за каждый день работы, но здесь случай другой.
— Почему?
— У меня есть свои причины искать встречи с Генри. И если я найду его, то поступлю с ним, как сочту нужным. Вам я не даю никаких обещаний.
